День исповеди

Елена ласково улыбнулась.

— Я тоже.

Гарри некоторое время смотрел на нее, а потом вдруг снова уставился на город. Он намеренно отвернулся от Елены, чтобы не показать, насколько сильной оказалась захлестнувшая его волна эмоций. Он сам не мог понять, почему все, что случилось за последнее время, — то, что Дэнни действительно оказался живым, и встреча и общение с Еленой, и возникший в памяти, как наяву, Геркулес, который, движимый своей неистребимой жаждой жизни, долгой и нормальной жизни, смело шел, вихляясь на костылях, прочь от Комо в свете угасающего дня, — так сильно растрогало его.

До этого момента он ни разу не задумывался о том, насколько поразительными достоинствами могут обладать люди, или о том, насколько красива Елена (хотя все это время почти неотлучно находился рядом с ней). Теперь же он понял, что воспринимает ее как самого чистого, самого привлекательного и самого живого человека среди всех, кого он мог припомнить. Возможно, единственного достойного звания настоящего человека из тех, кого он знал (или считал, что знает) с детских лет. И что если он не будет постоянно настороже, все его высокопарные заявления не будут стоить ни гроша, потому что он без памяти втрескается в нее. А если это случится, их всех непременно убьют.

Неожиданно Гарри вырвал из размышлений донесшийся снизу резкий звонок. Он рывком повернулся к двери. Елена — тоже. Наступила недолгая тишина, а потом звонок прозвучал снова. Кто-то стоял внизу у парадной двери.

Спустя буквально полсекунды в коридор вылетела Вероника, схватила трубку домофона, что-то сказала, выслушала ответ и сразу же нажала кнопку, впустив пришельца в дом.

— Кто пришел? — спросил Гарри, вышедший в коридор почти одновременно с ней.

За его спиной стояла Елена.

Вероника безмятежно взглянула на них.

— Один человек к вашему брату, — преспокойно сообщила она, открывая дверь на лестницу.

— Но кто мог знать, что он находится здесь?

Гарри слышал шаги на лестнице. Одного человека, от силы двух. Мужские шаги — женщина ступала бы легче. И кто же это? Блондин? Или же священники из Белладжио решили сыграть с ними шутку — предоставить убийце оперативный простор вдали от людей Роскани. А возможно, они сговорились со швейцарской полицией и это пришли детективы, чтобы арестовать беглецов. А почему бы и нет? Священники небогаты, а за содействие поимке беглецов объявлена серьезная награда. Может быть, священники и не возьмут денег, но Веронике ничего не мешает это сделать, а потом поделиться с ними.

Гарри оглянулся через плечо на Елену и кивнул в сторону ведущей наверх лестницы. Она проскользнула мимо него и неслышно взбежала по ступенькам туда, где находился Дэнни.

Шаги звучали все громче. Пришедший (теперь было ясно, что он один), продолжал подниматься. Гарри двинулся вперед, чтобы запереть дверь.

— Все в порядке, — остановила его Вероника.

А пришелец уже почти дошел до верха. Да, мужчина, один; лицо в тени было трудно разглядеть. Точно не блондин — совсем иной человек, выше ростом. В джинсах и тонком свитере. Вот он переступил порог. И Гарри узнал темные курчавые волосы, черные глаза за очками в темной оправе.

Отец Бардони.

110

Преподобная мать Кармела Фенти была миниатюрной женщиной шестидесяти трех лет от роду. Во взгляде ее блестящих глаз странным образом сочетались неиссякаемый юмор и глубокое участие. Сидя в своем тесном, аскетически обставленном кабинете на втором этаже больницы Святого Бернардина в Сиене, она изливала это участие на Роскани точно так же, как несколько ранее на местных полицейских; она рассказывала ему, что ранним вечером шестого июля, это был понедельник, ей позвонила из Пескары сестра Мария Купини, администратор францисканской больницы Святой Чечилии, и сообщила, что к ней доставили пациента, пострадавшего в автомобильной катастрофе, молодого ирландца, вроде бы не имеющего родственников. У него серьезное сотрясение мозга, сильные ожоги и еще несколько опасных травм. У сестры Купини не хватает медиков. Не могла бы мать Фенти ей помочь?

