Ганнибал

На пятящемся задом автопогрузчике в хранилище въехал Карло. Вместе с Пьеро они подняли и перетащили валёк с доктором Лектером на вильчатый рычаг и вдели в укрепленную на нем скобу, перед кабиной. Томмазо стоял с винтовкой на готове. Теперь доктор сидел на рычаге, с растянутыми на вальке руками; ему растянули и ноги, привязав каждую к одному из зубцов рычажных вил.

Корделл ввел внутривенную иглу в тыльную поверхность кистей доктора Лектера, закрепив иглы двойным пластырем. Ему пришлось встать на тюк сена, чтобы подвесить бутыли с плазмой на автопогрузчик по обе стороны от доктора. Затем он отошел подальше – полюбоваться своей работой. Как странно видеть доктора растянутым вот так, с иглами в ладонях… будто пародия на что-то, очень смутно забрезжившее в памяти. Корделл наложил турникеты со скользящими узлами чуть выше колен доктора Лектера, приспособив к ним шнуры так, чтобы их можно было из-за забора затянуть и не дать доктору умереть от потери крови. Сейчас затягивать их было нельзя: Мэйсон придет в ярость, если ноги у Лектера занемеют и утратят чувствительность.

Пора спустить Мэйсона вниз. Внести в фургон. А в фургоне, стоявшем все это время за амбаром, холодно. Да еще эти сарды оставили там свой вонючий ланч. Корделл выругался и выкинул их переносной холодильник из машины прямо на землю. Придется около дома вычистить чертов фургон пылесосом. И как следует проветрить. Проклятые сарды курили в машине, а он ведь им это строго-настрого запретил. Зажигалку в гнездо вставили, а провода от монитора, ловившего сигналы маячка, так и бросили висеть на щитке. Вот кретины.

ГЛАВА 86

Старлинг выключила в салоне свет и, прежде чем открыть дверь, потянула рычажок, отпирающий багажник.

Если доктор Лектер действительно здесь, если ей удастся его заполучить, она, возможно, сумеет надеть на него наручники и сковать ноги, уложить в багажник и отвезти в окружную тюрьму. У нее с собой были четыре пары наручников и моток веревки – она свяжет его по рукам и ногам так, чтобы он и двинуться не мог. И лучше пока не думать о том, какой он сильный.

Гравий аллеи подмерз – она сразу же почувствовала это, стоило ей спустить на дорогу ноги. Старый «мустанг» застонал, расправляя пружины, освобожденные от тяжести ее тела.

– Не можешь не жаловаться, старый ты сукин сын, – чуть слышно прошептала она своему любимцу. И вдруг вспомнила, как разговаривала с Ханной – лошадью, на которой уехала во тьму, с фермы, где забивали ягнят… Дверь машины она лишь слегка прикрыла. Ключи засунула в тугой карман брюк, чтобы не звенели.

Вечер был ясным, луна в первой своей четверти освещала аллею, и Старлинг могла идти без фонарика там, где кроны деревьев не скрывали небо. Она попробовала было идти по краю дороги, но обнаружила, что он неровный и гравий там рассыпается под ногами. Гораздо тише получается, если идти по убитой колее, глядя вперед, и, чуть повернув голову в сторону, боковым зрением определять, как расположена аллея. Старлинг шла, словно утопая в мягкой тьме, – ей слышно было, как хрустит гравий под ногами, но дорогу она не видела.

Особенно трудно пришлось, когда она перестала видеть «мустанг», только ощущала его присутствие где-то у себя за спиной. Ей не хотелось уходить от машины.

Она вдруг почувствовала, что она – женщина, что ей уже тридцать три, что ее служебная карьера рухнула, что ружья у нее нет и что она совершенно одна в темном ночном лесу. Она сейчас видела себя очень четко, видела зарождающиеся морщинки у самых уголков глаз… Ей отчаянно хотелось вернуться к машине. Шаги ее замедлились, ей было слышно, как громко она дышит.

Каркнула ворона, ветер сотряс безлистые ветви над головой Старлинг, и тут раздался вопль, разодравший вечернюю тьму. Вопль такой ужасающий, такой безнадежный, то взлетающий на недосягаемую высоту, то словно падающий в пропасть, и закончившийся мольбой о смерти … голос был такой сорванный, хриплый – он мог принадлежать кому угодно. «UCCIDIMI!» И снова вопль.

