Танец ангела

— Что дали допросы? — спросил Макдональд.

— Он отпирается и молчит. В лучшем случае говорит, что не помнит. Последние дни он часто говорил о провалах в памяти.

— Это не первый случай, когда подозреваемый в тяжких преступлениях страдает плохой памятью.

— Я ни в чем не уверен, — сказал Винтер. — С одной стороны, я знаю, а с другой — меня гложут постоянные сомнения. Может быть, мне надо передать дело в более надежные руки. Более спокойные.

Макдональд молчал, Винтер слышал только свое дыхание.

— Психологи работают над его портретом, — сказал Винтер.

— Я очень уважаю судебную психологию.

— Я тоже.

— Но потерю памяти часто симулируют, чтобы избежать наказания.

— Да.

— Но если провалы настоящие, то нам придется туго.

Винтер молчал.

— Разве не так, Эрик?

— Он не признается на допросе. Я знаю, что это за человек, и он никогда не признается.

— Ты уверен?

— Да, я знаю почему.

— Расскажи, пожалуйста.

— Скоро расскажу. Когда я додумаю мысль до конца. Когда допишу до конца.

— Допишешь?

— Да. Допишу конец истории.

Макдональд ждал продолжения, но Винтер больше не собирался рассказывать. Макдональд тяжело дышал, как будто слегка простудился среди английской весны.

— Как дела у Франки? — спросил Винтер.

— Я не думаю, что он позволит втянуть себя во что-то опасное для жизни.

— Но как его поиски? Он же говорил про пытки и обещал разведать побольше.

— Честно говоря, я не знаю. Но сегодня утром он оставлял мне сообщение, я перезвонил, но его не было.

— Может, он все-таки что-нибудь нашел.

— От Франки можно ожидать что угодно.

— Ты ему доверяешь?

— Смотря что ты имеешь в виду.

— Ты знаешь, о чем я говорю.

— Он, может, с виду и черный, но душа у него белая как снег.

— Понравилась бы ему такая оценка?

— Хм, вряд ли бы он с ходу одобрил. Но если он скажет что-то важное, я тут же тебе позвоню.

— Спасибо.

— Все-таки о памяти, — сказал Макдональд. — Я вспомнил нашу статистику — почти тридцать процентов совершивших тяжкие преступления говорят, что не помнят, как это произошло.

— Я думаю, у нас схожие цифры.

— И большинство лелеют детскую надежду уйти таким способом от ответственности.

— Да.

Но Винтер знал, что жалобы на память надо принимать всерьез. Он профессионально расследует дело, и, если он хочет получить максимум информации, провалы памяти должны быть выявлены и диагностированы. Обычно это оказывается психогенная амнезия — такой у психологов термин.

— Многие уже имели нарушения психики в прошлом, — сказал Винтер.

Он говорил об этом со специалистами. Амнезия часто бывает временной и может действовать как защитный механизм. Часто она сопровождается расстройством идентичности, когда в одном человеке живут несколько личностей.

Разговаривать с экспертом-психологом Винтеру было страшно. Он отдал ему исписанные листы, которые нашел в квартире у Болгера, фотографии и рассказал все, что смог вспомнить, покопавшись в давно забытом.

Он узнал, что потери памяти часто вызываются психической травмой или глубоко запрятанным, давним, но сильно переживаемым конфликтом — например, с важным для них человеком. Что это преступление связано с сильным стрессом и волнениями. И что в момент амнезии преступник не испытывает страха.

Болгер страха не испытывал, он был то равнодушен, то насмешлив. Его глаза темнели, когда он утверждал, что пытается вспомнить, но безуспешно. Иногда двигался как во сне.

Но были и явные признаки симулирования. Винтер целый вечер обсуждал это с врачами, потом пролистал статьи в профессиональных журналах. Надо быть очень осторожным, если амнезия внезапно появляется после преступления. Или если она по-разному проявляется на допросах в разные дни.

Так было и с Болгером — его поведение менялось день ото дня. И он очень упорствовал. Было похоже, что он не вспомнит больше, сколько бы времени ему ни дали и как бы ни помогали вспомнить.

