Тридцать три - нос утри...

ему казаться, что ночью их фанерный театр обязательно сгорит и его документы погибнут… Ну, температуру я сбил аспирином, но страх его оказалось никак не сбить. Встает и бормочет: “Пойду за бумажником”. Пришлось мне сказать: “Лежи спокойно, я схожу сам и принесу”.

“Честное слово?” – говорит.

“Честное слово. Только объясни, где искать”…

Ну, а слово есть слово. К тому же, проснется, спросит, а я что скажу? Извини, мол, не нашел, не принес? Он тогда опять в свою лихорадку… Может, и мальчишество это, но я пошел… Ты с годами поймешь, что мальчишки сидят и во взрослых людях, даже в стариках, только прячутся до поры.

…Винька это потом и правда понял. Когда стал большим. Но в тот момент в нем просто не было никого, кроме мальчишки. И он искренне восхитился:

– В самом деле приключение!

И лишь потом встревожился:

– А бумажник-то нашли?

– Да. Вот он…

Винька переночевал у Петра Петровича на сдвинутых стульях, на постели из старого пальто. А рано утром умчался домой.

После завтрака он не выдержал, опять прибежал к Петру Петровичу.

Виньку беспокоило: как там Ферапонт? Утром он спал и ж а ра у него не было. Но вдруг лихорадка вернулась?

Двери в доме были открыты. Петра Петровича не оказалось, наверно, ушел на работу.

Ферапонт сидел в постели, укрытый по пояс одеялом. На одеяле лежала какая-то растрепанная книжка. В руках у Ферапонта был деревянный Винькин меч. Ферапонт им помахивал.

– Здор о во, – неловко сказал Винька.

– Пр-ривет, – отозвался Ферапонт кукольным голоском. И глянул на Виньку вдоль оструганного клинка.

– Уже не болеешь?

– Все прошло. Петр Петрович велел только не вставать до обеда. И папиросы отобрал.

– Ну и правильно, – рассудил Винька. И подумал: “Если хочешь стать снова мальчишкой, зачем тебе папиросы?” Но сказать это не решился. Чтобы не сглазить.

– Надо передать Рудольфу, что ты нашелся. Он ведь в больнице. Ты знаешь?

– Да все я знаю!

– Я зайду к Нинусь, скажу ей, она передаст.

– Да Петр Петрович сам обещал в больницу сообшить, не суетись… А я, когда встану, тоже туда наведаюсь. Жалко его все-таки, расклеился мужик…

Винька украдкой, но внимательно вгляделся в лицо Ферапонта. Вчера оно казалось помолодевшим, а сегодня – такое, как обычно. Может, еще рано ждать результатов? Или что-то не получилось с колдовством?

Ферапонт, кажется, понимал уже, что ничего не получилось. Он бросил меч на одеяло, откинулся на подушку и сказал, глядя в потолок:

– Там на подоконнике сверток с твоими штанами и матроской. Возьми. Мне-то они больше не нужны… Только скажи матери, чтобы постирала, а то вдруг у меня что-то заразное.

“Мне они тоже не нужны”, – хотел сказать Винька. Но понял, что ни к чему пустые слова. Такая вдруг появилась печаль на маленьком лице Ферапонта.

Все так же глядя в потолок, Ферапонт проговорил:

– Колдовство было правильное. Просто у него не хватило сил. Потому что все во мне уже закостенело… по-взрослому… А все-таки это было хорошо…