Абсолютная власть

Кейт потерла глаза и, взяв со стопки бумаг на стопе резиновое кольцо, собрала волосы в “хвост”. Она оглядела свою небольшую, скромную комнату; везде громоздились горы папок с делами, и в миллионный раз она спросила себя: когда же этому придет конец? Конечно же, никогда. Ситуация может лишь ухудшаться, и она должна сделать все возможное, чтобы остановить этот поток крови. Она начнет с Роджера Симмонса, младшего, двадцати двух лет от роду, одного из самых жестоких преступников, которые ей когда-либо встречались, а за свою короткую карьеру ей пришлось повидать целую армию таких типов. Она вспомнила, как он посмотрел на нее тогда, в суде. Выражение лица, где не найдется места ни состраданию, ни нежности, ни какому-либо другому доброму чувству. Это также было лицо человека, лишенного надежды, что подтверждалось его преступлениями, как будто совершенными монстром из фильма ужасов.

Она помотала головой и взглянула на часы: далеко за полночь. Кейт поднялась, чтобы выпить еще кофе: ей становилось трудно сосредоточиться. Последний сотрудник прокуратуры ушел часов пять назад, уборщицы – часа три назад. Она по коридору прошла на кухню. Если Чарли Мэнсон сейчас на свободе и принялся за свое, то по сравнению с негодяями, снующими сегодня по улицам, он просто дилетант.

С чашкой кофе в руке она пошла обратно в рабочую комнату и на мгновение задержалась, чтобы посмотреть на свое отражение в окне. Для людей ее профессии внешний вид неважен; черт, у нее уже больше года не было мужчины. Но она не могла отвести глаз. Она была высокой и худощавой, возможно, кое-где чересчур худой, и сохранила привычку пробегать каждый день по четыре мили, в то время как ее пища стала менее калорийной. Она питалась в основном низкосортным кофе и сухим печеньем, ограничиваясь двумя сигаретами в день и надеясь когда-нибудь бросить курить окончательно.

Кейт чувствовала, что вредит своему здоровью, сверхурочно разбирая одно чудовищное дело за другим, но что ей оставалось делать? Уволиться, потому что она не выглядела как женщина с обложки журнала “Космополитэн”? Она утешала себя мыслью, что ее работа по шестнадцать часов в сутки помогает этим женщинам хорошо выглядеть. Ее задача заключалась в том, чтобы люди, нарушившие закон и причинившие вред другим, были наказаны. В любом случае, считала она, ее работа приносит пользу.

Кейт поморщилась при виде своей прически. Нужно подстричь волосы, но где взять для этого время? Ноша с каждым днем становилась все тяжелее, но до сих пор не оставила заметных следов на ее лице. Даже в ее двадцать девять лет оно после четырехлетней изнурительной работы с делами и бесчисленных процессов оставалось свежим. Она вздохнула, осознав, что и это не продлится долго. В колледже редкий мужчина не поворачивал голову ей вслед, а у многих при разговоре с ней перехватывало дыхание и выступал холодный пот. Но на пороге тридцатилетия ее часто посещала мысль: то, что она долгие годы принимала как должное и над чем частенько даже посмеивалась, уходит от нее. И подобно многим вещам, которые считаешь данными свыше или пренебрегаешь как несущественными, способность поразить общество одним своим появлением, Кейт чувствовала, уходит от нее.

То, что она прекрасно выглядела после нескольких лет тяжелого труда, было удивительным, если учесть, что она делала для этого относительно мало. Хорошие гены, вот в чем, очевидно, все дело; ей просто повезло. Но затем она подумала об отце и решила, что по части генов ей повезло не очень сильно. Человек, обкрадывающий других, а потом делающий вид, что ведет нормальную жизнь. Человек, который обманывал всех, включая жену и дочь. Человек, которому нельзя доверять.

Она села за стол, отпила кофе, добавила еще сахару и, помешивая ложечкой свой ночной стимулятор, посмотрела на папку с делом Симмонса.

