Год Людоеда. Время стрелять

— Спасибо! — Ремнев коротко посмотрел на журналистку и отвел глаза. — Так я тогда пойду мать поищу, ладно? А то мало ли что с ней.

— Конечно, Ванюша, сходи, только будь осторожней, — Морошкина с любовью поглядела на юношу. — А я сейчас пойду домой и уже никуда не буду выходить. Вообще, надо немного отоспаться, завтра похороны тети Раи. Господи, что ни день, то убийство или похороны! Тебе ключи дать?

— Да нет, я позвонюсь, — смущенно сказал Ремнев, возможно стесняясь присутствия Лолиты, которой учтиво поклонился: — До свидания!

— Всего доброго, — ответила Руссо и обратилась к Софье: — А вы для моей программы не сниметесь?

— Ой нет, Дашенька, что ты! — замахала руками Морошкина. — Куда мне еще сниматься?! Я только заскочу к дежурному и — домой! А тебе удачи!

— Спасибо! — кивнула Лолита, и женщины разошлись в разные стороны.

Руссо прошлась по первому этажу и заглянула в дежурную часть. За решеткой сидело несколько задержанных, а за пультом восседали двое милиционеров. В проходной части дежурки между окон, выходящих на набережную, на кронштейне высился телевизор. Транслировался хоккей, который с равным пылом смотрели и милиционеры, и задержанные, жестко комментируя действия игроков и судей.

Лолита вернулась назад, поднялась по лестнице на второй этаж, где отметила пустынность коридора и непривычную для отдела милиции тишину. Журналистка подумала, насколько эта ситуация наглядно иллюстрирует условия для совершения действия: пространство и время. Почему-то ей вспомнился Невский проспект: дневной, ночной, будничный, праздничный, а еще — виденный ею на поцарапанных лентах кинохроники начала двадцатого века. Особенно впечатлила ее демонстрация революционных лет, когда весь центр города оказался запружен людьми с транспарантами: здесь были и представители политических партий, и национальных меньшинств, и армии, и рабочих, и крестьян, и торговцев, все они о чем-то кричали, к чему-то призывали, чего-то требовали; их безмолвные рты раскрывались, а глаза настойчиво смотрели в камеру, и вот их уже никого, скорее всего, нет в живых, нет и большинства их детей и внуков, а пленка до сих пор хранит их изображения. Чудо, правда?

Лолита дошла по коридору до выхода на вторую лестницу и спустилась по ней на первый этаж. Ступеньки вели еще ниже, и она решила дойти по ним до конца. Через несколько секунд она стояла перед дверью, ведущей в подвальное помещение. Профессиональное, а скорее врожденное любопытство подталкивало девушку двигаться дальше, туда, где за приоткрытой дверью заманчиво желтел свет. Она открыла дверь и шагнула вперед.

Подвал оказался заполнен огромным количеством самых разных предметов: шкафы, стулья, стеллажи, табуретки, а на них — автомобильные колеса и покрышки, мегафоны, дорожные ограждения, радиоприемники и телевизоры, лыжи, лампочки, рулоны обоев. Во всем этом хаосе чувствовался тыл отдела милиции — так, по крайней мере для себя, определила этот подвальный мир Лолита Руссо.

Достаточно осмотревшись вокруг себя, журналистка заметила слева еще одну дверь, она открыла ее и обнаружила закуток, в котором сидели двое людей: мужчина и женщина. По виду они были пьющими и больными: он курил, жадно высасывая содержимое из двух окурков одновременно; она мерно раскачивалась и что-то мычала. Эти двое напоминали бездомных — была на них некая печать неприкаянности, сродни той, которая отличает бродячих животных от их более или менее благополучных сородичей, живущих под покровительством заботливых хозяев.

— Вы кого, девушка, ищите? — негромко спросил мужчина, щурясь сквозь неизбежный дым, который он, кажется, весь готов был забрать в себя, чтобы полностью истребить доставшиеся ему окурки, которых еще несколько штук лежало на куске полиэтилена. На голове мужчины отсутствовало левое ухо, а правое сохранилось только наполовину.

«Наверное, это от обморожения», — прикинула Руссо.

— Вам чем-нибудь помочь?

— Да нет, спасибо, я просто гуляю, — улыбнулась Лолита. — А вы здесь что, работаете?

