Рэкетир

У меня еще сохраняется небольшое подозрение, что все подстроено и мне приготовлена ловушка: эти ребята сейчас предъявят обвинительный акт, ордер, приказ об экстрадиции, лишь бы уволочь меня обратно в тюрьму. На такой случай у Ванессы есть план защиты наших активов. Она недалеко, в двухстах ярдах отсюда, в напряженном ожидании.

Но обходится без сюрпризов. Мы обговорили по телефону все параметры соглашения и сразу переходим к делу. Стэнли звонит по громкой связи в Роанок Дасти Шайверу, представляющему теперь не только Куинна Рукера, но также его сестру Ванессу и меня. Дасти сетует, что мы оттягиваемся на Антигуа без него, и федералы долго гогочут от его шутки.

Начинаем мы с соглашения о неприкосновенности. В нем сказано, что правительство не станет преследовать меня, Куинна, Ванессу Янг и Дентона Рукера (он же Ди Рей) за возможные правонарушения при расследовании убийства судьи Раймонда Фосетта и Наоми Клэри. Все это излагается на целых четырнадцати страницах, зато я удовлетворен. Дасти тоже изучил соглашение и просит Мамфри внести пару небольших поправок. Они юристы и не могут не препираться, но договоренность в конце концов достигается. Документ здесь же исправляется, подписывается и пересылается по электронной почте федеральному магистрату в Роанок. Через полчаса мы получаем подписанную магистратом копию. В юридическом смысле — полная тефлоновая гарантия.

Освобождение Куинна требует больше возни. Начинать приходится с постановления о снятии с него всех обвинений, связанных с убийством, в которое Мамфри и компания вставили выражения, призванные затушевать их собственную вину в необоснованном преследовании. Мы с Дасти возражаем, постановление соответствующим образом исправляется, пересылается магистрату в Роанок и немедленно подписывается.

Наступает черед применения параграфа 35, отменяющего приговор Куинна и возвращающего ему свободу. Ходатайство подано в федеральном суде в Вашингтоне, приговорившем его за торговлю кокаином, но Куинн все еще томится в тюрьме в Роаноке. Я повторяю то, что говорил уже много раз: я не выполню своей части сделки, пока Куинн не будет освобожден. Согласие на сей счет существует, но требуется координация между несколькими людьми по инструкции, поступающей с затерянного в океане острова Антигуа. Вашингтонский судья, вынесший Куинну приговор, на нашей стороне, но в данный момент находится в зале суда. Служба федеральных маршалов не желает оказаться ни при чем и пока не проявляет готовности махнуть на Куинна рукой. В какой-то момент пятеро из шестерых присутствующих на совещании юристов увлеченно ведут переговоры по сотовым телефонам, причем двое из них при этом тычут в клавиши своих лэптопов.

Объявляется перерыв. Вик Уэстлейк зовет меня промочить горло с ним на пару. Мы садимся под навесом у бассейна, подальше от остальных, и заказываем чай со льдом. Он притворяется, будто страшно огорчен напрасной тратой времени, но я подозреваю, что он приготовился включить какое-нибудь записывающее устройство и сейчас поведет речь о золоте. Я безмятежно улыбаюсь, как положено непробиваемо спокойному антигуанцу, но мой чуткий радар всегда настороже.

— Что, если нам потребуются ваши показания в суде? — внушительно произносит он. Мы это подробно обсуждали, и я полагал, что тема исчерпана. — Знаю, знаю, но вдруг нам понадобятся дополнительные доказательства?

Поскольку ему еще неизвестно ни имя убийцы, ни обстоятельства преступления, его вопрос преждевременен и, возможно, служит только разминкой перед чем-то еще.

— Мой ответ прежний: нет! Я все ясно объяснил и не планирую возвращение в США. Я всерьез подумываю об отказе от гражданства и о превращении в полного антигуанца. Если никогда больше не ступлю на землю США, то есть надежда умереть счастливым.

— Здесь вы перебарщиваете, вам не кажется, Макс? — произносит он ненавистным мне тоном. — Ведь у вас теперь полная неприкосновенность.

— Вам легко так говорить, Вик, потому что вы не сидели в тюрьме за преступление, которого не совершали. Однажды меня зацепив, федералы разрушили мою жизнь. Больше этого не случится. Мне повезло: я получил второй шанс, и теперь как-то не тороплюсь снова оказаться в вашей юрисдикции.

Он отхлебывает чай, вытирает губы льняной салфеткой.

