Возвращение тамплиеров

Между тем толстяк продолжал говорить без умолку:

— История, учительница жизни и войны, как сказал кто-то, — это еще и гигиена наций. Историки — то есть преподаватели истории — зациклились на экономических и социальных аспектах войны, забывая, к примеру, о националистических, этнических и расовых ее сторонах, которые, однако, имеют огромнейшее значение. Впрочем, как и религиозные. Биче, кофе готов? Будь моя воля, я бы переписал историю от начала до конца. Если бы мне предложили читать лекции, то понадобилась бы не обычная аудитория, а целая площадь, чтобы там поместилась толпа студентов. Но мне хватает и того, что есть.

Биче принесла поднос с чашечками. Быстро выпив кофе, профессор Борги неутомимо продолжал рассуждения:

— Вам ни о чем не говорят сражения древних, в которых бок о бок участвовали люди, герои и боги, так что нередко возникала путаница, кто есть кто?

— Это были мифологические сражения, — вежливо заметил Джакомо.

— Мифологические? А кто сказал, что мифологии больше нет? — проворчал толстяк, скребя ложечкой сахар на дне чашки. — Конечно, они так постановили, но исключительно в собственных интересах, — отменили религию, убрали богов и героев и отвели людям роль винтиков. Слышишь, Яирам?

— Конечно, профессор.

Борги вздохнул:

— Бог войны. Нет, это вовсе не мифология. Я говорю о той высшей сущности, без которой нет военного гения. Ну, скажем, чтобы быть поближе к нашим дням… возьмем, например, Наполеона…

— А-а! — радостно произнесла Биче, выражая одобрение.

Борги сурово взглянул на нее:

— Ты ведь знаешь, что должна молчать, когда я говорю о серьезных вещах. — Потом с улыбкой обратился к юношам: — Наполеона невозможно понять, пока не представишь рядом с ним — а я говорю: пока не увидишь рядом с ним — бога войны…

— …И армий, — добавил Джакомо.

Толстяк искоса посмотрел на него и спросил:

— Ты еврей?

Джакомо сделал отрицательный жест. Яирам машинально повторил его.

— К счастью, в мире наступает эпоха спокойствия, — заметил Джакомо.

Борги расхохотался преувеличенно громко:

— Людям нужен мир, о да, нужен. Но, как говорится, лишь для того, чтобы лучше подготовиться к войне. И новые войны, в отличие от прошлых, разразятся неожиданно, тогда когда их меньше всего будут ожидать. Они будут внезапными, опустошительными, а главное, непрерывными. — Он вдруг сделался серьезным, закрыл один глаз, а другим уставился на Джакомо: — Значит, ты выступаешь за мир.

— Я? — удивился молодой человек.

— Да. И хоть кажешься мирным человеком, на самом деле ты не таков. — Борги заволновался, словно охваченный сильным беспокойством. Огромное вращающееся кресло, в которое он был втиснут, тревожно заскрипело. — Но мне надо поглубже заглянуть в тебя и понять, кто ты есть на самом деле.

Яирам тоже испытующе посмотрел на друга. Но длилось это недолго, потому что Борги вновь завладел их вниманием.

— Мне удалось уловить сигналы, и совершенно недвусмысленные, — сказал он. — Я хочу рассмотреть один эпизод Арденнского сражения. В нем есть кое-что странное, во всяком случае необъяснимое с точки зрения нормального поведения людей на поле боя. А историки его неизменно игнорируют.

Джакомо вынужден был признать, что даже если перед ним обычный шарлатан, продавец воздуха, то он обладает несомненной магнетической силой. Как иначе объяснить некую пронзительную энергию, которую излучают эти маленькие, необычайно живые глаза, словно выплывающие из двух шариков жира? В сущности, отметил он про себя, этим январским вечером обстановка у профессора сложилась вполне располагающая.

— А вы подготовились?

Молодые люди дружно кивнули.

Борги кое-как выбрался из кресла и вышел из комнаты. Вернулся он почти тотчас с большим рулоном бумаги и сразу же произвел впечатление на публику — на нем была фуражка с козырьком, какую носили немецкие офицеры во время Второй мировой войны.

