Человек без лица

— Ты просчитываешь каждый свой шаг.

— Поэтому я до сих пор жив.

— Но как я узнаю, что за мной действительно следят? Может быть, все эти игры в шпионов только для того, чтобы меня запугать, заставить отказаться от расследования?

— Ты не узнаешь. Л я не смогу тебе это доказать. Хотя нет. Смогу. Но доказательство может стоить тебе жизни.

— Вот опять. Ты снова пытаешься меня запугивать.

Холли скрестила руки на груди и поежилась, точно от холода.

— Ты обедала?

— Нет.

— Я закажу для тебя что-нибудь поесть.

— Спасибо, что-то не хочется.

— Тебе нужно подкрепиться.

— Зачем? Страх лучше всякой диеты.

— Как насчет кофе? Или, может быть, чай?

— Как насчет имен, которые ты мне дал? Какое отношение они имеют к моей статье?

— Никакого, — покачал головой Бьюкенен.

— Что? Тогда зачем ты ко мне обратился? Чего ради я так рисковала?

— У меня не было другого выбора. Мне нужна твоя помощь.

Холли вскинула голову.

— Тебе нужна моя помощь? Что тебе может?..

— Драммонд и Томес. Важные люди, которым требуется охрана. Тебе удалось что-нибудь о них узнать?

— Зачем тебе это?

— Лучше, если ты не будешь иметь к этому никакого отношения.

— Не говори глупостей. С того момента, как мы встретились в поезде, ты все время пытаешься меня использовать. Хочешь, чтобы все было по-твоему. Должна признать, у тебя это неплохо получается, только на сей раз ничего не выйдет. Тебе нужна моя помощь? Но что я с этого буду иметь? Если твои дела не имеют отношения к моему расследованию, расскажи о них. Может быть, материала хватит еще на одну статью. Как говорится, ты — мне, я — тебе.

Некоторое время Бьюкенен смотрел на нее, затем с видимой неохотой кивнул:

— Возможно, ты и права.

— Нет, вы только посмотрите на него! Когда же ты перестанешь притворяться? Уверена, ты собрался рассказать все с самого начала, а теперь изобразил дело так, будто делаешь мне одолжение.

— Вижу, что тебя не проведешь, — примиряюще улыбнулся Бьюкенен. — Как насчет кофе?

— Чай. Раз уж ты собираешься порадовать меня своим рассказом, я бы, пожалуй, действительно что-нибудь съела.

8

— Это связано с женщиной, о которой я тебе рассказывал в Новом Орлеане, — начал Бьюкенен. — Она послала мне открытку с просьбой о помощи. Мы должны были встретиться в «Кафе дю монд». Но она почему-то не появилась.

— Твоя старая любовь, — кивнула головой Холли.

— Нет. Между нами не было ничего такого, о чем ты сейчас подумала. — Он замолчал, точно прислушиваясь к своим мыслям. — По сути дела, из-за этого начались все мои беды. Мне нужно было остаться с ней.

Бьюкенен вспомнил, каким мучительным был выбор между Хуаной и чувством долга.

Лицо Холли не изменило своего выражения, только глаза слегка прищурились, точно она взвешивала каждое его слово.

— Во время нашей последней встречи я сказал ей, что она меня совсем не знает и любит не меня, а человека, чью роль я тогда играл.

Глаза Холли еще более сузились.

— Так и есть. Ты все время играешь. Вот и сейчас я не могу понять, говоришь ли ты правду или снова пытаешься меня одурачить.

— Я говорю правду, Холли. Можешь не верить, но это один из редких моментов, когда ты слышишь от меня чистую правду. Я должен ей помочь, чтобы снова стать тем, кем я был раньше. Я хочу быть самим собой и больше никогда не меняться.

— Последствия конспиративной работы?

— Я уже сказал, что ничего не знаю ни о какой…

— Ну зачем ты так! Я вовсе не пытаюсь поймать тебя на слове. Ты не хочешь меняться? Хорошо. Но зачем все так усложняешь? Почему нужно становиться кем-то другим?

Бьюкенен не ответил.

— Ты что, не нравиться себе?

Он упорно молчал.

— Как звали твою знакомую?

Бьюкенен заколебался. Все его существо и опыт, приобретенный за долгие годы работы, приказывали ему молчать. Он приготовился солгать, но неожиданно сказал правду:

— Хуана Мендес.

— Предполагаю, вы познакомились, когда вместе выполняли какое-то задание.

