Кристаль

Мысль о монстре всплыла у него в голове.

« Монстрнас защищает. Хранитель мира, он поддерживает его целостность и порядок».

Приборы вокруг фиксировали мельчайшие движения, происходящие внутри его организма, но он пока об этом не знал. Он слышал голоса — но чьи? Голоса что-то ему говорили… Наконец он смог открыть глаза. Больничная палата и его бывшие коллеги, крайне возбужденные, кажется, спорящие… Стон Бьорна заставил их мгновенно замолчать.

Вызванные Йохансеном врачи были вынуждены признать, что, хотя их пациент вернулся из очень дальнего далека, вернулся он в здравом уме и невероятно энергичным.

Крагсет дрожал от нетерпения. Не в силах удержаться, он забрасывал Бьорна вопросами. Лица двух коллег, которые Бьорн видел между быстро двигающимися руками врачей, то и дело поворачивались друг к другу с выразительными гримасами. Затем Йохансен додумался принести из холла paper-board, и под руководством инспектора началась увлекательная игра «Вопросы и ответы в картинках».

Однако никаких четких выводов в ходе разгадки ребуса сделать так и не удалось. Самую важную информацию Бьорну никак не удавалось сообщить, и это приводило его в отчаяние. Анжела… Берген… суровая интернатская директриса… хрупкий доктор, блуждающий в склеротических сумерках… Лица и события всплывали в его памяти, но он не мог вспомнить последних слов доктора Исаксена. Дубинка, обрушенная на его голову, выбила из памяти некоторые детали…

— Имир наверняка поехал на север! Надо его задержать! — воскликнул Йохансен.

— Не пори горячку, — недовольно заметил Крагсет. Он видел, что подчиненный с трудом держит себя в руках.

— Эли видела его аэроглиссер на причале у отеля в ночь «большой стирки». Бьорн утверждал, что ему хватило бы времени на все, включая дорогу во Фредрикстад и обратно.

— Да.

— Имир сам вывел из строя свой автобус, а потом спасся с помощью гидрокостюма, который надел под обычную одежду. Это же вполне очевидные факты! Разве нет?

— Я с тобой вполне согласен, Йохансен… Так что же, наш Здоровяк — самый страшный убийца, какого только знала Норвегия?..

— Нужно найти Имира, комиссар! Нужно найти Имира…

Превозмогая боль в сломанной челюсти, Бьорн собрал все силы и произнес одно-единственное слово, больше похожее на стон. Но коллеги сразу его поняли.

— Анжела, да, — повторил Крагсет, — Анжела… Нужно найти Анжелу. Бедная девочка… Из твоих записок следует, что она потеряла сестру-двойняшку. И в прошлом была мажореткой. Близнецы, Анжела… повторяющаяся история с двойниками.

Бьорн слабо кивнул.

— Этой несчастной девушке никогда бы не стоило встречаться с Имиром.

Затем Крагсет наклонился к самому лицу Бьорна, чтобы быть уверенным, что тот подтвердит его соображение:

— Эти руны… все эти шуточки… Какое-то эхо событий детства? Мажоретки… их блестящие костюмы… Имир хотел спрятаться за этими костюмами?

При этих словах Бьорн вздрогнул всем телом.

Итак, они были на верном пути.

Осененный внезапной догадкой, Йохансен вскинул руку с фломастером. Он писал и в то же время произносил:

— А что, если… брат Имира выжил? А что, если… оба близнеца уцелели после пожара?!

— Вот это уже лучше, — удовлетворенно сказал Крагсет, заметив, что в глазах Бьорна при этих словах блеснуло одобрение. — Знать бы еще, кто именно из братьев выжил?

Глава 37

День зимнего солнцестояния почти не отличался от ночи. Анжела мрачно думала: «Это твой день рождения. Ты повзрослела, но что толку — ты по-прежнему не более свободна, чем эта бабочка в стеклянном шаре!..»

