Книга убийств

Хансен допил второй бокал виски.

— Продолжайте, — предложил Майло.

Хансен посмотрел в пустой бокал, словно рассчитывая что-то найти на дне, но покачал головой и поставил бокал на журнальный столик.

— Он рассказал мне, что у них была грандиозная вечеринка, где-то в Бель-Эйр, в пустом доме…

— Кому он принадлежал?

— Он не сказал, я не спрашивал, — ответил Хансен. — Я не хотел знать.

— А почему? — спросил Майло.

— Потому что переехал и давно забыл о них…

— Что Чепмен рассказал о вечеринке? — резко спросил Майло.

Хансен молчал. Он отвел глаза в сторону. Мы ждали.

— О Господи! — пробормотал он.

— Да, действительно, — сказал Майло. Хансен схватил бокал.

— Мне бы не помешало…

— Нет, — резко возразил Майло.

— На вечеринке была убита девушка. Мне необходимо выпить.

— Как звали девушку?

— Я не знаю!

Радужная оболочка глаз Хансена стала влажной, напомнив мне болотную зыбь.

— Вы не знаете, — повторил Майло.

— Люк лишь сказал, что ситуация вышла из-под контроля, все ужасно надрались и принялись выделывать разные штуки с девушкой, а потом все потеряли голову — а девушка вдруг оказалась мертвой.

— Выделывать разные штуки, — угрюмо повторил Майло. Молчание.

— Вдруг? — не унимался Майло.

— Так он сказал, — пробормотал Хансен.

— А от чего произошла эта нежданная смерть, Ник? Хансен прикусил губу.

— Ну, давай! — рявкнул Майло.

Хансен вздрогнул и вновь принялся крутить в пальцах бокал.

— Пожалуйста — я не знаю, что произошло, — Люк не знал, как это получилось. В том-то все и дело. Он был смущен, потерял чувство реальности.

— А что он рассказал о девушке?

— Он сказал, что Вэнс ее связал, и они с ней развлекались, а потом вдруг потекла кровь. Кровавая сцена, как в фильмах ужасов, которые мы часто смотрели, когда учились в школе. «Намного хуже, Ник, — сказал Люк. — Это намного страшнее, когда кровь течет по-настоящему». Мне стало тошно, и я сказал: «Какого черта, о чем ты говоришь?» А Люк продолжал лепетать что-то невнятное, постоянно повторяя, что они попали в настоящую задницу.

— Кто?

— Они все. «Королевская рать».

— А имя девушки он так и не назвал?

— Он сказал, что никогда ее раньше не видел. Ее знал Вэнс, он ее заметил и притащил. В буквальном смысле. Положил на плечо и принес в подвал. Она почти ничего не соображала.

— В подвал дома, в котором была вечеринка?

— Да, именно там они… развлекались с ней.

— Развлекались с ней, — повторил Майло.

— Я стараюсь точно повторять то, что говорил Люк.

— А Люк принимал участие в изнасиловании? Хансен пробормотал что-то невнятное.

— Повторите, — резко приказал Майло.

— Он не знал наверняка, но потом сказал, что, наверное, да. Он и сам плохо соображал — был под кайфом. Как и все остальные. Он плохо помнил подробности, только повторял, что это было настоящим кошмаром.

— Особенно для девушки, — заметил Майло.

— Я не хотел ему верить, — продолжал Хансен. — Я приехал из Йеля всего на десять дней. Мне совсем не хотелось слушать бредовые истории Люка. И я пришел к выводу, что случившееся ему просто приснилось — нечто вро; галлюцинации. К тому же Люк постоянно был под кайфо?

— Вы говорили, что он просил вас о помощи. О како помощи шла речь?

— Он не знал, что ему делать. А мне самому тогда был двадцать два года — какой совет я мог ему дать? — Пальщ Хансена вцепились в бокал. — Он выбрал ужасно неудач ный момент для визита. Специалисты говорили, что у мен есть талант, и мне удалось достойно поговорить с отцом. 1 то время мне были совсем не нужны всякие… ужасы. Я име. право не принимать в этом участия. И не понимаю, почем вы полагаете…

— И вы просто отмахнулись от него, — заявил Майло. –Что вы сказали Люку?

— Нет, не так, — возразил Хансен. — Я не отмахивался а предложил Люку пойти домой и проспаться. И еще я сказал, чтобы он ничего никому не говорил. Пообещал все обдумать и связаться с ним.

