Опасное наследство

Я прекратил барабанить мечом по жестяному горшку.

– Ты Ивайн Лаклан? – спросил я.

– Да, черт тебя побери! А ты кто?

Я смерил его взглядом. Он был не такой рослый, как Каллан, к счастью, но все же выше меня, а его обнаженный торс был мускулистый и сильный. Но Каллан учил меня, что воля и умение куда важнее мускулов.

– Мое имя Давин Тонерре, – ответил я и произнес маленькую речь, что готовил на всем пути из Баур-Кенси: – А раз ты, негодяй и подлый предатель, нанес моей матери рану, я вызываю тебя на поединок!

Наступила мертвая тишина. Ивайн Лаклан смотрел на меня холодным взглядом.

– Возьми свои слова обратно, парень! – сказал он.

Я покачал головой.

– Каждое слово – правда, – сказал я. – И никто не смеет стрелять в спину моей матери!

– Я слыхал эти враки еще раньше, – медленно произнес он. – От вестника из Кенси-клана. Почему Кенси внезапно пожелали враждовать с нами, мне неведомо… Но это ложь, проклятая ложь! Я никогда не поднимал руку на женщину, заруби себе это на носу, щенок ты этакий, а не то нам с тобой придется встретиться в Железном кругу!

Я не ожидал, что он тут же признает свою вину, но в том, как он бессовестно все отрицал, было нечто повергнувшее меня в еще большую ярость.

– Железный круг – единственное место, где я хотел бы встретиться с тобой, предатель! – прошипел я. – И да выйдет лишь один из нас живым оттуда!

Часто Железный круг всего лишь черточка, обозначенная на песке; а если мужей и оружия для этого хватает, то и круг, обозначенный мечами, воткнутыми в землю, да веревкой, натянутой от одного меча к другому. В Баур-Лаклане – знатный Железный круг из железных стержней, выкованных так, что они походят на мечи. А от одного к другому проходит тяжелая ржаво-коричневая цепь. Нарисованная ли черточка или выкованная цепь – это все едино.

Когда двое мужей входят в Железный круг, чтобы вступить в единоборство, они уже совсем в другом мире. Никто не смеет мешать им или прийти одному из них на помощь. А если оба добровольно и согласно закону вошли в этот круг, никому не дозволяется позднее мстить за то, что там произо-шло. Таким образом, если двое мужей – каждый из своего клана – бьются друг с другом, пусть даже убивают насмерть, кланы не вступают в войну друг с другом. Не будь Железного круга, происшествие, вызвавшее поединок, послужило бы причиной многих смертей, а так, в Железном круге, все обойдется одной или двумя жертвами.

Холодный взгляд серых, будто стальных, глаз неотрывно покоился на мне с той самой минуты, как мы вошли в Железный круг, хотя сигнал к единоборству еще не прозвучал. Мой живот превратился в маленький твердый ком, но мне стоило лишь подумать о матушке и о том, как близка она была к смерти, и я снова впадал в ярость. А жар ярости действовал благотворно.

По-прежнему было еще очень рано и так холодно, что видно было собственное дыхание, пар, что шел изо рта.

Все же верхняя часть туловища Ивайна была обнажена, и я тоже снял рубашку. Ясное дело, таков был обычай… Я повращал немного свой меч, чтобы согреться, повращал так, как научил меня Каллан. Ивайн лишь молча стоял, не спуская с меня глаз. Возможно, он не думал, что ему самому необходимо согреться, чтобы сразить такого щенка, как я. Вокруг нас, вне круга, стояло примерно тридцать молчаливых зрителей – все из Лакланов, из их клана. Это заставило меня оценить цепь – я понимал, что ни у кого из них не было желания помочь мне, но благодаря этой ржаво-бурой цепи они не могли помочь и Ивайну.

Вне круга стояла и Хелена Лаклан, опираясь на длинный черный посох. Седая и согбенная от старости, она проговорила неожиданно громко:

– Спрашиваю в последний раз!.. Можете ли вы разрешить спор на иной лад?

– Если он откажется от своей лжи, – пробормотал Ивайн.

Я только покачал головой.

– Ты, Ивайн Лаклан, ты стоишь здесь по своей собственной воле?

– Да!

– А ты не отступишься?

– Нет!

– Ты, Давин Тонерре, ты здесь по собственной своей воле?

– Да!

Голос мой звучал почти как всегда.

– А ты не отступишься?

– Нет!

– Тогда круг замкнут! То, что здесь произойдет, здесь и замкнется. Никому не должно ныне мешать, помогать или мстить!

