Меченый

– Нет, – сказал я.

– Это не так легко, поверь мне.

– Как вы, ребята, сумели попасть в Фонд?

– Это была ее идея, – сказал Перселл. – Когда она увидела Хьюго, ее осенило, как все можно устроить. Он был ростом со старика, так же сложен и с таким же цветом волос. А старик был единственным, кто входил и выходил без регистрации. Она тайком вынесла его костюм и шляпу, загримировала Хьюго, научила ходить и сутулиться, как старик. Когда она со стариком гуляла в саду, Хьюго проник в заднюю дверь и спрятался в туалете. Потом пришли остальные.

– И вы удрали, прихватив с собой целое состояние.

– Ну, не совсем целое. Мадам была чересчур оптимистична – некоторых драгоценностей, на которые мы рассчитывали, той ночью не оказалось. И потом, разумеется, мы знали с самого начала, что картины продать невозможно: они слишком известны.

– Тогда зачем вы их взяли?

– Одну для нее – это было все, что она хотела получить; сентиментальное желание, как она сказала. А другую для себя, на случай если попадемся. Всегда имей запасной план, малыш, иначе стервятники заклюют тебя.

– И вы оставили этот «козырь в рукаве» у Чарли?

– Да, верно. У Чарли.

– Почему именно у него?

– У кого-то надо было оставить. Видишь ли, выбор был небогатый. После того как Ральф переплавил золотые украшения в слитки, а скупщик краденого взял остальное, у нас оказалось около семидесяти тысяч баксов. Достаточно для того, чтобы я смог начать собственное дело, но слишком мало для дележа на четверых. Поэтому я забрал все и сбежал. Все равно остальные спустили бы деньги при первом удобном случае, я знал это. Ральф – на девочек, Джоуи – на машины, Чарли – на тщетную попытку расстаться с матерью. Они оказались в западне, а у меня был шанс. Поэтому я забрал все и купил свой шанс.

– Роман «Влюбленный Тони».

– Фильм имел огромный успех, малыш. Я поставил свою жизнь на карту и выиграл. Причем не просто продал сценарий, хотя имелись желающие его выкупить, а заключил выгодную сделку: подписал контракт на три картины, обзавелся продюсерской компанией, офисом на киностудии и креслом за обеденным столом руководства. С тех пор обедаю там.

Я отодвинул тарелку с остатками цыпленка.

– Обедаете на останках ваших старых приятелей.

– Обедаю на останках моей прежней жизни. Тедди Правитц не мог надуть старых друзей. Но Тедди Правитц был всего лишь барменом в дешевой забегаловке. Я похоронил его труп и стал новым человеком. Законно поменял имя – на случай, если старые приятели будут меня искать, и стал тем, кем мечтал стать. Вот что нужно, чтобы выжить в этом мире, малыш. Ставишь на карту все и смотришь, что получится.

– И поэтому испугались, что все обратится в дым, когда до вас дошел слух, что Чарли хочет обменять картину на освобождение от уголовного преследования.

– Не то слово – «испугался».

– Умерли со страху?

– Нет, ты неправильно понял. Увидел возможность помочь своим старым приятелям. Я уже помог Хьюго закончить юридический факультет, сменить имя, учредил для него крупную фирму. Считал, что, купив картину и дав возможность остальным поделить выручку от продажи, смогу расплатиться с ними и при этом остаться в тени. Дать возможность достойно встретить старость.

– Поэтому послали Лавендера Хилла, чтобы тот заключил сделку.

– Верно.

– И собирались купить картину.

– Правильно.

– На что? Я смотрю вокруг и вижу комнаты без мебели, бассейн без обслуги, сад без ухода. Вижу человека на краю финансового краха.

– Это превратности бизнеса, малыш. Да, сейчас мне не везет, но я возвращался в дело столько раз, сколько не снилось бессмертным. Кроме того, у меня выходит фильм, который принесет состояние.

– Но если у вас сейчас не лучшие времена, какие деньги вы собирались дать Чарли?

– Я все продумал. У меня есть банкир в Швейцарии, который увлекается кино и живописью. Он повесит картину над камином и будет ей любоваться.

– И вы получите свою долю.

– Боже, храни Америку.

– А что насчет убийств?

