Твари

Костина «девятка» притормозила у бордюра. Женщина шагнула к машине и, наклонившись к открытому окну, спросила, но без собственно вопросительной интонации, а словно констатируя факт:

— Сергей Михайлович.

Телешов молча кивнул. Потом, опомнившись, открыл дверцу и принялся выбираться из машины:

— Алина Витальевна? Может быть, впереди?

Наговицына уже устраивалась на заднем сиденье.

— Не волнуйтесь, все прекрасно. Я и на крыше могу. — И, поймав улыбку Кости в зеркальце заднего вида, тоже улыбаясь, добавила: — Я не шучу, приходилось. Правда, на других автомобилях и в странах чуточку более экзотических.

У здания, где располагался морг, стоял темно-красный «Фольксваген Пассат». Майор поджидал их, опершись на капот автомобиля. Сергей заметил удивление на лице следователя, когда тот увидел выбравшуюся из «девятки» Наговицыну. Впрочем, он тут же изобразил на лице привычную бесстрастность и шагнул к ней:

— Майор Кремер, отдел по расследованию убийств. Вы?…

— Наговицына. Алина Витальевна.

— В таком случае — Петр Андреевич.

Она пожала ему руку и Телешов снова отметил удивление, отразившееся на лице майора: видимо, рукопожатие было неожиданно крепким.

— Что ж, — сказал Кремер, взглянув на часы, — пора к делу.

Они прошли по длинному коридору и спустились этажом ниже. Морг находился на полуподвальном уровне. Сергей еще при входе в здание испытал неприятное, но вполне естественное в сложившихся обстоятельствах чувство: запах формалина ощущался уже в начале коридора. У самых дверей морга он едва не щипал глаза. Телешову всего раз в жизни доводилось быть в подобном заведении, но с тех пор запах формалина стойко ассоциировался у него с запахом смерти.

Они вошли в само помещение. Патологоанатом, женщина лет сорока с небольшим, ждала их у оцинкованного стола для вскрытия. Симпатичная, мягкая и располагающая внешность патологоанатома никак не вязалась с мрачной обстановкой — женщина, скорее, была похожа на спокойную, терпеливую и ласковую хранительницу домашнего очага. Сергей подумал о Наговицыной. В самом деле, что заставляет милых, обаятельных (и даже красивых, добавил он про себя, имея в виду Ламанчу), созданных для радостей жизни и любви женщин избирать такие странные профессии, где работать приходится с совсем не радостными объектами?

Все накоротке поздоровались и представились. Вера Львовна, патологоанатом, подошла к одной из ячеек глубокого стенного шкафа, где хранились трупы, дожидавшиеся своей очереди на вскрытие. Словно каталожный шкаф в библиотеке, подумал Телешов.

— Если не трудно, подвезите, пожалуйста, стол сюда.

Оцинкованный стол был на колесиках, и передвинуть его к нужной ячейке оказалось делом секунд.

— Кому-нибудь нужны маски? — спросила Вера Львовна. — Они с ароматизатором. Начисто запах не перебивают, но все же…

— А вы сами — без? — поинтересовался майор.

Патологоанатом улыбнулась.

— Меня этот запах уже давно не угнетает. Знаете, как бензин для заправщика.

Трое мужчин переглянулись, но все-таки решили прибегнуть к помощи масок. Вера Львовна прошла к деревянному шкафу и открыла один из ящиков.

— Для меня не надо, — сказала Наговицына и, заметив недоуменные взгляды спутников, добавила: — Мое обоняние такие запахи в восторг тоже не приводят. Но важно почувствовать все нетипичные оттенки, если они есть. — Она надела халат, протянутый ей патологоанатомом.

Кремер со знанием дела кивнул, но так же, как и остальные мужчины, стал неспешно прилаживать маску на лице.

Теперь вся группа стояла вокруг стола для вскрытия, причем Телешов и участковый Костя держались чуть-чуть поодаль. Вера Львовна выдвинула поддон с трупом. Плоскость поддона была буквально на сантиметр выше уровня стола. Патологоанатом щелкнула застежками и тело легло на стол. Все, кроме двух женщин, резко отшатнулись.

