Пациент всегда мертв

Я не отреагировал на ее реплику и вновь обратился к Гуллу:

— Прежде всего вам нужно знать, что я не полицейский, а ваш коллега.

Левый глаз Франко Гулла судорожно дрогнул, и он посмотрел на Уиммер.

— Что происходит? — Теперь она взглянула на Майло.

— Доктор Делавэр — клинический психолог. Он консультирует наше управление.

Гулл посмотрел на меня:

— Почему же вы в прошлый раз не упомянули об этом?

— Не было смысла. Теперь есть.

Уиммер сложила руки на груди:

— Что ж, это меняет дело.

— А что, у вашего клиента есть психологические проблемы? — поинтересовался Майло.

Она подняла палец:

— Все молчат, я думаю. — Повернулась ко мне. — Какова ваша специализация… Еще раз, как ваше имя?

Я сказал, и она изобразила, что записывает.

— О'кей, теперь какова ваша специализация?

— Клиническая психология. — Я повернулся к Гуллу. — Я хотел понять, как вы попали в эту жуткую ситуацию. — Гулл отвернулся, и я продолжал: — Я пытался изучить вас как личность, но это только добавило вопросов. — Я подкатил еще ближе.

Гулл попытался отъехать, но ролики застряли в ковре.

— Франко… могу я называть вас Франко? Франко, пропасть между вашей личностью, о которой я создал себе представление, и тем, что с вами происходит сейчас, очень глубока.

Гулл облизнул губы.

Мирна Уиммер рассмеялась:

— Ну и дела, прямо психологическая помощь "Сто один".

Я повернулся к ней:

— Как вы полагаете, пока все в порядке?

Вопрос ее удивил:

— Вы интересуетесь моим мнением? По какому поводу?

— Если я выбрал неверный подход… если у вас есть лучшая форма общения с доктором Гуллом, пожалуйста, дайте мне знать. — Я говорил расчетливо тихо, и ей пришлось наклонить голову, чтобы расслышать мои слова.

— Я… просто тороплюсь, — несколько растерялась она. — Через сорок пять минут у меня другая встреча.

Я вернулся к Гуллу:

— Вы окончили с отличием "Фи-бетта-каппа", Канзасский университет в Лоуренсе. Вам удалось это сделать при том, что вы играли четыре года за университетскую бейсбольную команду. Это был не просто бейсбол-добежать-до-пятачка. На старшем курсе вы чуть не побили университетский рекорд результативности. Я нахожу это более чем впечатляющим, Франко. Поговорим о вашем идеале ученого. Кто-нибудь из древних греков, нет? Ну, вам лучше знать, вы ведь переключились с классики на психологию на втором курсе.

Мирна Уиммер обошла свой стол и села. Она казалась злой и взволнованной.

Франко Гулл не пошевелился и не заговорил.

— Два года в юниорской лиге, — продолжал я, — и отзывы о вас только хорошие. Жаль, что вы тогда разорвали подколенное сухожилие.

— Случается. — Гулл начал потеть.

— А Беркли? Мы-то с вами знаем, как непросто попасть в такое место, но вы были в числе первых в списках университета. Ваш руководитель диссертации профессор Олбрайт сейчас уже не молод, но память у него довольно хорошая. Он сказал мне, что вы прилежно занимались, ваши исследования были содержательны и вы знали, как сконцентрироваться на решении проблемы. Он надеялся, что вы пойдете в академию… Но это другая история.

Гулл вытер шею.

— Потом началась ваша практика. В дополнение к обязательным часам работы в клинике вы добровольно принимаете дома детей, подвергшихся жестокому обращению. В том же году вы закончили диссертацию. Как вы находили на все это время?

— Вы неплохо поработали, — сказал Гулл.

— Я вспоминаю ваше исследование, сделанное в университете, — "Реакция находящихся в переходном периоде девочек из разведенных семей на вызов персональной адаптации". Хорошая работа, ее опубликовали в "Клинической и консультационной психологии", она никак не выглядит студенческой продукцией. После выпуска из университета вы не стали разрабатывать эту тему. Жаль. Ваши находки были многообещающими.

Гулл скрестил ноги и натянуто улыбнулся в сторону Уиммер:

— В этом есть какой-нибудь смысл, Мирна?

