Левиафан

— Растолкуйте, капитан, — громко попросил Ли, когда свет на смотровой палубе замерцал и погас, оставив лишь зеленые, красные и синие цвета обширной голограммы перед ними.

— Океанское дно, надвигающееся прямо на нас, — это то, что называется ультраабиссаль. Гористый район впереди — Азиатская континентальная плита. Мы можем направляться лишь в одно место, куда не сможет последовать ни одна атакующая субмарина на свете, — в Марианский желоб!

Менденхолл и Райан переглянулись. Уж если капитан Эверетт напуган, это значит, что их подстерегает величайшая опасность из всех. Зеленые счетчики стремительно перемалывали цифры, уследить за которыми было нелегко — «Левиафан» уходил все глубже.

— Капитан, «Миссури» преследует нас на максимальной скорости сорок семь узлов! — доложил Сэмюэльс через интерком со своего поста в центре управления.

— «Миссури» нас нипочем не догнать; ей лучше развернуться и направиться домой. Они уже чересчур глубоко, — сказал Эверетт, когда голограмма разделилась на две части, чтобы показать нос и корму «Левиафана» и сгенерированное компьютером изображение «Миссури».

— Боже, это быстрая лодка, но ей придется повернуть. — Эверетт сказал это с гордостью, одновременно вознося молитвы, чтобы капитан «Миссури» сдался.

— Поворачивай же, проклятье! — не выдержал Найлз, следя за «Миссури», отставшей на три мили.

— Глубина четыре тысячи метров — тринадцать тысяч футов! — выкрикнул Эверетт. — Мы в глубочайшей части Тихого океана. Вот он, желоб!

Черное изображение Марианского желоба разрасталось прямо у них на глазах, стремительно надвигаясь, а внутренний корпус «Левиафана» начал выгибаться внутрь, и, к всеобщему изумлению, композитный материал корпуса замерцал в темноте, начав перестраивать свою структуру у них перед глазами. Внутренний корпус будто бы вспотел; композитные волокна уплотнялись, с ростом глубины становясь прочнее.

— И как этот материал выдерживает такую глубину? — спросил Найлз, когда давление воздуха в лодке начало нарастать, вызвав у всех головокружение и заставив схватиться за головы.

— Насколько глубок этот желоб, Карл? — поинтересовалась Сара, глядя, как Эверетт подтягивает привязные ремни.

— Если гору Эверест поставить на дно желоба, над его вершиной еще останется свыше семи тысяч футов воды.

— А эта проклятая штуковина способна выдержать такое давление?

— Уже многие годы ходят слухи, что подразделение электрических подводных лодок «Дженерал Дайнэмикс» работает над химико-электрической смесью, упрочняющей композитные конструкции для глубоководных погружений, но подобное никому и не снилось.

Менденхолл и Райан тряслись ничуть не меньше самого «Левиафана». Уилл зажмурился и начал молиться.

— По-моему, мы слишком близко к адовым глубинам, чтобы это помогло! — откликнулся Райан.

Вирджиния увидела, как прищуренные глаза Александрии снова превращаются в узенькие щелочки, пока «Левиафан» с воем устремлялся в глубочайшее место планеты.

— Капитан, теплодинамические двигатели раскалились докрасна; реакторы работают на мощности его двадцать процентов от номинальной уже три минуты. Вероятно аварийное глушение силовой установки через тридцать восемь секунд!

— Поддерживать текущую выходную мощность, коммандер. Нам необходима эта демонстрация для пользы наших американских друзей.

В центре управления на миг воцарилась тишина, а затем Сэмюэльс ответил:

— Есть, капитан, поддерживать на реакторах мощность его двадцать процентов.

Звук сжатия корпуса «Левиафана», вошедшего в желоб, команду не тревожил. В трех милях позади «Миссури» продолжала упорствовать.

— Дурачье, им же не выдержать такой глубины. Они должны повернуть! — крикнула Эрталль, глядя, как иззубренный шрам, изображающий зияющее устье глубочайшей лощины в мире, раскрывается перед «Левиафаном» во всю ширь.

За стенами «Левиафана» мелькнули верхние зубцы стен Марианского желоба, и исполинская субмарина исчезла в черноте пропасти — месте куда более опасном и негостеприимном, чем глубочайшие бездны космического пространства.

