Год Людоеда. Время стрелять

Поднявшись по лестнице на четвертый этаж, милиционеры остановились перед искомой дверью и позвонили.

— Кто стучится в дверь ко мне? — раздался из-за дверей бодрый женский голос.

— Милицию вызывали? — крикнул Эльдар.

— Вызывали, вызывали! — прозвучал тот же голос, и дверь начала медленно отворяться. На пороге стояла старая женщина в халате.

— Зачем вызывали? — спросил Драхматулин, заходя в квартиру.

— Я не вызывала! — отпрянула хозяйка, пропуская наряд и телегруппу. — Ой, вы даже с кино приехали! С чего это вдруг к нам, никому не нужным старикам, такое внимание?

— А кто вызывал? Кто-то ведь, наверное, вызывал, если мы к вам приехали? — продолжал милиционер выяснять обстоятельства звонка в дежурную часть. — Я вам могу даже сказать, кто это сделал: ваш муж вызвал милицию и сказал, что он облил себя из канистры бензином и собирается совершить акт самосожжения. Это так?

— Броня, ты вызывал милицию? — обернулась хозяйка внутрь квартиры. В полутемном узком коридоре угадывалась сутулая мужская фигура. — Я думаю, здесь какая-то ошибка!

— А как же не вызывать, когда такие дела творятся?! — возмущенно ответил старик и выявился в свете запыленной лампочки, мерно покачивающейся в прихожей на длинном, почерневшем от времени проводе. — Я вызывал, чтобы отдать им заявление!

— Я же вам сказал, что завтра утром к вам зайду. Вы, вообще-то, Бронислав Декабристович, отдаете себе хоть какой-нибудь отчет в том, чем тут занимаетесь?! — повысил голос Эльдар. — Вызываете милицию, сообщаете, что облили себя бензином, и бросаете трубку?! — милиционер коснулся ногой канистры, тронул ее рукой, покачал, приподнял. — А канистра-то пустая!

— Откуда я знаю, пустая она или полная?! — капризно закричал пенсионер. — Здесь, вообще-то, не только канистрой пахнет!

— Ладно, Бронислав Декабристович, одевайтесь, сейчас поедете вместе с нами в отдел милиции, — Драхматулин продолжал двигаться по квартире и осматриваться. — Будете давать объяснение, зачем вызывали наряд милиции.

— Что вы, ребятки мои дорогие! Никуда он с вами не поедет! — забеспокоилась хозяйка. — Человеку семьдесят шесть лет. У него со вчерашнего вечера температура тридцать восемь и восемь. Я ему только что лекарство дала.

— Если температура, значит, можно все, что угодно, вытворять? — остановился напротив хозяйки Эльдар. — А что-то ваше лекарство крепко пахнет? Оно, случаем, не из чистого спирта?

— Да это мы, того, пенсию получили, ну и семейный праздник для себя устроили. Сами знаете, какие сейчас радости у стариков, — женщина всплеснула руками. — Да вы на него не обижайтесь: он у нас немного того! — пенсионерка покрутила пальцем у своего морщинистого виска с темными рельефами вздутых вен.

— Того, да? — громко повторил милиционер. — Того?!

— Кто? — возмущенно переспросил Бронислав Декабристович. — Что значит «того»?

— Вы — того, уважаемый! — Драхматулин энергично потыкал себе в лоб смуглым пальцем с золотой печаткой, — Вам надо голову лечить, а не милицию вызывать!

— Ну ладно, это самое, ребятки, может быть, вы с нами, как его, по рюмочке выпьете? — гостеприимно улыбнулась старуха. — Да вы проходите в комнату.

Лолита подумала, что ей не помешает для монтажа подснять жилье пенсионеров, и она подтолкнула оператора к дверям, возле которых уже стояла хозяйка. Группа вслед за Эльдаром вошла в комнату. В комнате было неопрятно и неприбрано, валялось нижнее белье. На стенах висело несколько фотографий, — очевидно, из прошедшей жизни хозяев. На столе стоял недоеденный торт, который, судя по двум чайным ложкам, лежавшим в коробке, ели прямо в упаковке.

— Вы только посмотрите, как его соседи отделали! — обратилась женщина к Руссо. — Броня, разденься!

Старик начал стаскивать бледно-салатную майку, обнажая свое дряблое тело. Драхматулин достал сигареты и вышел из комнаты.

