Прах к праху

— И теперь нас ждет старая песня, только в исполнении новой капеллы шлюх, — простонал Типпен. — Можно подумать, нам больше нечем заняться. Одной писанины по горло!

— Именно поэтому тебе платят гроши и смотрят как на последнее дерьмо, — пошутил Ковач.

— Только давай не будем переходить на личности.

— Уговорил. Никто не желает прокатиться до Лейк-стрит? — спросил Ковач. — Вдруг найдется кто-нибудь, кто видел, как в воскресенье Ди Марко садилась в машину? Если кто нароет номер тачки, честное слово, расцелую в губы.

— Тоже мне, нашел чем соблазнить, — буркнул Адлер.

— Пусть съездит Типпен, — предложила Лиска. — Глядишь, подцепит себе подружку.

— Нет, лучше нашего Очаровашку, — возразил тот. — Шлюхи сами ему заплатят.

— Тогда вы оба, — подвел итог Ковач, указывая на Типпена и Юрека. — Вы просто идеальная парочка.

— Это точно, — съязвила Лиска. — Красавчик и Мальчик-с-пальчик.

Типпен плотно обмотал шарф вокруг шеи.

— Смотри, ты у меня договоришься, Лиска.

— Мне достаточно держаться от тебя на расстоянии трех дюймов.

— Эй, хватит! Быстрее за дело! — приказал Ковач. — Нечего терять время, потому что пахнет жареным. Нет, я это серьезно. Нужно поймать этого гада, прежде чем он устроит очередное барбекю.

— Знатный котяра, — произнес Джон, глядя на Тора. Тот в свою очередь внимательно смотрел на него с тумбочки в прихожей. — Но, по-моему, мы с ним найдем общий язык.

Кот весил около двадцати фунтов. На ушах пышные кисточки. Усы — длиной как минимум с фут. Кот втянул голову в пышный воротник и негромко произнес что-то вроде «хм-м…». Затем поднес к уху заднюю лапу, как будто решил заняться йогой, и начал вылизывать у себя под хвостом.

Куинн сделал обиженное лицо.

— Этим он хочет сказать, что думает обо мне?

— Не принимай на свой счет, — проговорила Кейт. — Он просто считает ниже своего достоинства принимать в расчет чувства каких-то там двуногих.

Она повесила пальто на плечики в стенной шкаф и потянулась за второй вешалкой, но затем остановилась.

— Спасибо, что помог мне сегодня, — сказала она, закрывая дверцу шкафа и прислоняясь к ней спиной. — Наверное, я была не слишком любезна, тем более что это не входило в мои обязанности.

— Как и в мои.

— Верно. Но я должна была хотя бы что-то сделать. Ты ведь сам знаешь, не в моих привычках сидеть и ждать у моря погоды в надежде, что все прояснится само собой. Да и ты сам… Ты вовсе не обязан был ехать вместе с Ковачем в «Феникс».

— Потому что случай такой?

— Нет, это из-за Питера Бондюрана, — Кейт погладила кота. Тот возмущенно посмотрел на нее, соскочил с тумбочки и, подметая длинной шерстью пол, гордо удалился прочь.

— Деньги меняют любые правила, — сказала Кейт. — В городе не найдется ни одного политика, который бы не прогнулся, чтобы лизнуть Бондюрану задницу, а потом сказать, что та благоухает, как майская роза. Будь все иначе, разве сидел бы его адвокат рядом с окружным прокурором, разве мэр плясала бы под его дудку, разве он водил бы дружбу с директором ФБР? Я почему-то уверена, что у родителей Лайлы Уайт этот номер не прошел бы. Секретарша Брюстера их бы даже на порог не пустила, даже если бы они вдруг решили попытать счастья.

— Ты сейчас рассуждаешь прямо как Тони Эрскин: мол, никакой справедливости в этом мире.

— Мы оба знаем, что это прекрасный идеал, но он, увы, не выдерживает проверку жизнью. В мире, где все продается и покупается, справедливость — это товар, который тоже можно купить за деньги. Равно как и несправедливость… И все-таки я не могу осуждать Бондюрана. Какой родитель отказался бы отдать лучшее, что у него есть, лишь бы только вернуть своего ребенка? — добавила Кейт с серьезным лицом. — Да я бы заключила сделку с самим дьяволом, лишь бы Эмили осталась жива. В некотором роде даже пыталась, — призналась она с печальной улыбкой. — Увы, дьявол не стал меня слушать. С тех пор моя вера в зло пошатнулась.