— Да вроде того, девушка, работаем, — ответила женщина с болезненно одутловатым, видимо часто избиваемым, лицом, иссеченным шрамами. Она сидела к журналистке вполоборота, но не поворачивалась, а продолжала покачиваться. — Так это, по хозяйству кому чего помочь.

— Ладно, все посмотрела, пойду назад, — Руссо постояла для приличия, огляделась и двинулась в обратный путь. — Как тут вечером тихо!

— Зато днем как на базаре! — откликнулся мужчина и жестоко закашлялся. — Вот, зараза, опять!

— Ладно тебе каркать! Вы его, пожалуйста, не слушайте! — женщина повысила голос, но по-прежнему не повернулась. — Ты что, мало за свою жизнь наговорился?

Лолита удалялась и все еще различала бурчание женщины.

— А я иду вас искать! — услышала Руссо голос Эльдара, а сам он, одетый в форму, двигался ей навстречу. — Я сегодня немного задержался, дела всякие под вечер накопились. Я вас по времени не подвел?

— Да нет, что вы! У нас с вами еще вся ночь впереди! А если не хватит, так я еще одну смену закажу! — журналистка протянула молодому человеку руку для пожатия или — как знать? — поцелуя. Он мягко принял ее ладонь. Лолита указала второй рукой в обратном направлении: — Скажите, пожалуйста, а что это за люди там, в подвале?

— Да это просто бездомные. Сами знаете, сколько их сейчас по городу слоняется, — Эльдар выпустил ее руку и пошел рядом. — Сейчас люди стараются все подвалы закрыть, так этим все тяжелее себе место найти. А на улице что, месяц-два — и нет человека!

— А что они у вас в милиции делают? — Руссо остановилась на лестничной площадке, ожидая, куда лейтенант ее поведет дальше. — Осваивают экологическую нишу?

— Ну да, что-то наподобие того. Мы их здесь как бы приютили, что ли. Деваться-то им действительно некуда, — развел руками Драхматулин. — Вы где начнете снимать, в дежурке?

— Да, наверное, там, — кивнула журналистка. — Но они здесь вроде как даже работают?

— Да, они занимаются уборкой, что-то ремонтируют, — милиционер шел рядом и старался не обгонять свою спутницу. — Да сейчас почти при каждом отделе милиции несколько таких бойцов проживает. У некоторых даже документов никаких нет. Ну куда им идти?

— Так они вроде как рабы получаются? — не унималась Лолита.

— Ну получаются, а что делать? — сконфуженно произнес Эльдар. — Только вы про это не снимайте, ладно?

— Конечно-конечно! У нас сегодня другая тема: ночная жизнь города, — Руссо оживилась. — Я эту передачу давно задумывала. Ночью выползают все темные силы и начинают заниматься своими темными делами: нападают, грабят, насилуют, поджигают, убивают. А кто им противостоит — пожарные, медики, милиционеры, спасатели. Это основной мотив, понимаете?

— Понимаю. Только как вы все эти темные силы увидите? — удивился Драхматулин. — Что ж, они при вас так и будут совершать правонарушения? Для этого, наверное, надо использовать скрытую камеру.

— Да нет, Эльдар, зачем же скрытую?! Для меня сейчас главное — набрать материал: ваши выезды на телефонные звонки, общение с задержанными и потерпевшими, часы на стене — все это, — журналистка начала на ходу жестикулировать, видимо, чтобы сделать свою речь более доходчивой и убедительной. — А своего я добьюсь на монтаже. Вы знаете, что такое монтаж? Это форменное колдовство! Я могу сделать все, что захочу: хорошего человека — плохим, плохого — хорошим! Для этого бывает достаточно одного кадра или пары вовремя сказанных слов.

— А, ну это, наверное, так, — Эльдар остановился возле одного из кабинетов, достал ключи и начал отпирать дверь. — Сейчас, я только заскочу в кабинет оперов.

— А мне можно с вами? — полюбопытствовала Лолита.

— Конечно-конечно, заходите! — лейтенант пропустил журналистку вперед в призрачно освещенное уличными огнями помещение и зажег свет. — Мне тут просто ребята должны были кое-что оставить, сейчас я эту вещь заберу, и мы пойдем работать.