Она немного помолчала, словно предоставляя нам последнюю возможность раскаяться и передумать. Казалось, будто весь Баур-Лаклан затаил дыхание.

– Да начнется ныне битва! – провозгласила Хелена Лаклан и громко стукнула своим посохом о землю.

Ивайн в первый раз поднял свой меч, и я в тот же миг увидел, что он опытный фехтовальщик. Да я другого и не ожидал. Мои ноги сами выбрали нужную позицию. Ту, что Каллан, муштруя нас, заставлял повторять до изнеможения.

«Правую ногу вперед, малец! Руку вверх!»

Его голос звучал в моей памяти. Я думал, что научился фехтовать… Но в ответ на первый же выпад Ивайна я с грехом пополам успел отразить удар, не дав рассадить себе плечо. Тут запели клинки, их дрожь передалась моим пальцам. Ивайн нанес жесткий удар, куда более жесткий, нежели Кинни, Пороховая Гузка, и столь же жесткий, как Каллан.

А то был лишь первый удар! Куда он направит следующий?

«Никогда не верь, что этот удар – последний, – вдалбливал мне в голову Каллан. – Продолжай думать! Думай о следующем и снова о следующем!»

Времени думать не было. Теперь думало мое тело, голова не успевала, ведь Ивайн, отражая мои удары, осыпал градом ударов мои плечи, голову, грудь… Будь у меня время, я бы испугался, потому как эта битва не была похожа на учение. Я вынужден был держать меч обеими руками, чтобы не выронить его, и мне пришлось забыть обо всем, даже о собственном нападении на противника, если я не хотел потерять руку или остаться без головы. Как он мог биться с подобной быстротой? Как мог без устали наносить столь могучие удары? Удары и выпады, которых я никогда прежде и не видывал. Не понимаю, как я успевал поднимать меч, чтоб он не снес мне голову.

Безнадежность, точь-в-точь как во сне, заполнила мою душу, а руки так болели, что впору было криком кричать, да и меч стал тяжелей горы. Ледяной взгляд Ивайна ни на секунду не выпускал меня из виду, и в нем ясно читалось: я для него лишь животное, обреченное на заклание, и тянуть он не будет. А я – я со всеми моими мечтами о том, чтобы отомстить за матушку и убить предателя, – я ничего не мог поделать, кроме как отражать удары и отступать, отражать удары и отступать, отражать удары и отступать, пока не почувствую холодную тяжесть ограждавшей Железный круг цепи и не смогу больше пятиться назад.

Я видел, что он улыбается, и знал: он решил, будто я уже в его руках. Следующий выпад… Он должен стать последним. Вдобавок я знал, что он выберет не какой-то там удар мечом, который я, быть может, смогу отразить, а толчок прямо в грудь. Уже три раза – еще раньше – он использовал этот толчок, и три раза я отступал назад, но теперь отступать было некуда.

Клинок выслеживал меня, как копье перед броском. Я стремительно опустился на корточки, так что сталь со свистом пролетела мимо над моей головой. И пока до Ивайна доходило, что он все еще не убил меня, я выпрямил ноги и изо всех сил ударил головой как можно яростнее в его голый живот.

– Уфф! – прозвучало в Железном круге, и он разом как бы испустил дух. Шатаясь, рухнул он на спину, а потом сел, и меч выпал у него из руки.

Теперь настал мой черед. Теперь он был животным, обреченным на заклание. Я поднял меч, чтобы нанести ему удар в горло.

И все-таки я не смог… Взгляд его серых глаз по-прежнему покоился на мне, правда, на сей раз не такой уж холодный, и я понял, что он испугался. Как раз теперь он был человеком, живым человеком, и стоит мне взмахнуть мечом – и он будет ничем! Мертвецом! Безжизненным телом!

Я опустил меч. Я мог бы заплакать. Моя мать чуть не померла по его милости, я прискакал верхом, чтобы убить его, и теперь я мог это сделать. Неужто я такой же, как Нико, жалкий трус, что не смог нанести удар, пока было время? Не смог, чтобы Ивайн, подобно Дракану, жил и в дальнейшем, принося зло множеству людей? Он заслужил смерть! Я снова поднял меч и взмахнул им, описав быструю дугу к горлу Ивайна. Железо стакнулось со сталью. Меч снова был в руке Ивайна. Я слишком долго колебался. Однако он по-прежнему сидел на земле, и на моей стороне, как и ранее, оставался перевес. Я ударил еще раз – изо всех сил.