— Второй шанс… Уплыть в сторону заката с золотом под мышкой?

Я молча жду продолжения. Через несколько секунд он произносит немного неуклюже:

— Мы, кажется, еще не поднимали тему золота, Макс.

— Нет.

— Тогда перейдем к ней. Что дает вам право забрать его себе?

Уперев взгляд в пуговицу на его рубашке, я четко произношу:

— Понятия не имею, о чем вы. Никакого золота у меня нет. Точка.

— А как же те три мини-слитка на фотографии, присланной вами на прошлой неделе?

— Это улика, вы получите ее от меня своим чередом вместе с коробкой из-под сигар с другой фотографии. У меня есть подозрение, что эти экспонаты усеяны отпечатками пальцев Фосетта и убийцы.

— Превосходно! А теперь главный вопрос: где остальное золото?

— Не представляю.

— Допустим. Но согласитесь, Макс, для обвинения важно знать, что находилось в сейфе судьи Фосетта. Из-за чего его убили? Рано или поздно мы должны будем во всем разобраться.

— Возможно, этого так и не произойдет. У вас будет более чем достаточно улик для вынесения приговора убийце. Если правительство завалит обвинение, это не моя проблема.

Новый глоток, раздражение во взгляде.

— У вас нет права его присвоить, Макс.

— Вы о чем?

— О золоте.

— Нет у меня золота! Но давайте рассуждать чисто гипотетически: по-моему, ситуация такова, что оно вообще ничье. Совершенно очевидно, что собственностью правительства оно не является; у налогоплательщиков его не забирали. Оно никогда вам не принадлежало, никто на него не претендовал, вы его даже не видели и не уверены, что оно существует. Убийца не его владелец: он завладел им преступным путем, похитил у государственного чиновника, получившего его, надо полагать, коррупционным способом. Если бы вам даже удалось обнаружить его источник и вы бы попытались вернуть золото первоначальным обладателям, то они бы ушли в несознанку или вообще бросились врассыпную. Так что считайте, что оно как бы в облаках, вроде Интернета — ничье. — Я тычу пальцем в небо и этим завершаю свою тщательно отрепетированную речь.

Уэстлейк улыбается, поскольку правда известна нам обоим. В глазах у него появляется огонек, словно он готов сдаться и признать: «Классно сработано!» Но этого от него, конечно, не дождешься.

Мы возвращаемся в апартаменты, где узнаем, что судья в Вашингтоне все еще занят более важными делами. Чтобы не проводить слишком много времени в обществе федералов, я иду прогуляться на пляж. Звоню Ванессе, докладываю, что дело движется со скрипом, но по крайней мере пока обходится без наручников и без пистолета у меня под носом. Никто не пытается меня обхитрить, Куинна вот-вот отпустят. Она говорит, что Ди Рей в конторе у Дасти, ждет брата.

В обеденный перерыв судья, приговоривший Куинна к семи годам за наркоторговлю, нехотя подписал постановление об изменении меры пресечения согласно параграфу 35. Накануне с ним беседовали Стэнли Мамфри, Виктор Уэстлейк, босс последнего, Джордж Мактейви, а также, в знак важности предстоявшего ему шага, сам генеральный прокурор США, он же министр юстиции.

Куинна немедленно доставили из каталажки Роанока в адвокатскую контору Дасти Шайвера, где он обнял Ди Рея и переоделся в джинсы и рубашку поло. Через сто сорок дней после ареста в Норфолке, Виргиния, за побег из места заключения Куинн снова на свободе.

На часах почти половина третьего пополудни. Все ордера и документы наконец подписаны, изучены и подтверждены. В последний момент я выхожу из комнаты и звоню Дасти. Он заверяет меня, что «мы держим их за глотку», все бумаги в порядке, все права защищены, все обещания выполнены.

Через полгода после водворения в федеральное исправительное учреждение в Луисвилле я согласился заняться делом одного наркоторговца из Цинциннати. Суд грубо просчитался при назначении ему срока отсидки, ошибка была налицо, и я подготовил ходатайство о его немедленном освобождении с учетом отбытого срока. Это был тот редкий случай, когда все сработало успешно и быстро, и уже через две недели счастливый клиент вернулся домой. Неудивительно, что по тюрьме разлетелась весть обо мне — умелом тюремном адвокате, способном творить чудеса. Меня завалили просьбами об очередном чуде, и прошло немало времени, прежде чем от меня начали отставать.