Вечная мерзлота в голове у некоторых, думал Винтер. Только взрыв в их мозге может спасти невинных людей от нападения непомнящих.

— Эрик, ты здесь? — спросил Макдональд.

— Да.

— Назад пути нет.

— Мы пойдем только вперед, до конца.

— Ты понимаешь, чего это будет стоить?

— Деньги для меня не проблема, — машинально пошутил Винтер.

— Вылетело из головы.

Он пытался припомнить какой-то особый случай, и если он его вспомнит, он найдет и ответ и скоро все будет кончено. Сколько часов он провел, перебирая события прошлого, когда они были так молоды и так близки друг с другом…

Что это было на самом деле?

Наверное, соревнование. Хотя никто не говорил об этом. Шло постоянное соревнование, и Винтер всегда выигрывал и всегда оказывался прав.

Он сидел в своей квартире, ночью, без музыки, и только редкие звуки доносились из окна, помогая вызывать в памяти Гетеборг его юности.

Ему было известно, что Болгер когда-то недолго лечил психическое расстройство, тайно, никто не знал, кроме Винтера. Отец Болгера огораживал семейные тайны колючей проволокой.

Итак — соперничество, и Болгер всегда оставался на шаг сзади и чуть в стороне. Винтер редко оглядывался. Каково это испытывать?

Упрощает ли он? Да. Но может, так и надо, чтобы найти объяснение, голую суть?

«Теперь все на меня косятся, — думал Винтер. — Или я сам себя накручиваю?»

Может, задним числом он домысливает, чего не было, но, кажется, он может проследить события в обратном порядке. Они выстраиваются в тонкую путеводную нить, состоящую из цепи неброских, но ясных сообщений.

Были и слова, и музыкальные фрагменты, как будто Болгер все рассчитал заранее. «Если ты такой умный, то вот тебе подсказки, посмотрим, как ты справишься».

Болгер бросил ему вызов. Если только это правильное слово. В этом деле все время остается что-то невысказанное, явно присутствующее, но в стороне и на шаг сзади.

Болгер знал, что Винтер поедет в Лондон. Он умеет предугадывать его поступки.

«Все как по-писаному, — думал Винтер. — Случайностей не было. Или я все напридумывал сам? Может, это большая иллюзия. Я все неправильно понял. Оснований нет. Нет причин надеяться, что мы знаем, кто убийца. Что лучше, чтобы я оказался прав или чтобы я оказался не прав? Я не знаю».

Винтер пытался успокоить сам себя. «Дело не именно в тебе. На твоем месте мог оказаться любой. Это малоизученные явления. Ты только объект. Ты не можешь предотвратить подобные действия или влиять на них».

И снова он упорядочивал прошлое и листал воображаемые страницы: справа дневник, слева фотоальбом. Когда-то произошло что-то важное, но он ничего не заметил.

«Я всего лишь человек», — подумал Винтер и встал.

У них оставалось два дня на поиски доказательств.

Он сполоснул лицо холодной водой, упал в кровать и провалился в сон без сновидений.

47

Они привели Болгера на второй этаж. У Винтера саднило горло, и ему не хватало воздуха.

Болгер в коридоре смотрел на Винтера широко раскрытыми глазами. Потом он заговорил, как говорят со старым товарищем по пути к морю. Он спросил Винтера, что они будут делать, когда весь этот кошмар закончится. Перед дверью комнаты для опознания он снова замкнулся в себе, пробормотал что-то, что никто не услышал, оперся на стену. У Винтера взмокла шея сзади от холодного пота. Все тело ныло. Болгер стал раскачиваться всем телом вперед и назад. Охранники крепко его держали по обе стороны.

Открыли дверь. Винтер внезапно увидел рядом Макдональда — конский хвост, кожаная крутка. Макдональд не смотрел на Винтера, он следил за Болгером. Охранники ввели Болгера через порог в комнату.

Макдональд подошел к Болгеру почти вплотную. Винтер обратил внимание, что они одного роста.

Свет внутри был мягче, чем в коридоре. Комната освещалась весной из окна и торшером, стоящим в глубине.