Самолет без нее

— Не пойдет. Ты хочешь меня обмануть. Я называю имя, а ты говоришь: нет, не то. Так что нет, не пойдет. Не такой уж я дурак.

Действительно, не дурак.

— Ладно, — сказал я. — У тебя ручка есть?

— Есть.

— Я напишу имя на картонной подставке. Ты тоже. Если имена совпадут, десять тысяч твои. И продолжаем разговор.

Самаритянин улыбнулся детской улыбкой. Перстень опять сидел на правой руке.

— Годится. Люблю такие игры.

Мы склонились над картонными кружками и застрочили. Каждый прикрывал свой кружок свободной рукой, чтобы не дать второму подглядывать. Мальчишки.

Впрочем, ставка в игре была десять тысяч франков.

Мы одновременно подняли картонки и показали друг другу.

На обеих.

По позвоночному столбу пробежала дрожь, пронзив меня от затылка до поясницы. Мы говорим об одном и том же человеке! Именно мой Жорж Пеллетье пытался толкнуть этому жулику детский браслет! Все сходилось.

«Будь осторожен, Кредюль, — шепнул мне внутренний голос. — Не дай себя провести. Ты потратил пять лет, чтобы разыскать в Париже следы Пеллетье, буквально рыл носом землю. А в тех кругах, где ты вел расспросы, новости распространяются быстро. И любой бродяга мог узнать имя человека, который тебя так интересует. Так что связать его с объявлением, сулящим награду в 75 тысяч франков, под силу любому самаритянину…»

— Хорошо, — кивнул я. — Ты заработал свои десять тысяч. Все по-честному. Я выпишу тебе чек. И даже оставлю на память картонку с именем Жоржа…

Мой собеседник слегка скривился. Чек? Он явно не привык к безналичным расчетам.

— Ты видел браслет?

— Ага. Сколько за информацию?

— Десять тысяч. Если информация стоящая. Что ты можешь мне рассказать?

— Много чего. Смотря что тебя интересует.

Он опять крутил на пальце перстень (переместившийся на левую руку). Он мог бы подрабатывать на ярмарках, показывая детишкам фокусы. Но и я был не так прост. У меня в рукаве тоже имелся припрятанный козырь. Последние годы научили меня хитрости.

— Если ты действительно видел тот браслет, которым я интересуюсь, то должен сам догадаться, что я имею в виду.

Жулик посмотрел на меня с глуповатой улыбкой. По его виду невозможно было определить, блефует он или нет. То ли вешает мне лапшу на уши, пытаясь выманить как можно больше денег, то ли… То ли он и в самом деле мой единственный свидетель, показания которого способны дать новый толчок расследованию.

— Значит, десять тысяч? За доказательство? Не надуешь?

— Я никого не обманываю. Если ты наводил обо мне справки, должен это знать.

Руки самаритянина пришли в движение. Но на сей раз фокус не удался — перстень упал на стол. Он нервничал. Или делал вид, что нервничает. Поди разбери… Я отодвинул бокал с пивом, взял картонную подставку и снова достал ручку. На обороте картонного кружка я написал: «Лиз-Роза. 27 сентября 1980».

Точное воспроизведение фрагмента теста газетных объявлений.

Я подтолкнул картонку к нему.

— Ты подтверждаешь, что на браслете были выбиты именно эти слова?

Мошенник потер руки. Перстень вернулся на свое место, на палец руки.

— Насчет даты, извини, ничего не могу сказать. Не помню. Столько лет прошло. Да я, если честно, на нее тогда и внимания не обратил. А имя правильное…

«Попался, — возликовал я. — Еще один умник! Но меня не проведешь!»

— …вот только, — тем же тоном продолжал самаритянин, — вот только, если мне не отшибло память, там все-таки было написано не «Лиз-Роза», а «Лиза-Роза».

Меня снова пронзило словно электрическим током. Раджич не попал в расставленную ловушку! Публикуя объявление, я специально немного видоизменил имя ребенка, чтобы отсечь вероятных мошенников.

«Спокойно, — приказал я себе. — Держи себя в руках».

— Ну хорошо, — вслух сказал я. — Ты заработал еще десять тысяч. А теперь скажи, что стало с браслетом? Ты согласился взять его у Пеллетье в обмен на, как ты выражаешься, некоторые услуги?