— Постоянные угрозы, звонки, — забурчал старик. — Это форменный террор!

— Ему в отделении сказали: ваша жена изнасилована и зверски убита и лежит вся в крови, — старуха покосилась на дверь, за которой скрылся милиционер. — Он примчался, а я — живая! — она засмеялась.

Машины возвращались по Среднему проспекту. Лолита увидела в окно возле универмага стеклянную будку, в которой вращались вниз головой три модно наряженных манекена. В голове журналистки звучала музыка, которая бы могла подойти для ее передачи. Наверное, это должно быть что-то механическое и монотонное, напоминающее шарманку. «Так ведь и мы, — подумала Руссо, — крутимся всю жизнь и даже не догадываемся, что делаем это вверх ногами!»

— Скажите, а чем отличается ночная смена от дневной? — задала Лолита намеченный вопрос Эльдару, когда они вернулись в дежурную часть.

— Ночью бывает так, что даже отойти некогда. Чаю попить не успеваешь, — признался Драхматулин. — Бывает, что нас вызывают из-за незапертой форточки. Приезжаем, а окна вообще без форточек — стеклопакеты. А форточка есть, но у соседа, и вот ее-то и надо, видите ли, закрыть, и сделать это должен не кто-нибудь, а именно мы, представители исполнительной власти. Ты им объясняешь по-русски: булочки печет пекарь, слесарь выполняет свою слесарную работу, а закрывать форточки, да к тому же еще и чужие, — совершенно не наша работа! А они говорят: «Зачем тогда вы есть?»

Камера еще раз прошлась по лицам задержанных, циферблату часов и набору телефонных аппаратов, расставленных на столе дежурного.

— Вот и заканчивается наша ночная работа в дежурной части. Скоро на место этой смены заступит другая и продолжит непрерывную вахту, — завершала Лолита свои комментарии к отснятому за ночь материалу. — Стрелки часов продолжат свой привычный путь по циферблату. Калейдоскоп городской жизни, складываясь в причудливые узоры, будет по-прежнему усложнять человеческие судьбы, и чьи-то взволнованные руки рано или поздно станут вновь и вновь набирать известный каждому короткий телефонный номер.

Глава 38

ПЕШИЙ МАРШРУТ

В такие дни он двигался словно во сне и иногда не мог вспомнить некоторые детали своего путешествия, иные же, напротив, запечатлевались в его сознании на долгие годы. Это было интересное состояние, чем-то похожее на опьянение, иногда граничащее с полуобмороком, — для себя он называл его «поиском следа».

Но сегодня Корней выбрал другую игру, которую можно было назвать «Возвращение к добыче». Ему надо было всего лишь пройти километр-другой, чтобы отпереть дверь своего гаража, и там…

До чего же все-таки люди дурные, а? Ну сколько им можно объяснять: будьте бдительны, никуда не ходите с незнакомыми людьми! Ну-ну, а со знакомыми что, можно? Нет, ребята, это для вас может быть еще опасней! Уж он-то эти дела изучил досконально! На его памяти в моргах бывали такие случаи, что кому расскажешь, так тебе еще и не поверят!

Ну не в самих, конечно, моргах — это уж он так привык выражаться, — происходит-то все там, в чьих-то квартирах, на лестницах, в темных подворотнях, а уж потом все это становится известно тем, кто, так сказать, является предпоследней инстанцией. Последняя-то, ясный перец, — мать сыра земля! Но там-то уже, как ты понимаешь, никаких вопросов к клиенту не возникает, поскольку он вдруг становится прекрасным мужем и отцом, сыном и братом, сослуживцем и гражданином… Да, любят у нас людей только после смерти! А при жизни даже того, что ты человек, не замечают. Вот такой народец!

Так вот хотя бы та же история с профессором, который, как потом решили эксперты, вдруг умом повредился и таких дел наворотил, что даже бывалые люди озадачились! Ремнев с тем ученым человеком был бы не прочь пообщаться, чтобы обсосать некоторые моменты этой истории, но куда там — до таких людей потом уже не добраться, потому что их берегут прямо как государственную тайну!

Корней в ту ночь как раз на смене был и, можно сказать, получил женское тело из первых рук. Труповозы ему бабулю сгружают, а сами чего-то уж больно веселыми представляются. Что такое, он их спрашивает, с чего это вы вдруг так беснуетесь? А они лыбятся: «Да мы тебе нынче ни много ни мало марсианского генерала доставили!»