Уиммер потрогала свои платиновые часы и пожала плечами.

— Руководитель вашей практики, доктор Райан, тоже помнит вас как прилежного и подающего надежды ученого. За тот год вы ни разу не допустили этических нарушений. Доктор Райан говорила, что вы особенно уважительно относились к женщинам.

Губы Гулла сжались.

Я помолчал.

— Я по-прежнему так к ним отношусь, — буркнул он.

— В тот год, когда вы окончили университет, — продолжил я, — с вакантными местами в научных организациях был дефицит, и все предложения, которые вы получили, оказались со Среднего Запада. Не потому ли вы решили заняться частной практикой? Как заставить человека жить в деревне, если он повидал Беверли-Хиллз?

Гулл переложил платок в другую руку:

— Дело не в этом. Когда я окончил учебу, у меня были серьезные долги. Мне ничего не доставалось бесплатно.

— Не нужно оправдываться по поводу своего выбора. Кто сказал, что наука имеет такое уж большое значение для общества?

— Вот именно!

— Возьмите, например, Элбина Ларсена. Получает назначения на научные должности на двух континентах, путешествует по всему миру, проповедует высокие идеалы. Но нам обоим хорошо известно, откуда получены практически все его деньги.

— Не понимаю, о чем вы говорите!

— Ну да Бог с ним, с Ларсеном. Давайте вернемся к вопросу ваших отношений с женщинами. Беспорядочность в связях… маниакальное влечение к юбкам. Когда именно это началось, Франко? Вы смогли провести доктора Райан или пустились во все тяжкие, когда осознали, какой властью обладаете как психотерапевт?

Гулл покраснел.

— Пошли вы к черту! — Он стиснул платок своими крупными пальцами. — Мирна, давайте закончим с этим.

— Непременно, — сказала Уиммер. — Джентльмены, это все.

— Нет проблем, — добродушно пробормотал Майло.

— Это было слишком грубо. — Гулл встал с кресла.

— Это уж точно, — кивнула Уиммер.

Мы остались сидеть.

— Джентльмены, у меня очень плотный график, — объявила она.

— Я понимаю, мэм. — Майло встал, вынул из кармана несколько сложенных листов бумаги. — Я постараюсь как можно быстрей выполнить это постановление. — Он выдержал паузу. — Постановление об аресте доктора Гулла.

Рука Гулла, теребившая в тот момент ворот водолазки, дернулась, словно он обжегся, голова откинулась назад:

— Какого черта!

Майло шагнул к нему:

— Доктор, это постановление об ар…

— По какому обвинению, лейтенант?! — вскочила с места Уиммер.

— Обвинениям, — четко произнес Майло. — Несколько убийств, сговор с целью убийства, мошенничество со страховкой. Несколько других дел. Ваш клиент должен…

Глаза Гулла горели бешенством:

— О чем, черт побери, вы говорите!..

— Успокойтесь, Франко. — Уиммер повернулась к Майло. — Дайте-ка это мне.

Майло передал ей постановление. Он прочесал весь офис окружного прокурора в поисках заместителя, готового выдать этот документ. Помогли отпечатки пальцев Гулла, оставшиеся повсюду в комнате Мэри Лу Коппел, а также звонок следователя Дуайта Зевонски. Последним штрихом стала бутылка двадцатилетнего "Гленливета", вложенная в руку шестидесятилетнего заместителя окружного прокурора Эбена Маровича, которому до пенсии оставалось два месяца и жена которого сбежала к коллеге Гулла, какому-то психиатру.

— Я горжусь тобой, — шепнул мне Майло, когда мы вошли в лифт, направляясь к кабинету Уиммер. — Это был настоящий сеанс психотерапии.

Пока Уиммер читала постановление, Гулл отошел от Майло и встал спиной к стеклу. За ним простирались безбрежное синее небо и отсвечивающие медью очертания залитого солнцем центра города. Он стоял неподвижно, как статуя. Статуя в человеческий рост на фоне панорамы города.

Уиммер закончила читать, вернулась к первой странице. Ее губы затвердели.

— Ну что? — спросил Франко Гулл.

Молчание.

— Мирна!..

— Ш-ш, дайте мне закончить.

— Что закончить? Это смешно, это!..