Исчезновение

— Да, — кивнул Берт. — А что дом?

— Будет вполне естественным… О, телефон звонит… Алло? Доктор Брюйер? Мне крайне необходимо попасть к вам на прием как можно раньше. Видите ли…

Фаррингтоны были очень милой семьей, особенно когда дело касалось пикников.

Мэрион упаковала корзину с едой, а Бет — корзину с вином и другими напитками. К Черному Мысу — отдаленному безлюдному месту среди скал — машину вел Дик. Громадные вечнозеленые растения создавали атмосферу церковного покоя и полумрака. Дик с нежностью помогал Джинни преодолевать трудные участки пути. Его пальцы ласкали ее обнаженные руки, когда он усаживал ее возле самого края скального обрыва. Ярко светило солнце. Далеко внизу океанские волны с грохотом обрушивались на утесы. Кричали морские чайки, воздух был пропитан запахом соленых водяных брызг. Джинни глубоко вздохнула.

— Пахнет свежестью и чистотой, — прошептала она. — Я даже забываю об ужасах прошедшей ночи.

Ее глаза затуманились, однако восхищенный взгляд Дика вернул ей хорошее настроение. — Но я больше не буду говорить об этом. Давайте есть. Я проголодалась!

Они пообедали. Берт рассказывал смешные истории о своих странствиях по Европе, впрочем, не упоминая того, что в Европу ему пришлось отправиться из-за растрат в США. Мэрион остроумно, но с некоторой насмешкой и недоброжелательностью повествовала об обитателях городка. Дик сидел рядом с Джинни и удерживал ее руку в своей всякий раз, когда ему удавалось это сделать. Время от времени он низко наклонялся к ней и шептал на ухо, что она очаровательна Джинни заливалась краской, глаза ее смеялись, и походила она более чем когда-либо на ребенка в самый счастливый день его жизни.

Солнце садилось за соснами. Удлинялись тени. В воздухе растекалась прохлада.

— Почему бы вам не погулять вдвоем? — спросила Мэрион. — Мы бы с Бертом прибрались пока.

Дик сразу же вскочил на ноги, помогая Джинни.

— Пойдем, — сказал он весело, — займемся исследованием.

Джинни со смехом позволила увлечь себя. Дик взял ее маленькую руку в свою большую.

— Славный денек, — сказал он, широко поведя свободной рукой. — Тебе нравится?

— Конечно. Только, когда я гляжу на море, мне вспоминается Алиса.

— Я знаю, — Дик посерьезнел. — Она любила море, слишком любила. Невозможно было вытянуть ее из воды.

— А ты любил ее, Дик? — спросила Джинни.

— Очень, — ответил Дик, кивая головой. — Это были счастливейшие три недели моей жизни. Затем Алисы не стало.

— Она тоже любила тебя, — сказала ему Джинни. — Нужно было видеть ее лицо, когда она сообщила мне, что выходит за тебя замуж. Оно до неузнаваемости переменилось. Она не могла понять, что ты нашел в ней. Ведь она была такой простушкой.

— Простушкой? — Дик возмутился. — Я никогда не думал о ней, как о простушке. Для меня она была восхитительна, восхитительна…

— А я всегда считала, что она достаточна скучна, — откровенно призналась Джинни. — Все, что она могла делать, — так это плавать. Она неправильно говорила, не любила книги, музыку…

— Я прошу тебя, Джинни! — в голосе Дика неожиданно появилась резкость. — Ты забываешь, что мы любили друг друга. Мне становится грустно, когда я вспоминаю о ней. И мне до сих пор ужасно-ужасно не хватает ее.

— Я понимаю. Извини меня, Дик, — поспешно раскаялась в своих словах Джинни. — Посмотри — по-моему, впереди какой-то дом.

— Заброшенный дом! — воскликнул Дик. — Может, в нем водятся призраки?

Огромный дом, на который они набрели в чаще леса, был выкрашен в мрачный коричневый цвет. Часть крыши провалилась. Широкая веранда просела. Большинство окон было выбито. Безрадостное запустение царило вокруг.

Джинни глубоко вдохнула воздух.

— Мне здесь не нравится, — сказала она. — Давай уйдем, Дик.

Но Дик завладел ее рукой и с мужской настойчивостью тянул к этим полуразвалинам.

— Заглянем туда, — уговаривал он, — поприветствуем призрака. Интересно ведь, что мы обнаружим.

Джинни пробовала остановить его, но волей-неволей, почти бегом, последовала за ним.

