На грани

— В общих чертах понятно, — заключила я и полезла под стол за мячом, ускакавшим в угол.

— И все? — Джош улыбнулся.

— Думаешь, это так просто?

— Нет, здорово. — И он вдруг расхохотался. Это был мой подарок. Прощальный. Клоунесса Надя, которая выжила, жонглирует пестрыми мячиками в маленьком темном кафе. У меня вырвался всхлип. Я сложила мячики в сумку.

— Пойду я.

— И я.

Мы поцеловались в дверях кафе и вышли на холод. Когда мы расходились в разные стороны, Джош сказал:

— Знаешь, я ношу на ее могилу цветы.

— Молодец.

— Я все помню.

— Джош, кое-что можно и забыть, — сказала я. — Это всем позволено.

Я спустилась к тропе вдоль канала и побрела домой. Нет, я ничего не забыла. И не могла забыть. Зоя и Дженни. Иногда я понимала, что их уже нет. Они не вернутся, сколько ни жди. А иногда ловила себя на мысли, что я сейчас увижу их за углом, в переполненном автобусе, и я начинала вглядываться в толпу, будто разыскивая знакомых. Иногда они приходили ко мне в ярких, как реальность, снах.

Я хорошо знала их лица — лучше, чем все другие, даже лица родителей и любимого, на которого я когда-то смотрела со страстью и надеждой. Я знала их, как свое отражение в зеркале. Смотрела на них, вглядывалась, умоляла помочь. Нос, подбородок, морщинка на щеке, блеск зубов. Я помнила, как они хмурятся, как между бровями возникает складочка. Я знала каждую веснушку, морщинку, впадинку, пятнышко и царапину.

Мы никогда не встречались, но я скучала по ним. Теперь-то я их узнала, но было уже слишком поздно. Лучше меня их не знал никто. А они — меня. Мы были разными, но оставались сестрами, их страх был моим страхом, стыд — моим стыдом. Мы ощущали одну и ту же ярость, панику и ужас, вместе замирали, понимая, что опасность уже близка, Я понимала их. Все это я пережила сама.

Остальные постепенно их забыли или позволили себе забыть. Так всегда бывает. Их близкие говорят слова любви кому-то другому. И это нормально, только так мы можем выжить. Мы сойдем с ума, если будем помнить все и цепляться за воспоминания. Они мало-помалу ускользают. Забываются изъяны и привычки, умершие превращаются в бесплотные, блеклые тени. Слишком правильные, чтобы быть людьми. Глянцевые снимки, лакированные поверхности. На могилы приходят все реже, только в годовщины. Но о них часто вспоминают — нам нравится быть причастными к значительным событиям. О них говорят почтительно и негромко: «Да, это было ужасно! Помнишь, что стало с Зоей? А с Дженни? Какая трагедия!»

Но я не могу просто забыть их. Я беру их с собой повсюду, всю жизнь я возвращаюсь к ним. Дарю им непрожитые годы, всю любовь, все утраты и все перемены, которых лишились они. Каждый день я повторяю им: «До свидания».