Странник

— Как вы думаете, почему вы заметили то, на что другие не обратили внимания?

— Это понятно. Я же отвечаю за организацию работ в лаборатории. Моя обязанность — обходить все столы и проверять, на месте ли оборудование, очищены ли должным образом инструменты, правильно ли обращаются с телами и прочее. Я сразу увидел, что кто-то решил поразвлечься.

— Поразвлечься? Почему вы так решили, доктор Олдройд?

— Потому что это сразу пришло мне в голову. На первый взгляд все выглядело как типичный студенческий розыгрыш. Такое случается время от времени, хотя такой странной картины я еще не встречал, уж вы мне поверьте.

— Вы узнали Годвина?

Свидетель энергично потряс головой, явно испытывая напряжение и дискомфорт:

— Нет. Это было лишь… ну, вы сами видели. Это вообще не выглядело человеком. И лицо все изуродовано.

— Итак, какова была ваша первая реакция?

— Я рассердился. Подумал, что это уж слишком. — Олдройд сделал паузу и глубоко, шумно вздохнул. — Время от времени — как я уже говорил — компании студентов впадают в коллективное веселье, стараются выпендриться друг перед другом и начинают развлекаться с каким-нибудь трупом. Они одевают его или приделывают дополнительную руку или ногу, ну, в общем, что-нибудь в этом духе. Как правило, этим занимаются на младших курсах — у молодежи своеобразное чувство юмора, им кажется, что это шутка. Но, конечно же, мы относимся к подобным случаям предельно серьезно. Предпринимаются все усилия, чтобы установить нарушителей и подвергнуть их дисциплинарному наказанию. Мы немедленно сообщаем все декану. Он обращается в комитет по этике, там рассматривают каждый такой случай и налагают официальное взыскание. Записи об этом всегда остаются в документах. Повторный поступок такого рода — и студент исключается из колледжа. Предполагается, что еще до начала занятии по анатомии все они проходят тесты по этике. Если выявляется недостаток уважения к людям, чьи тела предстоит изучать в лаборатории, студента нельзя допускать к дальнейшему обучению и позволять ему становиться врачом. — Олдройд покраснел. — Ну, это мое мнение, по крайней мере. Иногда я думаю, что в наши дни слишком много вседозволенности — сплошные демонстрации против той или иной дискриминации и прочая чепуха…

Макриди предложил свидетелю стакан воды, и Стив сделал паузу, давая Олдройду возможность попить, а потом продолжил свои вопросы:

— Значит, теоретически, в колледже должны быть все записи о подобных случаях?

Олдройд энергично мотнул головой:

— Ручаюсь, что так оно и есть.

— К кому мы должны обратиться, чтобы получить к ним доступ?

Олдройд уставился в стакан, провел пальцами по влажной кромке.

— Ну, вообще-то, к декану.

— И кто у вас декан?

Олдройд попытался ответить, но голос его сорвался.

Макриди, видимо, решил, что пришла пора и ему вступить в беседу:

— Им как раз и был профессор Годвин, не так ли?

Олдройд кивнул, губы его скривились. «Держите его в рамках, — подумала Брайони. — Не дайте ему попасть под влияние эмоций. Он еще многое может рассказать».

Макриди заговорил мягко и медленно, как будто обращался к ребенку:

— Итак, сперва вы подумали, по понятным причинам, что это чья-то шутка?

— Да, и эта штука — ну, я ведь не знал тогда, что это Годвин, — она сразу напомнила мне картину Хогарта. Годвин обычно показывал слайды на лекциях по истории анатомии. И еще у него в кабинете висела эта репродукция. Так что у меня были все основания предположить, что кто-то из юнцов вдохновился рисунком.

— И что заставило вас потом подумать, что это не так?

— Ну… видите ли, тут было два момента. Когда я подошел поближе, то, конечно, ощутил запах формальдегида, а у наших студентов его нет. Я понятия не имею, где убийца достал его в концентрированном виде. А затем… ну, то, что сделано с телом. Слишком сложная и технически трудная работа. На торсе, правда, выполнены стандартные операции, но вкрутить в череп толстый болт, не допустив при этом, чтобы кость треснула, тут нужно настоящее мастерство. Сомневаюсь, что я сам справился бы с такой задачей, а у меня есть кое-какой опыт черепно-мозговой хирургии.

