Директор

– Наверное, о том, как легко переступить границу между любовью и ненавистью?

– Но ведь желание и любовь не одно и то же. Например, любовь к родной семье не связана с желанием. Ведь желание возникает тогда, когда у тебя нет его предмета. Желать – значит хотеть, а хотеть можно лишь того, чего у тебя нет.

– Наверное, это так.

– Подумай о старике Сайласе из второго стихотворения, которое вам задали. Он чувствует, что скоро умрет, и приходит домой.

– Только это не его дом.

– Уоррен в этом стихотворении говорит:

Это, наверное, самые знаменитые строки Фроста. Ну и о чем это – о любви или о желании?

Ник сделал несколько осторожных шагов в сторону комнаты сына. Кэсси о чем-то тихо спросила Лукаса, а тот раздраженно и громко ответил:

– Откуда я знаю?! Одни говорят то, другие – это. Могли бы уж как-нибудь и договориться!

Ник снова замер.

Кэсси рассмеялась.

– А о чем тебе говорит ритм стихотворения? – спросила она. – Читай! Сначала все строки длинные. В них много ударений. А две последние? В которых он пишет о ненависти:

Четко и ясно. Словно ставит точку. Подводит итог. Какой? О всесилии ненависти!

– Псих этот ваш Роберт Фрост, – рассмеялся Лукас. – Если рассуждать, как ты, все вроде ясно. Но ведь он начинает с огня!

– Очень многое начинается с огня, Люк. Но весь вопрос в том, чем все это кончается!..

Ник не мог решиться войти в комнату к Лукасу. Раньше он не стал бы колебаться, но теперь его сын стал совсем другим. Ник радовался тому, что Лукас разговаривает с Кэсси о своих уроках, потому что с отцом он теперь категорически не желал общаться на эту тему, да и самому Нику было теперь не помочь сыну-старшекласснику.

А вот Кэсси умудрилась найти с ним общий язык! И даже сумела разобрать с ним стихотворение. Еще бы! Медалистка…

Погромче топая, чтобы оповестить всех о своем возвращении, Ник прошел к себе в спальню, принял душ и почистил зубы.

Когда переодевшийся Ник заглянул к сыну, Лукас сидел там один и работал за компьютером.

– Привет, Люк! – поздоровался Ник.

Лукас смерил отца обычным раздраженным взглядом.

Ник хотел спросить сына, хорошо ли ему помогла Кэсси, и похвалить его за то, что он взялся за уроки, но не решился, опасаясь в очередной раз услышать, что лезет не в свое дело.

– А где Кэсси? – вместо этого спросил он.

– Наверное, внизу, – пожал плечами Лукас.

Внизу Кэсси не было ни в гостиной, ни на кухне. Ник позвал ее по имени, но не получил ответа.

«Что ж, – подумал Ник, – после того, как я рылся в ее лекарствах, она имеет полное право бродить у меня по дому».

И все-таки где она? Что она ищет?

Ник прошел через кухню и двинулся по коридору в сторону своего кабинета. Вскоре он увидел свет в открытой, как обычно, двери кабинета. За его письменным столом сидела Кэсси.

У Ника заколотилось сердце. Что она тут делает?

Он еще быстрее зашагал по ковру, заглушающему его шаги. Он шел беззвучно, хотя и не намеревался подкрадываться.

Ник заметил, что все ящики его письменного стола, кроме закрытого на ключ самого нижнего, немного приоткрыты, словно их поспешно прикрыл лазивший в них человек.

Сам Ник всегда аккуратно задвигал за собой все ящики. Он терпеть не мог, когда его письменный стол выглядел неряшливо.

Кэсси расположилась в черном кожаном кресле «Стрэттон-Симбиоз» и что-то писала в желтом блокноте.

– Кэсси!

Девушка вскрикнула и подскочила в кресле.

– Боже мой! – с трудом выговорила она, схватившись за сердце. – Пожалуйста, никогда больше так не делай.

– Извини, – сказал Ник.

