Тайна Jardin des Plantes

Чувствуя, как меня охватывает внезапная дрожь, я бросаюсь к нему и обнимаю его изо всех сил. Сначала это удивляет его, потом он обхватывает ладонью мой затылок, прижимает мою голову к груди и касается ее подбородком. Я с трудом сдерживаю рыдания.

— Я и правда должна уходить? — спрашиваю я в свою очередь.

И тут же чувствую, что Сильвен слегка напрягается — словно ребенок, которому уже протянули вожделенный подарок, а потом снова забрали.

— Подумай о том, как тебе повезло, — шепчет он мне на ухо. — Ты последняя, кто видел Аркадию. Отныне мы станем легендой, мифом… А когда-нибудь и вовсе исчезнем из человеческой памяти…

Обхватив меня за плечи одной рукой, другой он обводит поляну, на которой мы стоим:

— Запоминай, Тринитэ. Постарайся запомнить как можно больше. Впитывай образы, звуки, запахи… Пусть этот лес прорастет в твоей душе. Пусть это озеро, эти острова, реки, горы навсегда останутся в твоих воспоминаниях…

Он опускается передо мной на колени, и теперь мы стоим лицом к лицу.

— Потому что ты — последняя… — повторяет Сильвен.

Я киваю, как будто эти слова становятся для меня утешением.

— Хорошо… хорошо… — шепчу я, вытирая слезы рукавом.

— А теперь иди! — говорит он и, резко вскочив, почти звериными прыжками возвращается к Габриэлле и остальным собратьям.

Они радостно его приветствуют. Их лица буквально светятся от счастья.

Я молча иду вслед за родителями, которые несут детей, и чуть ли не на каждом шагу оборачиваюсь к Сильвену. Я хочу навсегда запомнить эти идиллические картины во всем их непревзойденном совершенстве.

Габриэлла и Сильвен снимают одежду и со смехом бросают ее обезьянам. Те сворачивают ее в клубки и начинают перебрасываться ими, а потом их разрывают.

Да, теперь одежда Габриэлле и Сильвену больше не нужна…

Не прекращая писать, Тринитэ встает со скамейки и медленно подходит к парапету набережной. Мыски ее туфель замирают над пустотой. Внизу течет Сена.

Теперь, когда Сильвен и Габриэлла обнажены, их уже невозможно отличить от белых обезьян…

— Я как будто снова там… — шепчет Тринитэ, вдыхая терпкий запах воды.

Эта исповедь ее опустошила. Она знает: образ Аркадии будет преследовать ее всю жизнь.

Дикие и счастливые, они углубляются в лес, взбираются на деревья и прыгают с ветки на ветку…

Тринитэ шепчет вслух последние слова своего рассказа, который дописывает, стоя лицом к реке, — словно запечатывает свою тайну заклинанием.

…И вот, охваченная первобытным восторгом, чистой животной радостью, стая белых обезьян навсегда исчезает в лесных зарослях.

«Вот и все, — думает Тринитэ, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Теперь все сказано. И написано…»

Захлопнув блокнот, она убирает его в сумку с таким чувством, что закончилась целая глава ее жизни. Теперь этот блокнот вместе с остальными будет убран в один из ящиков ее стола в «Замке королевы Бланш», где ни один любопытный никогда их не найдет. Да и кто заинтересовался бы такими фантасмагориями? Из них не получилось бы даже полноценного романа. К тому же после недавнего потопа люди стали с подозрением относиться к писательским вымыслам. Многие стали видеть в подобных вымыслах первый шаг к бездне: сколько жертв повлек за собой роман «SOS! Париж»… Чтобы избежать новых катастроф, нужно жить в мире конкретном и осязаемом. С мечтами покончено.

— И что теперь? — спрашивает Тринитэ вслух у огромного, шумящего вокруг нее города.

«Теперь, — мысленно отвечает она себе, — нужно продолжать жить, как если бы ничего этого никогда не было…»

Мимо проплывает еще один прогулочный катер; он переполнен туристами, которые восхищенно слушают рассказ гида о недавней катастрофе.

Некоторое время Тринитэ следит за катером, потом пытается охватить взглядом все сразу — Сену, Нотр-Дам, оконечность острова Ситэ, Лувр, — впитать в себя восхитительную поэзию этого тысячелетнего города, его жизнь, его силу, понимая, что, несмотря на все свои безумства и страдания, Париж все же остается самым прекрасным городом на свете.