Плавучий город

— Ты хочешь сказать, что он был параноиком, — с презрением произнес Усиба.

— Многие считали, что он сумасшедший. Не знаю, так ли это, но излишняя подозрительность всегда свидетельствует о психической болезни. — Тёса на секунду задумался. — Так или иначе, Кодзо стал следить за женой Линнера. Она, должно быть, заметила, что ее преследует белая «тойота», запаниковала и врезалась в грузовик.

— Стало быть, она погибла случайно?

— Не совсем. Если вдуматься, в ее смерти виноват Николас. Жизнь, которую он избрал, — вот что ее убило. Его жена стала всего бояться, постоянно оглядывалась, шарахаясь от собственной тени.

Дайдзин рассмеялся неприятным смехом:

— Ты представил в любопытном свете это скверное дельце!

— Меня беспокоит Николас Линнер. Он очень опасен и опытен. Все оябуны боятся его.

— Но только не ты, а? — насмешливо произнес Усиба.

— Я больше других, — Тёса подлил себе еще чаю, стараясь не обращать внимания на чашку Усибы, наполненную молоком, — но в отличие от большинства я обеими ногами стою на земле и уважаю ненависть, которую Линнер питает к якудзе.

— Не позволяй себе руководствоваться чувством личной мести в ситуации, которая и без того является достаточно сложной.

— Ты так думаешь? — Акира внимательно посмотрел на гостя. — У меня есть очень веские причины для того, чтобы разыскивать Линнера. Дело в том, что Оками прознал о заговоре, который я затеял с целью его устранения, и отреагировал на это весьма неожиданным способом: обратился за помощью к Николасу Линнеру.

Усиба покачал головой:

— Да нет, ты ошибаешься! Николас презирает всех из якудзы и никому из них не станет помогать.

— Однако в глубине души Николас — истинный японец, каким был и его отец, полковник Линнер. Эта семья многим обязана Оками, и Николас выполнит свой долг — защитит Микио. Я уверен, что кайсё жив и Николас придет ему на помощь, поэтому его следует уничтожить.

— Я запрещаю тебе трогать Линнера!

— Ты? Запрещаешь мне? — Акира насмешливо посмотрел на Наохиро.

— Прислушайся к голосу разума. Кодзо пытался убрать Линнера — и что из этого вышло? Томоо мертв. И не думай, что ты умнее Кодзо и тебе удастся перехитрить Линнера.

— Да, он — крепкий орешек, но всего лишь человек, а не Бог. И как всякий человек — уязвим...

— Ты подвергнешь опасности Годайсю, все наше дело только для того, чтобы показать свою силу и ловкость. У тебя просто больное самолюбие. Лечи его в постели, доказывай женщинам, что превосходишь других.

Усиба потушил сигарету и подошел к окну. Ему не хотелось думать о Николасе Линнере и о том, что замышляет против него Тёса. Он стал разглядывать город и еще раз убедился, как изменилась Япония благодаря и его политике тоже. Превратилась в высокоразвитую, могущественную страну. И все же Наохиро подумал: «Все происходит слишком быстро. Япония, будто ребенок, который научился бегать прежде, чем смог ходить, и теперь спотыкается, делая неестественные усилия, чтобы перегнать Запад». Затем он повернулся к оябуну.

— Линнер не похож на других людей.

— А, ерунда! Знаю я, почему он так сильно ненавидит якудзу. Это и станет его ахиллесовой пятой.

Но Усиба уже опять думал о другом: «Беда в том, что после всех этих скандалов, связанных со взятками и незаконными платежами корпораций чиновничьему аппарату, человек с улицы, обыватель, считает, что мы вполне заслуживаем все то, что сами на себя навлекли, — и он прав в этом своем мнении». Хотя ладно, наплевать. Что ему-то, собственно говоря, беспокоиться? У него есть Годайсю, и какие бы потрясения и бедствия ни угрожали Японии в будущем, они не затронут Годайсю. Люди, заключившие соглашение с Годайсю, которая была организацией глобального масштаба, привлекали активы со всех уголков земли и были застрахованы от любых, даже кратковременных неудач, тем более от вмешательства какого-то там Николаса Линнера. Если Тёса сказал, что у него есть способ нейтрализовать этого человека, пусть делает, что хочет, мешать он ему не будет.