– Я же полностью погрузилась в свои мысли, а ты так меня напугал… Но наверное, это мне надо извиняться за то, что я тут расселась без разрешения.

– Ничего страшного, – проговорил Ник, стараясь, чтобы его слова звучали как можно искренней.

Внезапно Кэсси начала задвигать ящики письменного стола.

– Я просто искала ручку и бумагу, – объяснила она. – Ты на меня за это не сердишься?

– Не сержусь, – выдавил из себя Ник.

– Мне пришла в голову мысль, и я должна была ее немедленно записать. Такое у меня бывает.

– Какая мысль?

– Да так… Я иногда записываю свои мысли. Может, когда-нибудь из них получится книга.

– Ты пишешь роман?

– Да какой там роман! Вся моя жизнь – роман… Ничего, что я сегодня пришла? Я звонила, но Марта сказала, что ты еще на работе, и мы поговорили с Лукасом. Он сказал мне, что ломает голову над одним стихотворением. А я как раз хорошо знаю его…

– Кажется, я помешал тебе наставлять моего сына на путь истинный.

– Не помешал. Я ему уже все объяснила, и сейчас он пишет начало доклада о современной поэзии. Мне кажется, из Лукаса будет толк.

– Если ты ему будешь помогать, – сказал Ник и подумал, что раньше никогда не слышал таких проницательных суждений о поэзии.

Так может, все дело действительно в этом! Может, Кэсси на самом деле пришла для того, чтобы помочь Лукасу разобраться с Робертом Фростом!

– Ты когда-нибудь преподавала? – спросил Ник.

– Чем я только в жизни не занималась…

Свет встроенных в потолок ламп играл на искрящихся волосах Кэсси, которая все еще производила бестелесное впечатление, хотя ее кожа и не была теперь такой бледной, как раньше. Девушка больше не казалась больной, и у нее исчезли темные круги под глазами.

– Что?

– Это из стихотворения «Смерть работника». В нем говорится о доме. И о семье.

– Сколько же ты знаешь!

– А ты?

– А я ненавижу математику. От финансовых отчетов у меня болят зубы.

– А спорт? Наверное, нет такого спорта, которым ты бы не занимался?

– Есть, – немного подумав, признался Ник. – Я никогда не занимался верховой ездой.

– А керлингом?

– Глупость какая! Разве это спорт!

– А стрельбой?

У Ника похолодело внутри, у него закружилась голова, и все поплыло перед глазами.

– Неужели ты никогда не стрелял по движущимся мишеням? Это же так здорово! – настаивала Кэсси.

– Нет. Никогда, – стараясь скрыть дрожь в голосе, пробормотал Ник и опустился в жалобно захрустевшее под его весом плетеное кресло. Лаура не разрешила ему взять с собой в новый дом его любимое старое кожаное кресло, казавшееся ей недостаточно изящным.

Ник стал тереть глаза, стараясь скрыть захлестнувшую его волну страха.

– Извини, – проговорил он. – Я очень устал. Рабочий день оказался слишком длинным.

– Если хочешь, расскажи мне, что у тебя происходит на работе.

– Давай в следующий раз. Ты не думай, я ничего от тебя не скрываю, только мне сейчас совершенно не хочется думать о работе.

– Хочешь я приготовлю тебе поесть?

– Ты что, умеешь готовить?

– Конечно же нет, – рассмеялась Кэсси. – Я готовлю только бананы с ромом. Но Марта наверняка оставила еду на твоей проклятой кухне, и мне остается только ее разогреть.

– А кто проклял мою кухню?

– Не знаю, но такого мнения придерживаются те, кто ее ремонтирует. Когда я пришла, они еще были здесь, и я с ними немного поболтала.

– Они, конечно, жаловались на то, что я велел переделать стойку в центре кухни?

– А как же им не жаловаться? Они говорят, что скоро сойдут с тобой ума!

– У меня нет времени постоянно за ними следить, а без присмотра они все делают не так.

– В каком смысле «не так»?

– Лаура совершенно точно знала, какой должна быть кухня, – немного поколебавшись, заявил Ник.