— Ты сама знаешь, чего стоят твои предположения.

— Не надо быть таким обидчивым.

— За время наших разговоров ты ни разу не получила от меня информации, представляющей какой-либо секрет. Все, что я говорил о своем прошлом, — из области гипотез. Для тебя я инструктор армейского спецназа. Это все, что тебе обо мне известно. Моя работа не имеет никакого отношения к твоей статье. Поэтому хотелось бы, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок.

— Я же сказала, не надо быть таким обидчивым.

— После того как ты уехала из Нового Орлеана… — Бьюкенен рассказал Холли о том, как, прибыв в Сан-Антонио, обнаружил, что за домом Хуаны и ее родителей установлено наблюдение, и попытался найти какие-либо следы. При этом он ни единым словом не обмолвился о застреленном им «ковбое». «Драммонд и Томес». Папки с именами этих людей пропали. Хуана — специалист по безопасности. Похоже, эти двое были ее клиентами.

— Важные персоны, нуждающиеся в охране. — Холли задумчиво подошла к стулу, на котором лежала ее сумочка, и взяла ее в руки. — Я воспользовалась информационной системой в нашей редакции.

— Поэтому я тебе и позвонил. Из тех, кого я знаю, ты одна могла помочь мне так быстро.

— Знаешь что… — Она окинула его долгим изучающим взглядом. — Тебе не приходило в голову сыграть роль человека, у которого есть чувство такта?

— Что?

— Я нисколько не заблуждаюсь относительно природы наших отношений. Ты никогда не рискуешь, если не рассчитываешь извлечь из этого выгоду. И тем не менее мог бы, хотя бы из вежливости, сделать вид, что я тебе небезразлична.

— Я… Прости.

— Извинения приняты. Но если и с Хуаной Мендес ты придерживался такой же тактики, неудивительно, что у тебя ничего не вышло.

— Послушай, я пытаюсь исправить ошибку…

— Посмотрим, смогу ли я тебе помочь, — заговорила Холли после короткой паузы. — Драммонд и Томес. У меня были свои подозрения на этот счет, но я решила всех хорошенько проверить, прежде чем делать какие-либо выводы.

— Драммонд — скорее всего Алистер Драммонд, — вставил Бьюкенен. — Это имя сразу приходит на ум. Богатый, известный, влиятельный. Как раз то, что нужно…

— Никаких возражений. Я смотрела: он единственный Драммонд, который нам подходит.

Холли достала из сумочки книгу и папку с бумагами.

— Почитаешь перед сном. Жизнеописание Драммонда и несколько последних статей о нем. Я не взяла его автобиографию — от нее мало толку: сплошная самореклама. Как видишь, мне не удалось отыскать никаких фамильных скелетов в чулане. Впрочем, когда речь идет о Драммонде, выражение «скелет в чулане» может употребляться не только в переносном смысле.

— Как насчет Томес?

— Со вторым именем пришлось повозиться. Мне самой больше нравится Фрэнк Синатра.

— Какое отношение имеет Синатра?..

— Джаз. Биг-бэнд. Тони Беннет. Билли Холидей. Элла Фитцджеральд.

— Я все еще не пойму, при чем тут…

— Любишь Пуччини?

Бьюкенен непонимающе уставился на нее.

— Верди? Россини? Доницетти? Никакой реакции. Попробуем названия: «Травиата», «Лючия ди Ламмермур», «Кармен». Ну как?

— Оперы, — узнал Бьюкенен.

— Молодец, возьми с полки пирожок. Оперы. Как я догадываюсь, ты не поклонник классической музыки.

— Видишь ли, мои музыкальные вкусы… — Бьюкенен замялся. — Одним словом, я вообще ничего не понимаю в музыке.

— Да брось ты, все любят какую-то музыку.

— Мои персонажи тоже.

— Что?

— Люди, которых я изображаю… «Хэви метал». Песни в стиле кантри. Блюзы. Просто мне по легенде никогда не приходилось быть любителем оперного пения.

— Ты меня пугаешь.

— Уже целую неделю я думаю о себе как о человеке, которого зовут Питер Лэнг. Ему нравится Барбра Стрейзанд.

— Нет, правда, ты меня по-настоящему пугаешь.

— Я говорил тебе, что все время меняюсь. — Губы Бьюкенена-Лэнга искривились в странной улыбке. — Но любителем оперы я никогда не был. И, можешь поверить, если бы пришлось, сейчас бы прочел тебе целую лекцию. Что общего между оперой и фамилией Томес?