Хороший немец

Она обернулась:

— Кстати, хочешь совет? В следующий раз, когда будешь приглашать девушку выпить, не рассказывай ей о другой. Даже если она спросит. — Лиз распахнула дверь. — Увидимся в кампусе.

Глава вторая

Ужин проходил в большой угловой комнате на первом этаже и был на удивление официальным. Прислуживали седая женщина и мужчина — Джейк решил, что ее муж. На крахмальной белой скатерти были расставлены фарфоровая посуда и бокалы для вина. Даже еда — стандартный армейский рацион из горохового супа, тушенки и консервированных груш — выглядела сервированной специально для данного случая. Суп церемониально разлили из фарфоровой супницы и украсили веточкой петрушки. Первая зелень, которую увидел Джейк за последние недели. Он представил, как женщина срывает листочки в грязном огороде, чтобы даже в такое время держать хороший стол. Чисто мужская компания состояла из командированных журналистов и офицеров Военной администрации, которые сидели на одном конце стола с собственными бутылками виски, как завсегдатаи в ковбойском пансионе. Когда Джейк вошел, разливали суп.

— О, что за жалкое зрелище. — Томми Оттингер, сотрудник «Мьючуэл», [16] протянул ему руку. — Ты когда появился?

— Привет, Томми. — Еще больше полысел. Как будто часть волос мигрировала в фирменные густые усы.

— А я и не знал, что ты здесь. Опять с Марроу?

Джейк сел и кивнул конгрессмену, сидевшему между Роном, который явно ему прислуживал, и офицером средних лет из Военной администрации, точной копией Льюиса Стоуна в роли судьи Гарди. [17]

— Я не на радио, Томми. Так, наемный писака.

— Да? И на кого пашем?

— На «Колльерс».

— О, — протянул Томми, делая вид, что впечатлен, — аналитика. Удачи. Программу видел? Репарации. От одной мысли в сон клонит. Разузнал что-нибудь?

— Не много. Я только приехал. Прокатился по городу, и все.

— Трумэна видел? Прибыл сегодня днем.

— Нет. Но видел Черчилля.

— Мне Черчилль не нужен. От меня хотят Трумэна — как у него дела? А мне-то откуда знать? Он пока ничего не сделал.

Джейк усмехнулся:

— Сочини что-нибудь. Не в первый раз.

Старик поставил перед ним тарелку супа и глянул удивленно, когда Джейк поблагодарил его по-немецки.

— Ты знаешь, что он сегодня сказал? В Берлине? «Вот что происходит с теми, кто зарывается».

Джейк подумал о милях руин, сведенных до нравоучения дня.

— Кто твой источник? Джимми Бирнс? [18]

— Но похоже на Трумэна, нет?

— Будет похоже, если ты его процитируешь.

— Нужно же чем-то заполнять эфир. Сам знаешь.

— Старая кладбищенская смена. — Эфир в два часа ночи, приуроченный к вечерним новостям в Штатах.

— Хуже. В Берлине действует русское время, так что еще позже. — Он сделал глоток и покачал головой. — Эти русские… — Он повернулся к Джейку, внезапно посерьезнев, будто решил поделиться секретом. — Они тут просто с катушек слетели. Трахали все, что движется. Старух. Детей. Ты не поверишь.

— Нет, — сказал Джейк, вспомнив распоротые стулья.

— А теперь хотят репараций, — сказал Томми этим своим радийным басом. — Не знаю, на что рассчитывают. Ничего уже не осталось. Разграбили все, что смогли унести. Разобрали на части и отправили домой. Все — заводы, трубы, туалеты. Бог ты мой. Само собой, как только все это прибыло туда, они не знали, как смонтировать снова. Я слышал, все это так и лежит в вагонах и ржавеет. Бесполезным грузом.

— Ну, вот тебе и материал.

— Им и этого не надо. Не делайте из русских дураков. Надо с ними ладить. Сам понимаешь. Нервные ублюдки.

— Так чего им надо?

— Трумэна. Покер. Кто лучше сыграет, он или дядя Джо? Потсдамский покер, — сказал он, примериваясь. — Неплохо.

— А сдаем мы.

Томми пожал плечами.

— Мы хотим вернуться домой, а они — остаться. Довольно хорошая карта.

