Древний странник

— Но…

— Он снова работал всю ночь, — не уступала Марис. — Его ни в коем случае нельзя беспокоить.

— Но, Марис!.. — запротестовал Квинт. Он не мог её понять. Может быть, он ей не нравился? Иногда казалось, что он её просто раздражает.

— Дай мне, — сказала она нетерпеливо, вытянув руку вперёд. — Я передам ему, как только он проснётся.

Поколебавшись, Квинт подчинился.

— Спасибо, — сухо сказала Марис. — А сейчас иди умойся и переоденься. Не пойдёшь же ты в школу в таком виде. Господина Словотока хватит удар, и это плохо отразится на отце и на мне.

— Школа? Словоток? — смутился Квинт, — Сколько времени?

В этот момент часы Большого Зала пробили три четверти.

— Без четверти шесть, — сказала Марис. — До начала занятий пятнадцать минут.

Глава четвертая. Вельма Лесная Колючка

Воздух в кухне был горяч и удушлив. Над раскалённой плитой колебался мираж, а высокий сводчатый потолок терялся в густых клубах пара. Но Вельма всё ещё была недовольна.

— Больше жару! — пыхтела она, накачивая воздух в плиту при помощи ножных мехов, одной ногой, другой, вверх-вниз, вверх-вниз…

Сжатый воздух шипел в трубах. Пламя в плите гудело.

Марис отбросила прядь волос с блестевшего лба и подняла глаза. Продрожав всё утро на сквозняке в холодном классе профессора Словотока, теперь у неё кружилась голова от близости пышущей жаром плиты.

— Она обязательно должна быть такой раскалённой? — спросила Марис.

— Если мы не хотим… чтобы наши лепёшки… получились каменными, с трудом переводя дыхание, ответила Вельма. — Чем жарче огонь…

— …Тем легче тесто, — закончила Марис и засмеялась. Она уже много раз слышала эти слова. Это была одна из многих поговорок многих поколений лесных троллей, которые Вельма принесла с собой из Дремучих Лесов.

Она слышала их от своей матери, та в свою очередь от своей, а Вельма, у которой не было своих детей, передавала их Марис.

Вельма обернулась и увидела молодую госпожу сидящей за круглым столом, с ухмылкой от уха до уха. Она поправила передник.

— Прости меня, но я думала, что ты любишь, когда лепёшки румяные снаружи и воздушные внутри.

— Конечно, — сказала Марис.

— Но для этого нам нужно сделать две вещи, — сказала Вельма. — Первое, чтобы печь была горячей, как плавильня. Второе… — Её взгляд остановился на взбивалке, праздно зажатой в руке Марис. — Мы должны взбить смесь до пены. — Её глаза сузились. — Это — пена? — вопросила она.

Марис посмотрела в миску. Липкая масса льнула к дну.

— Не совсем, — ответила она, несколько пристыженная.

— Ну так взбивай, дитя, взбивай! — сказала Вельма. — А я присмотрю за лесными яблоками.

Марис кивнула, подхватила громадную миску, прижала её к себе и начала рьяно взбивать полужидкую смесь. С самого раннего возраста из всех пирожных, пирожков и иной разнообразной выпечки, которую Вельма готовила с ней вместе, больше всего ей нравились лепёшки с начинкой.

Прекрасные уже сами по себе, с традиционной водгисовской начинкой из лесных яблок в меду ни сливками, они были бесподобны. В этот раз Марис сама предложила сделать их для Квинта. Сейчас, когда её правая рука болела, а левая затекала, она начинала раскаиваться в своей щедрости.

— Как у тебя развиваются отношения с молодым сыном пиратского капитана? — спросила Вельма, помешивая стоящие на огне лесные яблоки.

Марис вздрогнула. Не в первый раз она подозревала, что её старая нянька умеет читать мысли. Если бы она не была уже раскрасневшейся от кухонного жара, она бы наверняка покраснела от неожиданности.

— Нормально, — сказала она.

— Более чем нормально, — настаивала Вельма. — В конце концов, с чего бы иначе мы делали ему водгисовские лепёшки с начинкой?

Марис бешено колотила венчиком смесь в миске. Брызги летели ей на лоб, на стол, на пол.

— Я же сказала. У нас нормальные отношения.

— Только ты говорила, что он, по-твоему, немного… — она накрыла крышкой булькающую в горшке смесь, — грубоват и резковат.

— Такой он и есть, — фыркнула Марис.