Конечно, она могла. Но это было все, что мать Фенти знала о происходящем до тех пор, пока к ней не явились полицейские. Она не имела обыкновения без крайней необходимости связываться с сестрами-монахинями, откомандированными в другие больницы.

Роскани: «Вы знакомы с сестрой Купини лично?»

Мать Фенти: «Нет».

Роскани: «Матушка Фенти. — Роскани немного помолчал, присматриваясь к администраторше, а потом продолжил: — Сестра Купини сообщила полиции в Пескаре, что вовсе не звонила вам. Она также сообщила, и больничная документация это подтверждает, что не имела никакого понятия о том, что в это время в ее больницу направляли какую-либо жертву автомобильной аварии. Однако она признала, что в больницу Святой Чечилии был без ее ведома доставлен безымянный пациент, мужчина, пробывший там около семидесяти двух часов под присмотром своего собственного медицинского персонала. Что интересно, никто, кажется, не знает, кто поместил его туда и каким образом его доставка и госпитализация были организованы».

Мать Фенти: «Ispettore capo, я совершенно не осведомлена о порядках в больнице Святой Чечилии. Я знаю лишь то, что мне было сказано и чему я поверила».

Роскани: «Позвольте мне добавить, что полиция Пескары слыхом не слыхала о какой-либо автомобильной аварии в их районе за это время».

Мать Фенти: «Повторяю, мне известно лишь то, что мне сообщила сестра-францисканка, не верить которой у меня не было оснований. — Мать Фенти выдвинула ящик стола и извлекла оттуда потрепанный блокнот-ежедневник. Перевернула несколько страниц, отыскала то, что хотела, и протянула блокнот Роскани. — Здесь я веду полный учет всех своих телефонных разговоров. Вот тут, — она ткнула пальцем в середину страницы, — вы видите, что этот телефонный разговор начался шестого июля в девятнадцать десять и закончился в девятнадцать шестнадцать. Имя и должность звонившего отмечены в крайнем правом столбце. Сестра Мария Купини. Администратор больницы Святой Чечилии в Пескаре. Как видите, записано пером. Так что не вырубить даже топором».

Роскани кивнул. Он уже ознакомился с документами телефонной компании, содержавшими ту же самую информацию.

Мать Фенти: «Но если женщина, с которой я разговаривала, не была сестрой Купини, то почему же она так назвалась?»

Роскани: «Потому что какому-то человеку, знающему порядки, понадобилось отыскать медицинскую сестру, которая ухаживала бы за беглым священником, отцом Дэниелом Аддисоном. И этой сестрой стала ваша монахиня Елена Восо».

Мать Фенти: «Ispettore capo, если это правда, то где же она? Что с ней случилось?»

Роскани: «Я этого не знаю. Но надеялся узнать от вас».

Мать Фенти: «Мне ничего не известно».

Роскани несколько секунд смотрел на нее, а потом поднялся и шагнул к двери.

Роскани: «Если позволите, преподобная мать, я приглашу еще одного человека, которому стоило бы послушать то, что я скажу».

Роскани открыл дверь и кивнул кому-то, ожидавшему в коридоре. На пороге тут же возник карабинер. А с ним исполненный достоинства седовласый мужчина, по виду ровесник матери Фенти. Одет он был в коричневый костюм с белой рубашкой и галстуком. И, несмотря на все его стремление казаться сильным и невозмутимым, нельзя было не заметить, что он растерян и, пожалуй, даже испуган.

Роскани: «Мать Фенти, это Доменико Восо, отец сестры Елены».

Мать Фенти: «Благодарю вас, ispettore capo, мы знакомы. Buon pomeriggio, signore». ^[38]

Доменико Восо кивнул в ответ и сел в кресло, которое заботливо подвинул ему карабинер.

Роскани: «Преподобная мать, мы сообщили синьору Восо, в каком положении, по нашему мнению, оказалась его дочь. Она где-то занимается своим делом, заботясь об отце Дэниеле, и мы считаем, что она скорее жертва, чем сообщница. Тем не менее я хочу, чтобы вы оба поняли: ей угрожает чрезвычайно серьезная опасность. Кто-то пытается убить священника и, по всей вероятности, расправится со всеми, кого обнаружит рядом с ним. И этот человек не просто способен сделать такое, но еще и отличается чрезвычайной жестокостью».