— Смотрите, — воскликнул Эверетт, — «Миссури» поворачивает и направляется к поверхности!

— Какого черта они так рисковали превратиться в лепешку? — спросила Алиса.

— Потому что должны были попытаться, — ответила Сара, думая о Джеке.

Когда голограмма почернела, на смотровой палубе все смолкли. Как только они вошли в желоб, компьютерное изображение гигантского «Левиафана» уменьшило крутизну своего погружения.

Оказавшись в лазарете, двое охранников бесцеремонно швырнули Джека на одну из свободных коек, после чего повернулись и ушли, не обмолвившись ни словом доктору Тревору, безмолвно взиравшему на все это. Осмотрев Коллинза, он быстро понял, в чем его проблема.

Полчаса спустя Джек медленно пришел в себя. Доктора нигде не было видно. Коллинз потер рану на голове, которую Тревор промыл, стянул шестью очень аккуратными стежками и слегка забинтовал.

Джек озирался, пока взгляд его не упал на человека, глазевшего на него с одной из шести коек лечебной части. Блекло-голубые глаза даже не моргали, неподвижно уставившись в него. Коллинз узнал его тотчас же. Убедившись, что никаких дурных последствий удара по голове не ощущается, Джек встал и медленно прошел к занятой койке.

— Полковник, — произнес Джек, присаживаясь на соседнюю койку возле француза. — Сара рассказала мне, что вы забронировали билет на этот круиз.

Фарбо не отозвался ни словом, медленно пытаясь сесть в кровати. Но кривился при этом несколько сильнее, чем следовало бы.

— Послушайте, я слышал, что вы сделали для Сары в комплексе, и я…

— Давайте воздержимся от любезностей, полковник, — Фарбо посмотрел на Джека. — Юная Сара заодно должна была сказать вам, ради чего я туда в первую голову пробрался. Я хотел уже было махнуть рукой, когда узнал о вашей предполагаемой смерти, но теперь вижу и чувствую, что сие более неосуществимо.

Джек с улыбкой тряхнул головой:

— Значит, вы хотите меня убить?

— Да.

— Потому что потеряли Даньеллу на Амазонке?

— Нет.

— В самом деле? В чем же тогда ваш резон?

— Я сам себе не по душе, и вы, полковник, к этому привели вы.

— Что ж, это разводит нас по разным углам, Анри, потому что я себе очень нравлюсь. Я там побывал и больше умирать не хочу. Впрочем, если вам от этого будет легче, вы мне тоже не по душе. Однако я по-прежнему хочу жить, и убивать вас желания не испытываю. И куда это нас привело?

— Все мы хотим того, что нам недоступно. Я вас убью и от этого почувствую себя лучше. — Фарбо отвел глаза, оформил мысль и снова посмотрел на Коллинза. — Однако поскольку оба мы оказались в довольно странном и затруднительном положении в этой фантасмагории, я бы хотел воздержаться от враждебных действий в ваш адрес до поры, когда нас освободят. Тогда я смогу убить вас и капитана Эверетта разом, притом не напрягаясь. Так что, если только это не удастся осуществить в процессе нашего бегства с этого судна, не повлияв на мою собственную участь, мы объявим перемирие до того времени, когда можно будет вернуться к старым привычкам.

Протянув руку, Джек похлопал Фарбо по ноге возле раненого бедра, заставив француза подскочить от боли. На сей раз ничего разыгрывать ему не пришлось.

— Ладно, Анри, как только мы отсюда выберемся, сможем возобновить нашу игру. А до той поры я определенно мог бы воспользоваться вашей склонностью к заговорам, мошенничеству, вранью и выставлению себя низким ублюдком.

— Лестью вы ничего не добьетесь, полковник.

Покинув лазарет через полтора часа, доктор сопроводил Коллинза обратно к его группе, а затем совершил обход отсеков, проверяя, нет ли проявлений глубинной болезни среди членов экипажа. Анри Фарбо аккуратно выбрался из постели, пошатываясь, поднялся на ноги и медленно захромал в личный кабинет доктора Тревора. Увидел картотечный шкаф, куда доктор у него на глазах положил историю болезни Джека Коллинза. Шкаф не был заперт и как раз поэтому не представлял для него интереса. Полковник склонился к трем рядам выдвижных ящиков и принялся проверять их один за другим, пока не наткнулся на запертый на врезной замок.