Вчера труп вызывал и отвращение, и страх — но все-таки они наблюдали его не в непосредственной близости. Сейчас он был перед ними на расстоянии вытянутой руки. И по лицам всех присутствующих, включая токсиколога и патологоанатома, было ясно: ничего подобного они прежде не видели. Телешов собрал все свои силы, чтобы оставаться там, где стоял. Он видел, что те же чувства испытывает и Костя Гриценко. Майор Кремер, однако, старался держаться невозмутимо, что удавалось ему достаточно неплохо.

— Приступим, пожалуй? — то ли спрашивая, то ли объявляя о начале процедуры, сказала Вера Львовна. Она достала из кармана халата небольшой диктофон.

— Как в «Секретных материалах», — не удержался майор.

— С той разницей, что молодая дама из ФБР свой наверняка получила на работе, а этот, увы, куплен на мои кровные. — Она нажала кнопку записи и, сканируя тело взглядом, начала надиктовывать общее описание.

— Труп мужчины, возраст которого на первый взгляд определить не представляется возможным вследствие состояния трупа. Тело находится в состоянии крайнего разложения. Кости ног, рук, грудной клетки местами обнажены. Значительная часть мышечной массы брюшного пресса, а также часть кишечника и внутренних органов отсутствуют. Внешний вид трупа мог бы указывать на далеко продвинутый процесс гнилостного разложения, однако… — Вера Львовна сделала паузу. — Однако по ряду показаний можно сделать вывод, что, во-первых, процесс гнилостного разложения еще не начался, а, во-вторых, следует предполагать, что смерть наступила вряд ли более пяти-семи дней назад. Весьма возможно, и позже.

Ламанча кивнула, соглашаясь с патологоанатомом. Брови Кремера поползли вверх.

— Простите, мы с вами сейчас видим одно и то же? — с явным удивлением спросил он.

Прежде, чем Вера Львовна успела ответить, за нее это сделала Наговицына.

— Видим мы, безусловно, одно и то же, Петр Андреевич. Но — что тоже безусловно — видим по-разному.

— Так почему… — не унимался майор.

— Хотя бы потому, — вмешалась патологоанатом, — что ногти на руках целы и держатся достаточно крепко. — Она слегка подергала ногти на левой руке Ромео. — То же можно сказать о волосах. А, как известно, эпидермис полностью отслаивается уже через пять-семь дней. Вместе с ногтями и волосяным покровом.

— Но обратите внимание на правую руку, — сказала Наговицына, — да и вообще на правую сторону. Здесь процесс расслоения тканей зашел гораздо дальше.

Это было правдой. На левой половине тела кое-где даже сохранились островки потемневшей кожи, в то время как вся правая сторона и область живота представляли собой обнаженную распадающуюся на отдельные куски и даже волокна мышечную ткань. Кисть правой руки с поблескивающим кольцом на пальце держалась на одном сухожилии.

— Не понимаю! — Кремер резко помотал головой. — Не понимаю! Его что же, до половины закапывали, что ли? Правым боком в землю, а левым вверх, к звездам?

Вера Львовна посмотрела на диктофон, но решила его не выключать.

— Не думаю, что его вообще кто-то куда-то закапывал, Петр Андреевич. Запах, безусловно, очень неприятен, но он мало напоминает типичный запах гниения.

— А мышечная ткань выглядит так, — добавила Ламанча, — словно ее… как бы это сказать… выварили.

Патологоанатом задумчиво кивнула.

— Или… — Наговицына на секунду задумалась и вдруг резко произнесла: — Или переварили.

— Пе-ре-ва-ри-ли? — Майор растерял уже все остатки своей прежней «жегловской» невозмутимости. — В смысле как пищу?

Ламанча повернулась к следователю и в упор посмотрела на него. Потом медленно и серьезно кивнула.

— Да.

Сергей сорвался с места и направился к дверям. Всех его сил хватило лишь на то, чтобы бросить на ходу: «Я покурить». Частью сознания он услышал жалобный голос участкового Кости: «Я тоже» и буквально выбежал в коридор.

Они отошли от здания на добрых полсотни метров. Только тогда Телешов, увидев, что на лице участкового по-прежнему маска, догадался сорвать свою. Костя мгновенно последовал его примеру. Они жадно втянули в себя пропитанный выхлопными газами воздух улицы. Сергей вспомнил о сигаретах, вытащил из пачки сразу две, зная, что на сей раз участковый не откажется, и они закурили, глубоко, до одури затягиваясь.