— Он вас послушался? Хансен кивнул:

— Мои слова… он хотел услышать именно их. Люк поблагодарил меня. После того как он ушел, я сказал себе, что он перебрал наркотиков. Я ужасно хотел забыть о том, что он мне наболтал. В тот год со мной произошло одно удивительное событие — я начал заниматься живописью. Моим учителем стал эмигрант из Австрии, чудом избежавший смерти в нацистском лагере. Он рассказывал чудовищные истории об уважаемых гражданах, которые утверждали, будто они не знали о том, что происходило вокруг. Он называл их лжецами. В Вене все радовались, когда Гитлер пришел к власти, и закрывали глаза на творившиеся вокруг ужасы.

Я помню, как однажды он сказал: «Австрийцы убедили себя, что Гитлер — немец, а Бетховен — австриец». И я не забыл его слов. Мне не хотелось быть таким же, как они. Поэтому я пошел в библиотеку и проверил газеты за тот период, о котором говорил Люк. Но в них ничего не оказалось. Ни одной статьи, ни единого слова о девушке, убитой в Бель-Эйр. Поэтому я решил, что Люк все придумал.

Плечи Хансена опустились. Он позволил себе слабо улыбнуться. Пытался расслабиться. Майло молчал, и я видел, что Хансен вновь напрягся.

— Теперь вы хотите сказать, что убийство…

— Вы говорили с Люком еще раз после его визита? Вы выполнили свое обещание?

— А что я мог ему сказать?

— И что же произошло дальше?

— Я вернулся в Йель.

— Чепмен пытался связаться с вами в Йеле?

— Нет.

— Когда вы в следующий раз приехали в Лос-Анджелес?

— Прошло несколько лет. Следующим летом я отправился во Францию.

— Вы старались не возвращаться в Лос-Анджелес?

— Нет, — возразил Хансен. — Просто меня интересовали совсем другие вещи.

— Какие именно?

— Мне хотелось стать художником.

— Когда вы вернулись в Лос-Анджелес?

— Через три года, когда заболела мать.

— А где выжили до этого?

— В Нью-Йорке, Коннектикуте, Европе. Я пытался как можно больше времени проводить в Европе. В Умбрии, там свет…

— А как насчет Австрии? — осведомился Майло. Хансен сильно побледнел.

— Вы вернулись домой, чтобы ухаживать за матерью.

— Да, это единственная причина. Когда она умрет, я продам дом и найду себе тихое место.

— Между тем, — продолжал Майло, — вы и ваши старые приятели вновь стали соседями…

— Они мне не приятели…

— …они вас не тревожат? Ведь вы теперь знаменитый художник, а банде убийц известно, что вы вернулись в Лос-Анджелес?

— Ну, не настолько я знаменит, — покачал головой Хансен. — Обо мне знают только специалисты. Я рисую. Заканчиваю одну картину и начинаю следующую. Я никогда не верил, что убийство действительно произошло.

— А что вы подумали, когда узнали, что Чепмен утонул?

— Несчастный случай или самоубийство.

— Почему самоубийство?

— Он казался ужасно расстроенным.

— Самоубийство из-за угрызений совести? — спросил Майло.

Хансен ничего не ответил.

— Вы считали, что у Чепмена были галлюцинации, однако покинули Лос-Анджелес, даже не попытавшись убедить его, что ничего не произошло.

— Но это не мое… чего вы от меня хотите?

— Подробностей.

— О чем?

— Об убийстве.

— Мне больше нечего сказать.

— Почему Чепмен испытывал угрызения совести, если ничего не произошло?

— Не знаю, я не умею читать чужие мысли! Вся эта история — настоящее безумие. В течение двадцати лет о ней ни слова не написали в газетах, а теперь вдруг такой интерес!

Майло обратился к записям в своем блокноте.

— Как вы узнали о смерти Чепмена?

— Мать написала в своем еженедельном письме.

— И что вы тогда почувствовали?

— А как вы думаете? Я чувствовал себя ужасно. Как еще я мог себя чувствовать?

— Вы чувствовали себя ужасно, а потом обо всем забыли.

Хансен поднялся на ноги. В уголках рта появились белые комочки слюны.

— А что я должен был сделать? Пойти в полицию и повторить сомнительную историю, рассказанную утонувшим Люком, который употреблял наркотики? Мне было двадцать два года, видит Бог, что я мог сделать?