– Да, что насчет них? Кто убийца?

– Вы.

Он покачал головой:

– Это не моих рук дело, малыш. Когда-то все они были моими друзьями. Я только хотел помочь. Лучшее, что приходит в голову, – все убийства связаны с Чарли. Он попал в плохую компанию после нашей маленькой операции. Его бывшие приятели-гангстеры не хотят, чтобы он вернулся домой и заговорил, в этом все дело. Поэтому мне нужно, чтобы он принял предложение Лавендера и держался подальше от материнского дома. Поэтому я согласился принять тебя. Ты должен убедить Чарли, что ему ради самосохранения необходимо принять мое предложение.

– Это все, чего вы хотите?

– Ты правильно понял. Нужно заключить сделку, отправить его куда подальше. Может быть, в Белиз. Ты когда-нибудь был в Белизе?

– Вообще-то да.

– Я слышал, прекрасное место, чтобы прожить остаток дней.

– Не совсем так, – сказал я. – Но почему у меня такое чувство, Теодор, что, как только вы найдете моего клиента, он умрет так же быстро, как Ральф и Хьюго?

– Не будь глупцом. Они были моими друзьями. С какой стати я стал бы убивать своих друзей?

– Из-за Шанталь.

Он откинулся назад, уставя на меня большие голубые глаза.

– Ты не находишь, что несколько легкомысленно выкалывать на груди имя девочки, которую ты никогда не видел?

– Безусловно.

– Это восхитительно, черт возьми! У тебя наверняка есть задатки продюсера. Но ответь мне, малыш, зачем?

– Наверное, чтобы я не забыл. – Я поднял бокал. – Чтобы меня не прельстила ни роскошь, ни развлечения. – Я выпил вино и поставил бокал на стол.

– Ты ее ангел мщения, не так ли?

– Возможно.

Он засмеялся.

– Почти романтично, малыш, за исключением того, что ты имеешь худшее представление обо всем случившемся.

– Вы сказали, что Шанталь была лучшей частью вашей истории. Что вы имели в виду? – спросила Моника.

– Только то, что сказал. Если думаешь, что я строил свою новую жизнь только на преступлениях, то ошибаешься. Было и кое-что героическое. Я не обижал твою сестру, я спас ее. Дал ей жизнь, о которой она мечтала.

– Мы должны в это поверить? – поинтересовался я.

– Лу, – позвал Перселл, – подавай десерт. У меня сегодня вечером свидание. Ей двадцать четыре. Челюсть боксера, зато двадцать четыре года. И она хочет сниматься в кино. Можешь себе это представить?

– Вы ведь на самом деле не думаете, что от нас можно отделаться голословными утверждениями? – спросил я.

– Если бы я так думал, вас здесь не было бы, малыш.

– Тогда расскажите, что случилось с Шанталь.

– Зачем спрашивать меня? Почему бы не спросить у нее?

– У Шанталь? – переспросила Моника.

– Конечно, детка. Как насчет завтра? Днем вас устроит? Я обо всем договорюсь. Пора встретиться с сестричкой, как по-твоему?

Глава 55

– Кажется, меня тошнит, – сказала Моника Эдер.

– По сценарию это мои слова, – ответил я.

– Нет, правда. Останови машину. Мне нужно выйти. Пожалуйста.

– Мы на автостраде, Моника. Если мы остановимся посреди дороги, нас кто-нибудь пристрелит.

– О Господи, Господи, Господи!

– Успокойся.

– Не могу успокоиться. У меня будет сердечный приступ прямо здесь, в этой паршивой машине.

– Но я взял лучшую модель. Эта машина обходится мне в лишние семьдесят пять баксов в день.

– У меня какие-то вспышки в глазах.

– Это блики солнца на бампере. У тебя разыгрались нервы, Моника. Все будет хорошо.

– Откуда ты знаешь? Ты что, доктор?

– Если бы я был доктором, то отлично играл бы в гольф. Дело даже вовсе не в глупой игре, а в прикиде и прочих прибамбасах. Безрукавки, белые перчатки, брюки в клеточку.

– Заткнись, Виктор.

– Тебе не нравятся брюки в клеточку?

– Нужно принять закон, запрещающий клетчатые брюки.

– А в Коннектикуте это парадные брюки.