Каждый раз, когда она переходила к перегородке, отделяющей жилую комнату от загона для собак, те начинали ворчать. Она помогла Бальдру навести порядок в доме. Говорили они мало. Анжела не решалась затрагивать темы Золотой бабочки, ссоры двух братьев, подаренного ей украшения, которое само по себе проясняло какие-то вещи, но именно поэтому они становились еще более ужасающими. Каждая из ее мыслей была омыта волнами страха, поднимающимися из недавнего прошлого. Чем больше она пыталась их отогнать, тем сильнее чувствовала, как мрачнеет хозяин дома. Она искоса наблюдала за ним: он передвигался на четвереньках по полу, разбирая книги, вытащенные из огня, и что-то бормотал. Его грубые руки охотника ласкали книжные переплеты. На нее он даже не смотрел. Он и она были словно два случайных любовника, встретившиеся в мотеле на краю света, которым наутро не о чем разговаривать. Наконец Анжела решилась ему сказать, что, может быть… может быть, ей пора возвращаться в город.

Бальдр повернул голову. Это была голова хищника, запертого в клетку без двери.

— Сейчас? Ты хочешь уехать сейчас? В канун Йоля?..

Непонятно было, чего больше в его голосе — гнева или разочарования.

Но затем он снова вернулся к своему занятию, ничего не добавив.

— Мне все равно пришлось бы когда-нибудь вернуться. У меня своя жизнь… там.

Бальдр обернулся, холодно сказав:

— Нет.

И, нагруженный книгами, тяжелыми шагами поднялся по лестнице наверх.

Анжела осталась стоять у окна, этакой женой моряка. Она не знала, стоит ли ждать возвращения Имира. Каждое дерево в фальшивой ночи казалось часовым на посту.

«Итак, это я. Я сама превратила себя в пленницу. Никакой музыки в этом доме… Ни одной фотографии. Щелкни его на память — и сваливай отсюда. Хватит! Будь хорошей девочкой. Сделай над собой усилие. Держись как ни в чем не бывало. Приготовь ему что-нибудь на обед».

И Анжела лихорадочно занялась готовкой, плывя наудачу в море приправ, названий которых она не понимала.

Стоя у небольшой старинной печи, Анжела в последний раз помешала кушанье, которым она намеревалась ублажить своего дикаря. Это блюдо без названия состояло из всего, что попалось ей под руку. Потом Анжела взяла наугад небольшой горшочек с приправами и щедро посыпала угощение. Выглядело оно не слишком аппетитно.

Наконец она услышала поскрипывание древних ступенек. Спустился Бальдр — сгорбленный, осунувшийся, с потухшими глазами, — на него было страшно смотреть. Даже волосы его, казалось, потемнели. Он приблизился неверными шагами, тяжело дыша.

— Вот, я сделала что могла… По-простому…

Оставалось надеяться, что этому огру будет не до кулинарных тонкостей. Анжела уговаривала себя, что не так уж все и плохо, но так и не смогла притронуться к кушанью в своей тарелке, потрясенная ужасным видом гиганта, расправляющегося со своей порцией.

Анжеле хотелось заткнуть уши — так сильно Бальдр чавкал. Его зубы с легкостью перемалывали мясо и овощи. Только ли голод выманил его из убежища наверху? Ей удалось перехватить его взгляд, и она прочитала там глубокую печаль, смешанную с неким вызовом или, может быть, упреком.

Наконец Анжела решила попробовать свою стряпню. Но едва она положила в рот маленький кусочек мяса, приправы буквально обожгли ей язык. Она тут же выплюнула кусочек обратно в тарелку. Бальдр с презрением взглянул на нее и тут же положил себе щедрую порцию добавки. Но это ведь совершенно несъедобно! Должно быть, у него стальное нёбо…

Анжела почти бегом бросилась к умывальнику, чтобы выпить холодной воды, и тут ей в голову пришла совершенно неправдоподобная мысль. Дрожа, она молилась о том, чтобы он ни о чем не догадался по ее лицу.

«Счастливая идиотка! Заметит или нет — ну и что это меняет? Ты здесь. Он здесь. Вы одни в огромном лесу. А может быть, он тоже потерял вкус еще в детстве… Но если то, о чем ты подозреваешь, правда, то остается только выяснить, под каким соусом он тебя съест».

Стоя спиной к столу, она взяла два бокала и початую бутылку и разлила вино по бокалам. В один из них она незаметно насыпала соли.

Некоторое время гигант даже не обращал внимания на поставленный перед ним бокал. Анжела прилагала огромные усилия, чтобы не наблюдать за Бальдром слишком пристально. Не опускать глаза. И не смотреть на крошечную крупицу соли, прилипшую к стеклянной стенке бокала…