Окончательный диагноз

Джеффри Бенс-Джонс возвращался с ежемесячного собрания Совета попечителей, когда его встретили Райт и Фишер, стоявшие в коридоре административного корпуса перед его кабинетом. Время было уже позднее, а потому он был избавлен от присутствия коллег и секретарш. Заявление сержанта о том, что это задержание не является официальным арестом, не вызывало у начмеда особого восторга, ибо, похоже, он не видел разницы между первым и вторым.

— Это просто возмутительно!

Однако это восклицание — щит достоинства, призванный оградить от позора, — тут же разбилось о неумолимость Райта.

— Вполне возможно, сэр, — ответил он с полуизвиняющейся-полувоинственной улыбкой. — Однако если вы откажетесь сотрудничать, боюсь, я буду вынужден принять более официальные меры.

Бенс-Джонс уловил намек, однако продолжил свои жалобы, сопровождавшиеся все возраставшим сарказмом. Райт не без интереса отметил, что Бенс-Джонс спросил о причине своего задержания, когда они уже ехали в машине к полицейскому участку. Однако Райт, сидевший на переднем пассажирском месте, ничего не ответил, сохраняя бесстрастное выражение лица и не сводя глаз с дороги.

В участке Бене-Джонса отвели в ту же комнату для допросов, стены которой не так давно были свидетелями колыбельных причитаний Мартина Пендреда. Там Бенс-Джонс провел два часа в нараставшем напряжении, временами перемежавшемся приступами тоски и раздражения. Мишенью его бессильной ярости стал Ньюман, бесстрастно стоявший у двери. Однако тот уже привык к подобному поведению — единственная разница заключалась в том, что обычно задержанные не стеснялись в выражениях и пользовались менее утонченной лексикой, так что его невозмутимости могли бы позавидовать стоики.

Наконец появились Гомер и Райт, и Ньюман смог удалиться в ресторан. В течение первых нескольких минут они вообще не обращали внимания на Бенс-Джонса: Райт устанавливал звукозаписывающую аппаратуру, а Гомер стоял, прислонившись к стене под окном. Затем Райт кивнул своему начальнику, и Гомер уселся перед Бенс-Джонсом и уже открыл было рот, но тот успел перехватить инициативу:

— Могу я поинтересоваться, что здесь происходит?

Однако этот превентивный удар не попал в цель. Простуженный Райт чихнул, а Гомер просто тяжело вздохнул:

— Ваша жена сделала заявление.

Бенс-Джонсу никогда бы в голову не пришло, что именно это стало поводом его встречи с полицией.

— Что?

Гомеру совсем не хотелось, чтобы убийцей оказался Бенс-Джонс, более того, он противился этой мысли всеми силами души, но в этот момент он не мог не признать, что невиновным считать его не сможет. Совершенно очевидно, что он был виновен, и его вина, судя по всему, была нешуточной.

— Ваша жена сделала заявление, — повторил Гомер. — Относительно убийств Дженни Мюир, Патрика Уилмса и Уилсона Милроя.

— Заявление?

Вопрос был задан таким тоном, словно Бенс-Джонса не столько интересовали подробности, сколько он хотел затянуть процедуру. Гомер разглядел расчет за толстыми стеклами очков начмеда, расчет, который он уже неоднократно видел в глазах тысяч подозреваемых.

— Вот именно. Она признала свою вину.

Бенс-Джонс тут же ухватился за эту ниточку.

— В совершении убийств? — Он изменил позу и изобразил крайнее изумление.

Гомер кивнул.

— Но это же глупость! — вскрикнул он, сопроводив свое восклицание легким смешком, словно намереваясь показать, что теперь ему все стало понятно. — Неужели вы всерьез верите тому, что Виктория была замешана в этих… в этих ужасных убийствах?

Райт по достоинству оценил эту легкую заминку.

— Я обязан серьезно относиться к ее заявлению до тех пор, пока нам не удастся доказать обратного, — пожал плечами Гомер.

— Но вы же арестовали убийцу. Кажется, это Пендред?

«Не переигрывай, — устало произнес про себя Райт. — Ты слишком преувеличиваешь степень своей неосведомленности».

— Да, — кивнул Гомер. — Однако это еще не означает, что мы можем проигнорировать заявление вашей жены.

