Венецианский эликсир

Что-то не так. Письмо с требованием выкупа уже должно было прийти, если только похитители не хотят потянуть время, чтобы Валентин впал в отчаяние и согласился на все условия.

Разве нужно целых три недели, чтобы макнуть перо в чернила и написать письмо?

Снова и снова он повторяет Диззому:

— Я просто не понимаю. Каковы ее намерения? Она набивает цену?

Видя напряженное лицо друга и устыдившись своего поведения, он пытается шутить:

— Диззом, дружище, эта история так же темна, как ноздря твоего дедушки. — Валентин пробует улыбнуться, но губы предательски дрожат.

Личные невзгоды заставляют Валентина усерднее заниматься венецианским эликсиром. В кромешной тьме его души рождается отличная идея, сулящая хорошие барыши. До сих пор он считал, что венецианский эликсир станет панацеей, которая будет способна справиться с бесконечным списком заболеваний, лишь получив изящную упаковку и якобы венецианское происхождение. Мучаясь от волнения и тревоги, Валентин, между тем, нашел нишу на рынке для этого эликсира. Он осторожно прикидывает плюсы и минусы оригинальной идеи — эликсир, специально предназначенный для улучшения качества полового акта.

Венецианский эликсир станет любовным зельем! Он усилит даже самое слабое либидо.

В голове Валентина вертятся слова для будущего рекламного листка. Он силится придумать подходящее название для препарата, проговаривает вслух красивые слова. К концу дня он надиктовывает длинный список, половину которого написал сам. К следующему дню он сужает его до пяти ключевых слов, которые выводит красивыми красными чернилами:

Он кладет голову на стол. Когда, много минут спустя, он поднимает ее, буквы отпечатываются на его щеке.

Проходит две недели, а он все еще размышляет о названии для эликсира. Неожиданно приходит Диззом и передает ему потрепанное письмо, покрытое сахарной пудрой и пахнущее марципаном. Валентин понимает, что ему следовало бы задать вопросы относительно происхождения этого письма и способа его доставки, но он слишком спешит, чтобы тратить время на это либо на слова Диззома о том, что чего-то не хватает, что-то следует объяснить или сделать. Это похоже на его первую встречу с актрисой. Он хочет обладать, не обременяя свою голову лишними сведениями.

Валентин подносит письмо к губам и принюхивается к его кромке. Он тут же отдергивает голову, словно от удара. Да! Это действительно письмо от нее. Каждое ее письмо пахло так же сладострастно, как и это. Его наркотический аромат туманит ему мозг. Это точно от нее, от нее. Поцеловав, снова понюхав и погладив листок пальцами, Валентин разворачивает его.

И глядит, не веря глазам.

Письмо от Мимосины Дольчеццы не содержит узнаваемых слов. Где-то на пути к нему оно, по всей видимости, побывало в какой-то жидкости. Или на него пролили жирную миндальную пасту, которая, подобно раку, пожрала слова, заменив их собой. Либо чернила оказались ненадежными и вытерлись раньше времени. Как она может экономить на такой важной вещи, как чернила? Должно быть, она в стесненном материальном положении.

Подумать только — вдруг она прозябает в нищете! Дурно при одной мысли об этом. Интересно, что же с ней случилось.

Только теперь он улавливает осторожное покашливание Диззома и чувствует ласковый взгляд друга на спине, которая от потрясения стала мокрой.

— Мне кажется, я могу помочь, Валентин, — бормочет Диззом. — Позволишь мне заняться письмом, мальчик? А?

Валентин не хочет отдавать письмо. Все в нем противится этому.

Диззом осторожно вынимает письмо из его рук. Валентин морщится, когда полуразрушенное письмо помещается на ровную доску, которая вызывает мысли об операционном столе. Валентин топчется у доски, с трудом сдерживаясь, чтобы не забрать листок.

Понимая, как Валентину важно не терять контакта с письмом, Диззом просит его подержать два края листа, пока он колдует над ним, продолжая говорить спокойным голосом, поясняя каждое действие, прежде чем выполнить его, словно дантист, подготавливающий пациента к щипцам.

Диззом задумчиво роется в шкафу, выбирает и ставит с ритуальной торжественностью на стол рядом с доской несколько бутылок. Закрепив в подсвечнике свечу, он поджигает ее. Потом тянется за большим пером белой цапли, открывает одну бутылку и засовывает внутрь перо. Он поясняет:

— Сначала нужно покрыть письмо отработанной щелочью, размазав ее пером вот так, очень тонким слоем.

Валентин наклоняет голову и недовольно морщится.

Диззом спешит его успокоить:

— Действительно, цвет сразу заметно не меняется, но погляди… Теперь, добавив разбавленной минеральной кислоты… я использую марину, но купорос и азот также хорошо подходят. Как видишь, буквы очень быстро изменились и стали синими, очень четкими и понятными. Они выглядят четче, чем в день, когда были написаны.

Наблюдая за алхимией, Валентин раскрывает от удивления рот. Когда на бумаге появляются слова, он издает радостный вопль и порывается забрать письмо, но Диззом останавливает его, указав, что буквы начали сливаться друг с другом. Синяя краска теперь неподконтрольна, она угрожает пожрать каждый сантиметр бумаги и снова скрыть слова. Валентин стонет.

Но Диззом продолжает:

— Не бойся. У нас есть средство и против этого. Чтобы удержать синеву от расползания, мы должны быстро промокнуть листок, убрать излишек жидкости.

Он осторожно прикасается к письму маленькими кусочками промокашки, которые быстро синеют. Диззом лихорадочно трудится над листком несколько минут, а потом резко останавливается и осматривает работу. Буквы не расползаются.

Валентин выдыхает:

— Теперь можно держать в руках?

— Да, конечно.

Валентин моментально выхватывает письмо и прячет его на груди, убегая в полутемную спальню.

Он читает письмо стоя у окна, садится на кровать, а потом сбегает вниз по лестнице и идет к реке, чтобы перечитать его на улице, будто бы природное освещение может придать вес написанным словам.

Обитатели Бенксайда наблюдают за ним и видят, как дрожат его плечи. Не замечая их улыбок и сочувствующих взглядов, он возвращается на склад.

Это письмо заставило его заплакать. У него голова идет кругом. Он в ярости. Да, она сейчас в Венеции. Нет, ее не было там, когда он обыскивал город, и она предлагает ему направиться туда как можно быстрее.

Не такого письма он ожидал.

Мрачная ирония ситуации не ускользнула от Валентина. Он мчался в обратном направлении по тем же дорогам, по которым совсем недавно возвращался домой.

Меньше чем за три недели он совершает головокружительное путешествие, все еще донимаемый кашлем, а теперь еще и нехорошей болью ниже поясницы. И ради чего? Поверив малоубедительным словам на жирном клочке бумаги. Он проклинает поспешность, с которой уехал из Венеции лишь для того, чтобы обнаружить в Лондоне, что снова опоздал. Если бы он не потерял самообладание и остался на более продолжительный срок! Она, должно быть, покинула Лондон спустя несколько дней после того, как он выехал из Венеции. Они, вероятно, разминулись в каком-то месте, даже ночевали в тех же трактирах, ели из одной и той же посуды.

Если, конечно, она не пытается меня отвлечь, в то время как девочка спрятана в Лондоне.

Мимосина Дольчецца намекнула, что у нее есть ответы на многие вопросы, но в письме она не может их дать.

На этот раз Валентин признает, что ищет актрису. Он не стыдится признать, что разыскивает ее. Такое письмо! И у нее Певенш!