Он объяснил:

— Это дань признательности, которую я хочу отдать моральным победителям.

— Но они же проиграли это сражение, — уточнил Яирам.

— Я имею в виду моральную победу в войне. — Черные глазки Борги блеснули. — Столь совершенная военная машина не могла потерпеть поражение, если б только ей не помогали некие оккультные силы. Такая помощь была. Я в этом уверен.

— Gott mit uns, «с нами Бог». Надпись на немецких солдатских ремнях, — сказал Джакомо.

Профессор развернул рулон и разложил его на столе. Это была географическая карта Северной Европы.

— А теперь давайте займемся знаменитым сражением при Арденнах. Декабрь сорок четвертого года. Сорок пять лет тому назад.

— Контрнаступление фон Рундштедта, — с волнением сказал Яирам.

— План Гитлера под названием «Зимний туман», если не ошибаюсь, — добавил Джакомо.

Толстяк согласно кивнул. Потом заговорил, неотрывно глядя на карту, хотя ясно было, что мысли его находились совсем далеко — он рисовал в своем воображении картины битвы.

— Это сражение считается последним ударом Третьего рейха, но оно могло оказаться решающим, способным изменить весь ход войны. Англичане и американцы после летних наступлений были уже на последнем издыхании, нуждались в подкреплениях и были разобщены из-за постоянных разногласий обоих командующих — Монтгомери и Брэдли. Подойдя к границам Германии, они не знали, двигаться дальше или нет. Союзники переживали военный кризис, но в еще большей мере — политический, и Гитлер это хорошо показал, когда двенадцатого декабря разъяснил своему штабу политические цели будущего контрнаступления. В истории никогда еще не было столь плохо сколоченного союза. Капиталисты вместе с марксистами, полуживая Британская империя рядом с Соединенными Штатами, бывшей колонией, желавшей унаследовать английскую гегемонию в мире. Участники коалиции руководствовались совершенно различными интересами, а их ссоры и разногласия становились все очевиднее. Несколько хороших прицельных ударов со стороны немцев… и все увидели бы, чего стоит этот замок, построенный из разнородных карт.

— Вашим рассуждениям не откажешь в обоснованности, — согласился Яирам.

Борги ткнул пальцем в карту:

— А теперь — к фактам! Видите вот эту линию, между Вестфалией и севером Рейнской области, ведущую от Моншау к Эхтернаху? На этом узком фронте фон Рундштедт собрал двадцать восемь дивизий, разделив их на три армии. На севере, Шестая танковая бригада СС должна была пересечь Мозер и направить свой удар на главную цель — Антверпен. В центре Пятая танковая бригада, захватив Намюр и Динан, должна была занять Брюссель. На юге к Люксембургу направлялась Седьмая армия. Ясно? Первая атака была нацелена на плохо защищенный стык между Девятой и Первой американскими армиями. — Борги выпрямился, лицо его пылало, он продолжал заклинание призраков. — Воспользовавшись также плохой погодой, из-за чего не могла действовать авиация, шестнадцатого декабря в пять часов тридцать минут утра более двух тысяч пушек обрушили шквал огня на позиции союзников, а потом двинулись в наступление пехота и бронетехника!

Рука вскинута вперед: это он, толстяк, отдал приказ атаковать!

— Связь между двумя американскими армиями совершенно прервалась. И спустя несколько дней между ними оказался свободный проход шириной километров в сто. Под руководством Монтгомери, которому Эйзенхауэр передал командование операцией, союзникам удалось кое-как закрыть брешь на севере, но они не смогли помешать продвижению немцев на юг, в ту часть Арденн, центром которой является Бастонь.

Тут вмешался Яирам:

— А по-моему, Гитлер должен был продолжить наступление в этом направлении, а не стремиться упрямо к Антверпену.

— Да, потом он это понял и, уйдя с юга, попытался направиться к Аахену, — уточнил Джакомо.

— Неверно, — сказал толстяк. — Все неверно. Тем более что именно в Арденнах был явлен недвусмысленный знак. На одной из просек произошел тот самый загадочный эпизод, которым мы должны заняться. Вы что, забыли?