— Хмм, — задумчиво промычала Вельма, — твой отец, конечно же, его очень высоко ценит.

Марис надула губы:

— Правда? — Она начала с таким неистовством колотить венчиком, что здоровенная клякса угодила ей в лицо. — Ух! — вскрикнула она, когда миска выскользнула из рук и грохнулась на каменный пол. — Нет! — закричала Марис и зарыдала. — Ой, няня, — всхлипывала она. — Я безнадёжна! Я бесполезна! Я ничего не могу сделать как следует!

— Марис, конфетка моя. — Лицо Вельмы озабоченно наморщилось. Она заспешила к Марис и крепко прижала её к себе. — Ну-ну, — шептала она, вытирая лицо Марис своим передником.

— Не расстраивайся, это всего лишь немножко теста.

— Но я всё испортила! Жгучие слёзы струились по её лицу. — Теперь всё нужно делать заново. Разбивать яйца птицы-зимника, просеивать ячменную муку, молоть специи…

Вельма посмотрела на пол и покачала головой:

— Нет, не нужно. Посмотри…

К своему удивлению, Марис увидела, что миска из железного дерева упала на дно, и её лёгкое пенистое тесто не пострадало. Она подняла её, поставила на стол и вытерла глаза.

— Видишь, — сказала Вельма, взяв руки Марис в свои. — Всё не так плохо, как кажется сначала.

Марис вздрогнула. Всё не так плохо, как кажется сначала. Эти слова отозвались в её голове. Всё не так плохо, как кажется сначала. Она вырвала руки и горько засмеялась:

— Всё не так плохо!!! Конечно, не так плохо! Всё гораздо хуже! Намного хуже!

— Как? Почему? — растерялась Вельма. — О чем, во имя Неба, ты говоришь, дитя? Что хуже?

— Всё! — вопила Марис. — Я стараюсь… я стараюсь как могу. — Она всхлипнула. — Я стараюсь, а отец не замечает меня, что бы я ни делала. Я знаю, он не виноват. Он тратит так много времени на свои Великие Обязанности… Вельма, я так беспокоюсь о нём. Он, кажется, никогда не спит…

Вельма сочувственно кивала. Она хорошо знала, как сильно молодая госпожа беспокоилась о своём отце.

— И тут появляется этот! Этот наглый, самоуверенный всезнайка, сын воздушного пирата. Квинт!

— Но ты сказала, у вас нормальные отношения, сказала Вельма, потрепав её по плечу.

— Да, сказала. Так оно и есть. Но теперь у отца ещё меньше времени для меня. Только и слышно: «Квинт, можешь ли ты сделать это? Квинт, не сможешь ли ты сделать то?..» — Она отвела глаза. — Как будто у него сын, а не дочь…

— Ну, довольно, Марис! — оборвала её Вельма. — Прекрати! Я не хочу сказать, что Высочайший Академик не тратит слишком много времени на работу. Но это не значит, что он изза этого меньше любит тебя. Работа есть работа, а семья есть семья, а…

— А Квинт для него и то и другое, — перебила Марис. — Работа и семья.

— Нет, — сказала Вельма.

— Да, — сказала Марис. — Отец всё время с ним. Посылает его с поручениями, даёт ему задания… Он никогда не дал мне никакого задания! — Марис сердито подняла глаза.

— Квинт — его ученик, — мягко вставила Вельма. — Это работа ученика.

— Да, а что он сказал Шакалу Ветров? — спросила Марис, всё ещё удерживая слёзы. — «Пока Квинт здесь, он будет мне как собственный сын». Его собственный сын! Видишь! Работа и семья. Это Квинт. А где здесь место для меня?

— Марис, сокровище моё, — сказала Вельма, — извини, но ты, кажется, немножечко ревнуешь.

— Ревную? — Марис бушевала, — К этому олуху? Смешно! Я не ревнива. Я… я… — Её нижняя губа задрожала. — Я одинока, — медленно выговорила она, наконец, тихим и дрожащим голосом.

Вельма печально покачала головой.

— Ох, Марис, — Прошептала она.

— Ничего тут не сделаешь, — огрызнулась Марис. — Вот так я себя чувствую.

— Что ты чувствуешь, то и чувствуешь, как говорят лесные тролли. — Вельма похлопала Марис по плечу. — Знать, что ты чувствуешь, — это первый шаг к тому, чтобы изменить, что ты чувствуешь. Если только действительно хочешь этого.