От первого вопля Старлинг застыла на месте, второй заставил ее броситься вперед бегом, пробиваясь сквозь мрак; пистолет ее так и остался в кобуре, незажженный фонарик она держала в одной руке, другую вытянула во тьму перед глазами. Нет, Мэйсон, нет! Ты не посмеешь. Нет! Быстрей, ну же! Быстрей! Она обнаружила, что может держаться утрамбованной части дороги по звуку собственных шагов или ощущая, как на обочинах – то справа, то слева – рассыпается гравий. Аллея свернула и потянулась вдоль забора. Прекрасный забор, из сварных труб, футов шесть высотой.

Послышались рыдания, исполненные страха, мольбы и снова – нарастающий вопль, а где-то впереди, за забором, Старлинг расслышала какое-то движение в кустарнике, затем топот бегущих ног – более легкий, чем перестук лошадиных копыт, да и ритм явно более быстрый. И тут она услышала хрюканье. Не узнать его было невозможно.

Отчаянные крики все ближе, кричит, несомненно, человек, но голос искажен и поверх него – однотонный взвизг; он длился всего секунду, но Старлинг поняла – это либо запись на пленку, либо голос, усиленный микрофоном. И вот – свет сквозь деревья и силуэт огромного амбара. Старлинг прижалась лбом к холодному металлу забора – посмотреть, что за ним. Темные тени мчались вдоль него, длинные, высокие – человеку до бедра. Напротив, ярдах в сорока – торец амбара с огромными, настежь раскрытыми воротами; торец отгорожен барьером, в барьере – ворота из двух горизонтальных створок, а над ними – вычурное зеркало; оно помещено так, что отражает свет из амбара, ярко высвечивая небольшой клочок земли. На освещенной траве перед амбаром – коренастый человек в шляпе держит микрофонный журавль с магнитолой. Одно ухо он прикрыл рукой, чтобы приглушить исходящие из магнитолы вопли и звуки рыданий.

И вот из кустарника появляются они – дикие свиньи, с ужасающими яростными мордами, словно мчащаяся стая волков, длинноногие, мощногрудые, поросшие грубой серой щетиной.

Карло бросился прочь и захлопнул за собой створки ворот, когда свиньи были от него ярдах в тридцати. Они встали полукругом, в нетерпеливом ожидании, их огромные изогнутые клыки торчали вверх, приподнимая им губы в постоянной ухмылке. Словно форварды в ожидании мяча, они то подавались вперед, то замирали на месте, толкались, ворча и щелкая зубами.

Старлинг в свое время повидала не так уж мало домашних животных, но ничего, подобного этим свиньям, видеть ей не приходилось. Их отличала какая-то дикая красота, изящество, стремительность. Они не спускали глаз с открытых ворот амбара, толкаясь, то бросаясь вперед, то снова отступая, но морды их были неизменно повернуты к барьеру, перегородившему его открытый торец.

Карло сказал что-то через плечо и исчез в глубине амбара.

Внутри амбара стал виден пятившийся задом фургон. Старлинг сразу же узнала серую машину. Фургон остановился близ барьера, под углом к нему. Из фургона вылез Корделл и отодвинул боковую дверь. Прежде чем он выключил плафон освещения, Старлинг разглядела в салоне Мэйсона, простертого внутри прозрачного панциря респиратора. Он был приподнят на подушках, длинные волосы, заплетенные в косу, свернуты кольцом на груди. Место в первом ряду, у самой арены. Над воротами амбара зажглись прожекторы.

С земли у своих ног Карло поднял что-то, что Старлинг поначалу не разглядела. Похоже было на чьи-то ноги или даже на нижнюю половину тела. Однако, если это так, Карло должен обладать неимоверной силой. Старлинг даже испугалась – не ноги ли это доктора Лектера, но ноги гнулись неправильно, суставы не позволили бы им гнуться таким образом. Это могли бы быть ноги доктора Лектера только в том случае, если бы его колесовали и потом заплели. А вдруг? Эта мысль пришла ей всего на один, но очень тяжкий миг. Карло крикнул что-то в глубину амбара. Старлинг услышала, как зарокотал мотор.

В поле зрения возник автопогрузчик: за рулем – Пьеро; впереди – доктор Лектер, высоко поднятый на вильчатом рычаге, с руками, растянутыми на вальке; с обеих сторон над руками – бутыли для внутривенного вливания, они болтаются в такт движению машины. Доктор Лектер поднят высоко, так, чтобы он мог видеть голодных прожорливых свиней, мог знать, что его ждет.