Сыны Зари (сборник)

Герни вспомнил этот легкий, оживленный тон, манеру четко произносить слова и его любимое «конечно».

– Конечно, – сказал Герни вслух.

– Ах да, мистер Герни, конечно. И как вам такое могло прийти в голову?

Рейчел переводила взгляд с одного на другого и, когда их с Герни глаза встретились, сказала:

– Отец Дэвида.

Она как-то сразу успокоилась и присела сбоку на софу. Чезаре Паскини все смотрел на Рейчел даже после того, как она опустила глаза, уставившись в пол. Его лицо приняло задумчивое выражение, потом он вздрогнул, как будто вспомнил, зачем пришел сюда.

– Ну-с, – сказал он, разводя руками, словно говорил: «Вот мы и встретились. Разве вас это не радует?»

На нем были элегантные темные брюки и два свитера пастельных тонов, верхний из которых был не надет, а наброшен на плечи. Он выглядел моложавым и по-спортивному легким.

– Ну-с, – повторил он. – Возможно, это наша последняя встреча. Не знаю почему, но мне хотелось бы внести в это дело полную ясность. Может быть, мною движет любопытство. Ведь столько событий произошло с момента нашей встречи, мистер Герни, не правда ли?

Герни помнил, в какой любезно-учтивой атмосфере проходила их встреча в Риме, когда Паскини тщательно подбирал слова и взвешивал каждую фразу. Тогда Герни это отнес за счет его сдержанности. Теперь же стало понятно, что Паскини играл. Он достал портсигар и предложил сигарету Рейчел, которую она охотно взяла, после чего галантно помог ей прикурить. Поскольку Герни никак не отреагировал на подобное предложение, Паскини снова обратился к Рейчел.

– Возможно, у вас нет своих, – сказал он и положил портсигар на столик.

Паскини закурил и сел на стул, положив лодыжку правой ноги на левое колено.

– Моя жена умерла, – произнес он, обращаясь к Герни. – Сын тоже. – На упорное молчание Герни Паскини отозвался улыбкой. – Интересно, знали вы об этом или нет. Не могу сказать, что я очень огорчен или доволен. У меня печаль и тем более раскаяние как-то не вяжутся с подобными событиями. Кэролайн вела себя крайне глупо, доверяя свои тайны коридорным, и становилась все более... – он замолчал, подбирая слово, – безрассудной. Подумать только, за все эти годы мне так и не удалось узнать ее до конца. Конечно, мы изредка встречались, когда Дэвид жил со мной. Разговаривали по телефону. Когда я узнал о ее смерти, я не сразу вспомнил ее лицо. Для меня она была чужим, посторонним человеком, а посторонние умирают каждый день. – Паскини посмотрел на Герни, ожидая, что он поддержит разговор, но тот молчал. – Дэвид – это другое дело, и здесь вина частично лежит на мне. Я проявил слабость. Когда мы с Кэролайн развелись, она захотела, чтобы мальчик остался с ней. Я согласился, что было крайне неразумно с моей стороны. В результате мальчик получил либеральное воспитание и сам стал либералом. Одностороннее разоружение, пацифизм, расовое равенство. Молодежь очень романтична, не правда ли? – спросил он, глядя прямо на Рейчел.

– Вы знали, что они обратятся к Дэвиду с предложением, – констатировала Рейчел.

– Более того, это была моя идея. Точнее, со мной посоветовались, и я решил, что это стоящее дело. Он идеально подходил для выполнения поставленной задачи. И я был рад помочь, а Дэвид, как оказалось, нет.

– Вы знали о его... способностях? Знали, почему они обратились за советом к вам?

– Конечно, знал. Я же его отец. Мы развелись с Кэролайн, когда ему было уже десять лет.

– И вы понимали, что его ожидало, после того как он пригрозил им разоблачением?

– Это было неизбежно.

– Вы не знали...

– Я знал, что он, как все молодые люди, любил слушать современную грохочущую музыку и вызывающе одеваться. Но я и представить себе не мог, что он стал слабовольным и научился презирать деньги, причем до такой степени, что смог отказаться от солидного куша в обмен на выполнение пустякового дела.

– А теперь он мертв.

Рейчел взяла еще одну сигарету из портсигара Паскини и подошла к нему за зажигалкой. Ей мучительно хотелось узнать мнение Герни о том, что они услышали.

– Моя жена умерла, и сын тоже.