«Да-да, я не забыл, что меня зовут Кредюль. Пора перестать надеяться на чудеса».

— Если бы в то время я знал, что она стоит семьдесят пять кусков… Но я не знал. И послал Пеллетье куда подальше. Никакого бартера. Только нал. Ты мне деньги — я тебе дурь. — Он окинул меня ироническим взглядом. — Или, на крайняк, чек.

«Проклятье!»

— И что Пеллетье? Так и убрался вместе со своей побрякушкой?

— Ну да.

— После этого ты с ним еще виделся?

— Ни разу. Судя по тому, как он выглядел, не думаю, что ему долго оставалось.

«Трижды проклятье!»

Я выписал чек. Безо всяких угрызений совести. Матильда де Карвиль не обеднеет, потеряв 20 тысяч франков. Хотя сомнения оставались. Ловушка с заменой «Розы» на «Роз» не отличалась особой изобретательностью. Любой, кто читал газеты, мог видеть правильное написание имен Лизы-Розы де Карвиль и Эмили Витраль. Так что не исключено, что самаритянин Зоран выудил у меня свои двадцать тысяч обманом, для чего ему понадобилось просто немного пошевелить мозгами.

Он схватил чек и внимательно изучил его. Удовлетворенный осмотром, поднялся и протянул мне руку — ту, на которой красовался перстень.

— Спасибо. Дай пять. И вот еще, последнее. Подарок фирмы.

У меня по коже поползли мурашки.

— Какой подарок?

— Только сейчас вспомнил. Я ведь почему не взял у Пеллетье браслет? Он же был сломанный. В смысле, цепочка была разорвана. И, по-моему, в ней не хватало нескольких звеньев.

Столы и стулья завертелись у меня в глазах. «Господи боже мой! Никто. Никто не знал про это. Кроме нас с Назымом».

42

2 октября 1998 г., 17.29.

В кои-то веки поезд «Париж — Руан» прибыл точно по расписанию. Он остановился возле перрона ровно в 17.30. Поезд «Руан — Дьепп» отходил через восемь минут. Этот промежуток был специально рассчитан так, чтобы пассажиры успели на пересадку, поэтому, если «старший столичный брат» — скоростной состав — опаздывал, местные терпеливо его ждали, задерживаясь с отправлением. За время учебы в Париже Марк десятки раз пересаживался здесь с одного поезда на другой и на опыте убедился, что восьми минут для этого более чем достаточно. Он с сожалением закрыл тетрадь Гран-Дюка и быстрым шагом направился к киоску, торгующему сэндвичами. Перед ним в очереди стоял всего один человек. Марк купил яблочный пирог и бутылку минеральной воды. Николь, обладавшая непревзойденным кулинарным даром, наверняка приготовит ему роскошный ужин, но это будет еще нескоро, а от бутерброда с ветчиной, проглоченного в парижской подземке, давно остались одни воспоминания.

Экспресс до Дьеппа оказался почти пустым. Контраст по сравнению с битком набитыми вагонами поезда «Париж — Руан» выглядел разительным. Марк по привычке сел возле окна. Кроме него, во всем вагоне было только два других пассажира. Подросток в наушниках от плеера и толстяк, с трудом помещавшийся на двух сиденьях, — последний, едва успев занять место, сразу заснул.

Марк откинул столик, поставил на него рюкзак и достал тетрадь Гран-Дюка. Ему оставалось дочитать всего страниц двадцать. Затем надо будет хорошенько все обдумать и составить план действий. Он вспомнил эсэмэски, которые отправляла ему Лили. Значит, чтобы разобраться во всем, что происходит, у него есть вечер и ночь.

С перрона донесся свисток.

Марк рефлекторно повернул голову и тут же застыл, пораженный.

Она!

Тощая фигура окинула злобным взглядом начальника вокзала, дававшего сигнал к отправлению, сквозь зубы прошипела какое-то ругательство и почти на ходу прыгнула на подножку вагона.

«Мальвина де Карвиль!»

Марк несколько минут безотрывно смотрел на раздвижные двери вагона, карауля появление Мальвины. Он никого не увидел. Должно быть, Мальвина села в другой вагон. Впрочем, Марк не испытывал ни малейшего желания бегать по поезду в ее поисках. И не собирался во второй раз позволять ей подловить себя, как мальчишку. К тому же его ждали последние двадцать страниц дневника.