Кейт взяла телефонную трубку и позвонила домой, чтобы прослушать оставленные сообщения. Их было пять: два от других юристов, одно от полицейского, который будет выступать на суде против Симмонса, и одно от следователя, который любил звонить ей в самое неподходящее время и занимать ее пустой болтовней. Надо бы сменить номер телефона. Последнее сообщение быстро прервалось. Но она сумела расслышать тяжелое дыхание на другом конце провода и почти разобрала пару слов. Голос показался ей знакомым, но она не смогла уверенно его опознать. Неужели нельзя было придумать ничего лучшего.

Кофе придал ей сил, ее внимание вновь сосредоточилось на обстоятельствах дела. Она взглянула вверх на небольшую книжную полку. На ней стояла старая фотография: ее покойная мать с десятилетней Кейт. С фотографии было вырезано изображение Лютера Уитни. Огромная дыра рядом с матерью и дочерью. Огромное ничто.

– Ах ты черт!

Президент Соединенных Штатов сидел на полу, одной рукой прикрывая ушибленные интимные части тела, а в другой держа нож для вскрытия конвертов, который секундой раньше мог стать орудием убийства. Теперь на нем была не только его кровь.

– Черт возьми, Билл, вы же ее пришили!

Один из его спасителей наклонился, чтобы помочь ему подняться, а другой осмотрел женщину: две пули крупного калибра пробили ей череп.

– Простите, сэр, у нас было мало времени. Простите, сэр.

Билл Бертон работал агентом секретной службы двенадцать лет, а до этого состоял в полиции штата Мэриленд, и его пуля почти разнесла вдребезги голову красивой молодой женщины. Несмотря на большой опыт, он дрожал как ребенок, проснувшийся от ночного кошмара.

На его счету уже было одно убийство при исполнении служебных обязанностей. Но тот парень, имевший четыре судимости, был известен откровенной враждой к полицейским и целился в Билла из полуавтоматического пистолета.

Он взглянул на маленькое, нагое тело и подумал, что сейчас его вырвет. Его напарник, Тим Коллин, увидел выражение его лица и взял его под локоть. Бертон с усилием вздохнул и кивнул ему. Ничего, он справится.

Они осторожно помогли встать на ноги Алану Ричмонду, президенту Соединенных Штатов, политическому герою и кумиру людей всех возрастов, а ныне просто-напросто голому и пьяному. Президент посмотрел на них, испытанный им ужас начал проходить под действием алкоголя.

– Она мертва? – Он говорил слегка заплетающимся языком, а глаза его блуждали из стороны в сторону.

– Да, сэр, – отчеканил Коллин. Пьян президент или нет, но его вопрос не должен оставаться без ответа.

Бертон снова взглянул на женщину и затем на президента. Это их работа, его работа. Защищать этого проклятого президента. Чего бы это ни стоило, его жизнь не должна закончиться таким образом. Чтобы какая-то пьяная сука зарезала его, как свинью.

Рот президента скривился в такой усмешке, какой ни Коллин, ни Бертон раньше не видели. Президент поднялся.

– Где моя одежда? – требовательным тоном спросил он.

– Вот она, сэр. – Бертон наклонился, чтобы поднять одежду, и, протянув ее президенту, вытянулся по стойке “смирно”. Она была, как, похоже, и все в комнате, в крови.

– Ну что ж, оденьте меня и приведите в порядок, черт побери. Я должен где-то произнести какую-то речь, ведь так? – Он резко засмеялся.

Бертон посмотрел на Коллина, а Коллин – на Бертона. Они оба наблюдали, как президент рухнул на кровать.

Когда прозвучали выстрелы, глава администрации президента Глория Рассел находилась в туалете на первом этаже, так далеко от той комнаты, как только могла уйти.

Она сопровождала президента во время многих подобных поездок, но вместо того чтобы привыкнуть к ним, каждый раз злилась все больше. То, что самый могущественный человек на планете мог ложиться в постель со всеми этими праздными шлюхами, было выше ее понимания, но все же она почти научилась не обращать на это внимания. Почти.

Она лихорадочно подтянула чулки, схватила сумочку, распахнула дверь, пробежала по коридору и взлетела по лестнице, даже на каблуках-шпильках перескакивая через ступеньку. У двери спальни ее остановил агент Бертон.