Бенс-Джонс закрыл глаза и вздохнул. Это была уловка человека, намеревавшегося сообщить своим слушателям нечто ужасное.

— Вы, вероятно, не в курсе того, что происходит с Викторией.

— Да? — настороженно приподнял брови Гомер.

На лице Бенс-Джонса появилось скорбное выражение, он горестно покачал головой и понизил голос.

— Около трех месяцев назад у нее произошел серьезный нервный срыв, — доверительно сообщил он. — Это было ужасно. Видите ли, моя жена является довольно крупным исследователем. Она даже стала лауреатом престижной национальной премии…

— Которую вручает Королевская коллегия патологоанатомов.

Бенс-Джонса явно смутила эта неожиданная и явно нежеланная осведомленность, и по его лицу пробежало легкое облачко неуверенности.

— Совершенно верно.

— И вы утверждаете, что она подписала свои признательные показания вследствие этого… нервного срыва?

— Это очевидно. — Бенс-Джонс сделал движение, словно собираясь уходить после того, как этот неприятный инцидент оказался, ко всеобщему удовлетворению, исчерпан.

— Она вас любит, сэр?

Вопрос донесся слева, куда начмед даже не смотрел.

— Что?

Трудно было определить, чего в его ответе было больше — подозрительности или смущения.

— Естественно, — ответил он.

Похоже, этот ответ заставил старшего инспектора задуматься.

— Вы знали, что существуют доказательства того, что результаты исследований были фальсифицированы вашей женой? Что она получила свою премию обманным путем?

Бенс-Джонс нахмурился и решил снова воспользоваться своими запасами негодования.

— Что вы такое говорите?! Да по какому праву вы выдвигаете столь абсурдные обвинения?

Гомер бросил взгляд на Райта, и тот извлек откуда-то тетради с лабораторными записями, которые были помещены в заклеенные и опечатанные пластиковые пакеты. Прежде чем передать их Бене-Джонсу, он пояснил для записи, что он делает.

— Мы провели независимую экспертизу, сэр, — сообщил Гомер. — И выяснили, что опубликованные результаты не имеют никакого отношения к тому, что запротоколировано здесь.

Бенс-Джонс смотрел на тетради с таким видом, словно опасался, что они вот-вот вцепятся ему в горло.

— Наверняка всему этому есть какое-то объяснение, — не отрывая от них глаз, промолвил он. — Наверное, была проведена другая серия опытов…

Райт предъявил показания Ивонны Хэйверс, а Гомер добавил:

— Боюсь, что нет, сэр.

Он подтолкнул бумаги к Бенс-Джонсу, чтобы тот смог с ними ознакомиться, однако продолжал придерживать их пальцами, одновременно комментируя вслух свои действия для протокола.

Бенс-Джонс прочитал показания, и, судя по всему, они на мгновение выбили его из колеи.

— А какое отношение все это имеет к убийствам, совершенным Пендредом? — осведомился он.

Если он всерьез полагал, что Гомер станет отвечать на этот вопрос, то ему еще многое предстояло узнать о том, как проводятся допросы.

— Вы беседовали с доктором Милроем об обвинениях, выдвинутых против вашей жены? — спросил Райт.

— Нет, конечно!

— И доктор Милрой не пытался вас шантажировать ими с целью получения должности профессора?

— Бога ради, что за выдумки!

— Если ваша жена любит вас, сэр, почему она обвиняет вас в убийстве Дженни Мюир, Патрика Уилмса и Уилсона Милроя? — осведомился Гомер и, помолчав, продолжил, прежде чем Бенс-Джонс успел ответить: — Почему она утверждает, что вы разработали план, направленный на то, чтобы свалить всю вину на Пендреда? Что вашей настоящей целью являлось устранение Уилсона Милроя, так как у него были доказательства того, что Виктория Бенс-Джонс подтасовала результаты своего исследования? — Он выдержал еще одну длинную паузу, предоставляя подозреваемому возможность ответить, и добавил: — Почему она все это утверждает, доктор Бенс-Джонс?

Бенс-Джонс сгорбился, вывернул руки ладонями вверх, а его лицо исказила гримаса.

— Я же говорю вам — она не в себе… — Он помолчал и добавил: — Вероятно, все гораздо хуже, чем я предполагал… Она просто не в своем уме, старший инспектор. — Этим выводом он поделился непосредственно с Гомером.