Повисла пауза.

— И вдруг я внезапно узнал жертву. Сначала я просто поверить не мог. Я видел Годвина накануне, в обеденное время, он сидел в пабе и ел сэндвич с ветчиной, и выглядел таким довольным — ведь он только что получил финансирование для открытия новой лаборатории. Профессор купил мне пиво, чтобы отметить это событие. Знаете, у него есть жена и взрослые дети — сын и дочь, — хотя я их никогда не видел. Но Годвин часто о них говорил. Его сын читает лекции по философии в Кембридже, по-моему, уже второй год…

«Держите его в рамках, — снова отметила про себя Брайони. — Верните его к основной теме».

Макриди поспешил задать следующий вопрос:

— Не знаете ли случайно, кто имел зуб на профессора Годвина?

— Нет.

«Чушь, — подумала Брайони. — Как это не знает, если он сам передавал в комиссию по этике документы на тех, кого угораздило попасться».

— Еще один, последний вопрос, — произнес Макриди. — Вы, доктор Олдройд, очевидно, знаете многих студентов и преподавателей колледжа, есть ли у вас какие-то идеи насчет того, кто мог такое сделать?

— Давайте это отложим. Боюсь, я слишком ошеломлен случившимся и сейчас не могу ясно мыслить. А могу я у вас кое-что спросить?

Судя по всему, свидетель колебался. Сначала он неуверенно покосился на Латема, не поворачивая головы в его сторону, а потом взглянул на Макриди, который коротко кивнул.

— Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, вы можете задать нам любой вопрос.

Олдройд глубоко вздохнул:

— Вы из отдела по убийствам? То есть… просто я думал, что такими делами занимается Скотланд-Ярд.

Макриди не смог удержаться от улыбки.

— Как же, как же, наши прославленные сыщики! Доктор Олдройд, мне поручено создать самостоятельный следственный отдел здесь, на Вайн-стрит. И я приложу все усилия, чтобы привлечь к данному расследованию лучших профессионалов.

— Конечно. Спасибо. Я надеюсь, вы не… Я не имел в виду… Я правда не могу сейчас сосредоточиться.

Макриди проводил свидетеля к выходу. Стив с Брайони следовали за ними, отстав на несколько шагов.

— Предполагаю, для вас это все несколько чересчур, — заметил Стив.

— Вам не следует этого делать.

Он изобразил наигранное изумление:

— Не следует делать что?

— Предполагать.

Стив вытащил очередную сигарету.

— Ну, хорошо. И как вам Олдройд?

— Он подозреваемый?

— Конечно.

— Я бы сказала, что этот человек не из тех, кто идет на риск. Ему уютно в своем собственном мире. У него все в порядке. Зачем же переворачивать все с ног на голову? И потом у него не настолько развито воображение, чтобы затеять такое. По-моему, Олдройд из тех, кто стремится предотвращать неприятности, а не создавать их. Но он не рассказал нам всей правды о Годвине. Надо как следует потрясти его и выяснить, кто был недоволен профессором. Нам все равно придется прорабатывать эту версию.

Когда они вернулись в кабинет и заняли свои места, Брайони вдруг поняла, что подменила стул Стива своей развалюхой. Она быстро прикрыла рукой рот, чтобы не выдать себя улыбкой, наблюдая, как Латем опустился на сиденье, не понимая, почему ему вдруг стало так неудобно.

— Так-так. — Он взглянул на нее пронзительными голубыми глазами. — Кто это сидел на моем стуле и сломал его?

Глава 4

Нелл снова проснулась в темноте. Вчера, как и накануне, она в четыре часа пополудни провалилась в тяжелый сон, а сейчас опять проснулась в три ночи.

— Черт, — прошептала она, включив подсветку наручных часов. Еще часа три до того момента, когда первое слабое свечение возвестит о приближении нового дня, не меньше четырех — до того, как она сможет спокойно выйти из дома погулять, часов пять — до открытия магазинов и кафе, а уж близнецы, наверное, проснутся и того позже.