Тёса предложил другу еще молока, но Усиба отказался. Какой в молоке толк? Все думали, что у него язва желудка, только он сам знал, что болен раком. Он просто морочил голову своим соратникам. Узнай они, что у дайдзина рак, быстро бы избавились от него и лишили работы.

— Одно я знаю наверняка, — проговорил Тёса, — теперь, когда ушел Оками, у Годайсю появились большие возможности для достижения своих целей.

— Да, это правда, — ответил Усиба и начал размышлять вслух. — Но почему-то Оками потерял веру в организацию, которую сам же создал. Почему? Я задаю себе этот вопрос снова и снова. Он всегда был патриотом, понимал, что нужно остановить и заблокировать моральное разложение, которое подтачивало нацию с тех самых пор, как американцы принудили нас принять конституцию, написанную для нас.

— Ну почему тебя это волнует? Оками — это история, он уже в прошлом. Теперь не имеет значения, что он там думал. Надо смотреть в будущее. Это наша карма, друг мой, мы уже близки к победе, я чувствую ее приближение всем своим существом.

— Хотел бы я в это верить так же, как ты, — пожал плечами Усиба, — но у нас есть еще множество проблем, которые надо решить. Нашему будущему угрожает то, что американцы лидируют в области телекоммуникаций и производства оптических приборов из стекловолокна. В двадцать первом веке главную роль будут играть те компании, которые смогут передавать информацию быстрее и с большей эффективностью, чем сейчас.

— Вот и еще одна причина опасаться Линнера, — перебил Акира. — Его компания «Сато-Томкин Индастриз» имеет множество патентов на право владения технологиями в области телекоммуникаций, а мы об этом можем только мечтать. Сейчас «Сато-Томкин» работает в континентальном Китае, в Индии и Малайзии, занимается там укладкой стекловолоконного кабеля. В один прекрасный день эти страны превратятся в наших соперников.

— Я еще раз предупреждаю тебя: Линнер — ниндзя и он чрезвычайно умен, — предостерег приятеля Усиба. — Я пробовал было пригрозить ему, но это не возымело действия. Я думаю, он не боится не только нас, но и тех, кто куда более силен.

— Предоставь этого человека мне...

— Нет, мой долг защищать интересы Годайсю. Преследовать Николаса Линнера — значит, рисковать всей организацией. Нельзя вовлекать его в наши дела...

— Он защитник Оками, — возразил Тёса. — Он уже вовлечен.

Они сидели в автобусе, ехавшем в никуда. Или так, по крайней мере, казалось Николасу, сидевшему рядом с Бэй. Старый драндулет, который лет двадцать назад, должно быть, смахивал на автобус, подскакивал на дороге, изборожденной рытвинами. Внутри автобуса воняло животными и мочой; при каждом толчке около дюжины запертых в клетки цыплят начинали громко пищать, что заставляло желтую птичку прыгать от страха. Птичка эта сидела в крошечной бамбуковой клетке, свисавшей с потолка автобуса рядом с головой шофера. Николас слышал, что Вьетнам был единственной страной, где люди брали птиц на прогулку, а на обед ели собак. Синдо предупреждал его, чтобы он никогда не спрашивал, что за мясо ему подают.

Возможно, что этот четырехколесный катафалк использовался в качестве грузовика для перевозки всех этих цыплят на рынок, поскольку кроме них других пассажиров, принадлежавших к роду человеческому, в автобусе не было и никто не сел в него на всем пути. Каким образом Бэй узнала про это транспортное средство, Николасу было совершенно непонятно, но тем не менее автобус ожидал их в трех кварталах от того места, где девушка привязала лодку. Двадцатью минутами позже они уже были за пределами Сайгона, продвигаясь куда-то в юго-западном направлении. Бэй сказала, что их путь лежит в Железный Треугольник.

Под этим названием, как он догадался, Бэй подразумевала Ку Чи. Тридцать лет назад этот район приобрел дурную славу из-за того, что там была целая сеть многоярусных подземных тоннелей, которые тянулись на многие мили. Эти подземные тоннели давали возможность партизанам-вьетконговцам держать под контролем всю территорию, расположенную в радиусе шестидесяти пяти миль от Сайгона. Вьетнамцы начали строить тоннели еще в сороковых годах, во время войны с французами. В спрессованном красноземе, покрывавшем территорию района, было очень легко и удобно рыть эти тоннели. Многие десятилетия сеть тоннелей расширялась и обновлялась, пока не достигла границы с Камбоджей.