Эти слова, сказанные во второй раз, неожиданно потрясли Рейчел. Она подозревала, что у нее все было написано на лице, но с трудом могла себе представить, каким именно было его выражение, насколько оно выдавало ее внутреннее состояние. Рейчел вспомнила лицо мальчика, вновь увидела его глаза, помутневшие от наркотиков, взгляд, устремленный на нее в тот момент, когда она входила в комнату с подносом. Теперь ее мучили вопросы: кто и как убил парня? где это произошло – в той комнате или в другом месте? дали ему чрезмерную Дозу наркотика или застрелили? От этих мыслей ей стало совсем плохо, как это случается с женщиной, когда она узнает о неверности своего возлюбленного. У нее возникло непреодолимое желание узнать все до конца, каждую деталь, мелочь, чтобы неизвестность не мучила ее всю оставшуюся жизнь. Но вдруг она осознала, что этой жизни у нее осталось не так уж много.

Пальцы Паскини на мгновение коснулись ее ладони, в которую он положил зажигалку. Они были холодными и сухими. У Рейчел остался один, последний вопрос:

– Когда? Когда они убили Дэвида?

– В тот день, когда вы уехали из Лондона к мистеру Герни. Кажется, в Западную Англию? – В ожидании ответа Паскини замолчал, переводя взгляд с Герни на Рейчел. – Да, в Сомерсет. Там произошли трагические события: убили человека. – Снова пауза. – В тот день. Точнее сказать не могу.

– На сей счет с вами не посоветовались? – выпалила Рейчел. Паскини посмотрел на нее укоризненно, как будто она нарушила правила этикета.

– В этом не было необходимости, – сказал он. – Я понимал, что Дэвид... – подбирая слово, он приподнял руку, словно извиняясь за то, что не нашел его, – не жилец.

– И что вы чувствуете? – Рейчел закурила, и Паскини движением той же руки дал понять, что она может оставить зажигалку у себя.

– Невозвратимость потери. И досаду на себя за слишком позднее прозрение: мне следовало самому заниматься его воспитанием.

– Почему наши люди пришли к вам?

– Они тестировали Дэвида в детстве и знали...

– Я не это имела в виду, – оборвала его Рейчел. – Откуда они знали, что могут вам доверять?

– Ну... – Паскини задумчиво улыбнулся. – Скорее всего, они не были полностью уверены в этом. Но их разведка хорошо работает, поэтому им было известно, что у меня есть друзья в Италии. Очень влиятельные друзья. Об этом знали лишь считанные единицы.

– Фашисты, – пояснила Рейчел.

Паскини вскипел:

– Вот только не надо клеить ярлыки. Поспешные выводы провоцируют поспешные ответы. – Сменив гнев на милость, он заговорил шепотом, словно разглашая страшную тайну: – Подозреваю, ваши бывшие коллеги держали меня за сумасшедшего. Я был им нужен лишь как советчик и соучастник. Теперь, по-видимому, – он развел руками, – им понадобилась моя помощь. И я с радостью помогу им. Наши интересы не во всем совпадают, но по данному вопросу между нами царит полное согласие. К тому же из-за Дэвида я оказался замешанным в этом деле и чувствую себя отчасти виноватым.

– В чем? В его отказе сотрудничать с ними? – Голос Рейчел звенел от негодования.

– Глупо так ставить вопрос.

– А перед Дэвидом вы не чувствуете себя виноватым? – спросила она.

Паскини посмотрел на нее, как на слабоумную.

– Перед Дэвидом? Нет. Он мертв.

Рейчел попыталась выдержать его взгляд, но отвела глаза. Паскини подошел к двери и взялся за ручку.

– Впрочем, я приходил сказать вам, что завтра вас перевезут в другое место. Здесь вам будет не очень удобно. А пока вы не должны покидать комнату. – Он вздохнул, как хозяин гостиницы, которому смертельно надоело объяснять правила очередным постояльцам. – В доме есть люди, все вооружены. Вас убьют, если вы попытаетесь выйти отсюда. Я бы не хотел этого, ибо к вам есть еще несколько вопросов, но уж чему быть, того не миновать. – Он открыл дверь. – Думаю, мы увидимся, но поболтать вряд ли сможем. – Он замешкался в дверях, передернул плечами, как-то странно улыбаясь пробормотал что-то и тихонько закрыл за собой дверь, как будто боялся разбудить спящего ребенка.