Боль до сих пор не притупилась. Боже, как же Джону хотелось обнять ее, взять на себя часть забот и мучений, как в старые добрые времена!

— Деньги Бондюрана не уберегли его дочь от смерти, — возразил он. — Если, конечно, тело принадлежит Джиллиан. А он в этом убежден.

— А откуда эта убежденность? И зачем она ему? — задалась вопросом Кейт. В свое время она упорно отказывалась поверить, что ее дочери больше нет в живых. Даже когда медсестра пригласила ее зайти в комнату, взглянуть на бездыханное крошечное тельце, подержать в своей руке холодную детскую ручонку, убедиться, что пульс отсутствует, она пыталась убедить себя, что это не так.

— Какой, однако, он странный, — добавила она. — Я никак не ожидала увидеть его на собрании. До этого он старался привлекать к себе как можно меньше внимания.

Эти слова вывели Куинна из задумчивости.

— Ты видела на собрании Бондюрана? Ты уверена?

— По крайней мере, мне так показалось, — ответила Кейт. — Когда я выходила из зала. И подумала, как странно, что он сидел отдельно… Но, судя по всему, он просто не хотел светиться на публике. Оделся попроще: в парике, мятой шляпе, чтобы его никто не узнал, а когда все закончилось, выскользнул из зала вместе с толпой.

Куинн нахмурился.

— Что-то я его никак не пойму. Скользкий тип. С одной стороны — сам же выписал меня сюда, с другой — упорно не желает отвечать на вопросы. Одно не вяжется с другим. Черт, как же я его проглядел тогда в зале!

— Просто ты не ожидал его там увидеть, — рассудила Кейт. — Потому что высматривал убийцу.

«Но и его я тоже не заметил?» — подумал Куинн и помассировал живот. Боль, острая, обжигающая боль вновь напомнила о себе с удвоенной силой. Что же еще он упустил? Какой-то едва заметный знак: легкий прищур глаз, намек на улыбку… Но если бы даже и заметил, лежала бы сейчас Эйнджи Ди Марко в своей постели в «Фениксе»? Если рассуждать логически, то — нет. Но чтобы поймать такого преступника, как этот, требовалось нечто большее, чем логика. Требовался инстинкт, нюх, у него же было такое чувство, будто все эти дни он на ощупь блуждал в потемках.

— Не могу избавиться от ощущения, что всему причиной его дочь, — сказал он. — Если, конечно, жертва номер три — это она. В таком случае наш Коптильщик отклонился от обычной линии поведения. Но почему? В первых двух случаях он сжег тела, однако не стал обезображивать их до неузнаваемости. В третьем уничтожил подушечки пальцев, подошвы ног, не говоря уже о том, что отрезал голову. Как будто специально для того, чтобы тело нельзя было опознать.

— И при этом оставил рядом водительские права…

— Зачем ему это? И то и другое? — спросил Куинн.

— Может, первое — это часть истязаний, — предположила Кейт. — Как часть деперсонализации. Он обезобразил ее до неузнаваемости. Ему наплевать, узнаем мы или нет, кто она такая, и поэтому оставляет рядом права, как будто хочет сказать: «Эй, посмотрите, кого я убил!» Возможно, хотел, чтобы в последние мгновения жизни жертва ощущала себя никем. Чтобы она умерла, думая, что потом никто не опознает ее, никто не потребует тело, не станет оплакивать…

— Возможно, — согласился Куинн. — Но, возможно, отклонение от обычной линии поведения произошло потому, что он лично знал Джиллиан. Если мы, например, сумеем разработать версию с охранником, который обитал в том же жилищном комплексе, что и она, тогда мы сможем предположить, что убийство тех двух проституток — его рук дело, что он убил их ради практики, проецируя на них свое отношение к Джиллиан. Но это его не удовлетворило, и тогда он убивает ее. Более того, входит во вкус и оставляет себе ее голову, потому что хочет ею обладать. Или же убийца оставил себе голову потому, что убитая — не Джиллиан, но он хочет убедить нас в том, что это она. Потому что водительские права — ее. Но если тело принадлежит другой женщине, то откуда оно у него? — продолжал рассуждать Куинн. — Насколько нам известно, никаких похищений не было. Прошло уже несколько дней, и никаких телефонных звонков, никаких требований выкупа. По крайней мере, нам о таковых неизвестно. Бондюран не разрешает прослушивать его телефон. Кстати, еще одна странность в его поведении.