— Дик, мне страшно. Так темно и угрюмо. Как в моем ночном кошмаре…

— А-а, это только сон. Не будь ребенком, Джинни. Пойдем, посмотрим, что внутри.

Джинни неохотно поднялась за ним на веранду, которая закачалась и начала потрескивать под ногами. Через дверной проем (дверь отсутствовала) они заглянули внутрь. Там владычествовали тьма, запах покрытой плесенью штукатурки и источенной термитами древесины, постукивающие звуки крысиных зубов, странные поскрипывания и шорох.

Джинни вздрогнула:

— Умоляю, Дик! Мне так страшно! Я знаю, что это противоречит здравому смыслу, но, пожалуйста, уйдем отсюда.

— Было бы хуже всего — дать страху завладеть тобой. Пойдем!

Дик подтолкнул ее, и они вместе вошли в дом.

Внутри было совсем темно. Но они смогли рассмотреть дыры в штукатурке, пятна гнили на стенах, разрушенную лестницу, ведущую наверх, и — веревку, которая свисала с заржавленного крюка на потолке.

Это была старая, потертая веревка, но, казалось, она плавно скручивалась и извивалась, как будто живая, как будто изголодавшаяся и… ждущая. На конце ее была петля.

— Мой сон! — в ужасе закричала Джинни. — Все так и случилось: этот старый дом — эта комната — веревка. Дик! — Она с усилием дернула руку, пытаясь освободиться. — Бежим отсюда!

Но Дик держал ее крепко.

— Не глупи, — сказал он. — Вот способ излечиться от твоей болезни. Подойди, потрогай веревку, убедись, что это обычная старая веревка, которую кто-то подвесил здесь и забыл снять.

— Нет, нет же! Посмотри, как она извивается!

— Ясное дело. Здесь сквозняк — разбиты все окна.

И Джинни почувствовала, как какая-то сила почти приподняла ее, перенесла через скрипучие половицы и поставила под раскачивающуюся петлю, напоминавшую открытую кровожадную пасть.

— Джинни, — мягко и нежно сказал Дик, — вот старая табуретка. Стань на нее и продень голову в петлю. А затем сними ее. Сделай так и тебя больше никогда не будут преследовать кошмары. Ты перестанешь бояться их. Я обещаю тебе.

— Нет, я не могу, — Джинни затряслась и вдруг, с неожиданным решительным усилием, вырвалась из рук Дика. — Я не могу!

— Ты должна, Джинни, — на этот раз это был голос Мэрион. Каким-то образом Мэрион и Берт материализовались в дверном проеме, как два неясных очертания, прорезающихся из деревянной заготовки. Через мгновение они оказались рядом с Джинни, окружив ее и подталкивая к петле. Она стояла внутри этого круга, отчаянно дрожа, как дикий зверек, попавший в западню.

— Это для твоего же блага, девочка, — голос Мэрион звучал ласково, едва ли не убаюкивающе.

— Это поможет тебе преодолеть заболевание. Так посоветовал доктор. Дик, подставь табурет. А ты, Берт, приподними ее.

Вскоре они втроем водрузили Джинни на табуретку, набросили петлю на шею и туго затянули веревку. Сгрудившись вокруг девушки, как гадкие, безобразные тени, они удерживали ее так, что она не могла пошевелиться и лишь непроизвольно дрожала всем телом.

— Вы хотите убить меня, — сказала она, взглянув на них сверху своими огромными глазами, выделявшимися на фоне побледневшего маленького лица. — Вам нужно убрать меня со своей дороги. Поэтому вы хотите убить меня. И Алису вы тоже убили. Я читаю это в ваших глазах.

— Да, проклятая надоедливая девчонка, — взорвалась Мэрион. — Я подложила ей успокоительное в кофе перед тем, как она отправилась купаться. Но мы не собираемся убивать тебя, детка. Ты сама убьешь себя. Ты легко поддаешься переменам настроения, у тебя склонность к самоубийству. Прошедшей ночью тебя мучили кошмары. Сегодня ты пошла гулять, обнаружила этот старый дом, нашла веревку, привязала ее к крюку на потолке и сделала все, как было в твоем сне. Ты сама убила себя. Нам следовало бы присматривать за тобой, но тот нас ускользнула и в припадке меланхолии покончила с собой.

— Дик, убери табурет. Ты, Берт, потихоньку опускай ее. Все должно выглядеть естественно. Пусть схватится за веревку руками — кожа должна быть содрана — в борьбе за жизнь инстинктивно так делают все. Она скоро успокоится.