Старик в поношенном костюме навис над столом, заменил суп серой тушенкой. Соленое мясо — наверное, баранина.

Томми поковырял мясо, отодвинул тарелку и сделал еще глоток.

— Так что собираешься делать?

— Еще не знаю. Планировал найти тех, кого знал, посмотреть, что с ними стало.

— Сюси-пуси, ах ты боже мой.

Джейк развел руками, не желая развивать тему.

— Тогда, видимо, покер.

— Другими словами, сидеть с нами и делать, что скажет Рон, — сказал Томми, повышая голос. — Правильно?

— Если тебе угодно, Томми, — откликнулся Рон, подозрительно глядя на него через стол.

— Официальные заявления для печати. Нас и близко не подпускают. Сталин боится, как бы не пальнули в упор. Так, Рон?

— Я бы сказал, он больше боится, что его процитируют вне контекста.

— Да кто такое учудит? Ты, Джейк?

— Никогда.

— Я его не упрекну, — улыбаясь, сказал конгрессмен. — По этой части и у меня опыт есть. — Он немного раскрепостился, само радушие, и Джейк на мгновение подумал, не была ли его зажатость в самолете просто-напросто страхом полетов — просто он скрывал его лучше, чем молодой военный. Конгрессменов широкий галстук с ошеломительным узором «огурцами» был как неоновая вспышка среди военного однообразия за столом.

— Вы Алан Бреймер, не так ли? — спросил Томми.

— Верно, — он кивнул, довольный, что узнан.

— Управление военного производства, [19] — сказал Томми, демонстрируя остроту памяти. — Мы встречались, когда я освещал антимонопольные слушания в тридцать восьмом.

— Ах да, — сказал Бреймер, явно не припоминая.

— Что привело вас в Берлин? — спросил Томми до того учтиво, что Джейк понял: Томми приступил к работе, а обращение к Рону — только повод втянуть в разговор Бреймера.

— Небольшое расследование для моего комитета.

— В Берлине?

— Конгрессмен смотрит на условия по всей зоне, — вступился Рон. — Формально мы в нее тоже включены.

— А почему не в Берлине? — заинтересовался Бреймер.

— Ну, вы же занимаетесь промышленным производством. А его тут почти не осталось.

— Такое положение дел по всей нашей зоне, — сказал Бреймер, склоняясь к сердечности закулисного трепа. — Знаете, как говорят: русские получили провиант, англичане — заводы, а мы — пейзаж. Очевидно, и за это надо благодарить Ялту. — Он посмотрел на Томми, ожидая ответа, а потом сменил тему: — Как бы там ни было, я здесь не для того, чтоб увидеть фабрики — только увидеться с сотрудниками ВА. Завтра прибывает генерал Клэй, [20] да, лейтенант?

— Спозаранку, — сказал Рон.

— Вы захотите встретиться с Блаустейном в экономической секции, — сказал Томми, словно помогая ему составить график работы. — Помните его? Он был адвокатом от Министерства юстиции на антимонопольных слушаниях.

— Я помню мистера Блаустейна.

— С другой стороны, нельзя сказать, чтобы вы были лучшими друзьями.

— У него свои представления, у меня — свои, — легко ответил Бреймер. — А чем он тут занимается?

— Тем же самым. Декартелизацией. Одним из четырех Д.

— Четырех Д? — сказал Джейк.

— Политика управления военной администрации в Германии, — тоном пресс-секретаря сказал Рон. — Демилитаризация, денацификация, декартелизация и демократия.

— И декартелизация должна стоять на последнем месте. Не так ли, конгрессмен? — спросил Томми.

— Не уверен, что понимаю, о чем вы.

— «Американские красители и химикаты» находится в вашем округе. Насколько я помню, они владеют патентами североамериканского филиала «Фарбен». [21] Я думал, может, вы приехали посмотреть…

Он подождал, клюнет ли Бреймер, но тот лишь вздохнул:

— Вы не там копаете. Тот же ложный след взял и мистер Блаустейн. — Он покачал головой. — Чем больше процветает бизнес, тем сильнее он хочет его разрушить. Вот этого я никогда не понимал. — Он посмотрел прямо в глаза Томми. — «Американские красители» — всего лишь одна из компаний в округе. Одна из.