Реестр убийцы

— От зубной коронки. Не фарфор. Наверное, поставили временную, а она почему-то сломалась.

— Тогда где же остальное? — Бекки приседает на корточки, включает фонарик и светит на пол. — Разве что успели убрать.

— Возможно, смыли водой. Надо бы проверить фильтр. — На осколке, который мог быть половинкой коронки переднего верхнего зуба, заметно что-то похожее на засохшую кровь. — Мы можем узнать, была ли Лидия Уэбстер в последнее время у дантиста?

— Проверить можно. Дантистов на острове не так уж много. Если только не ездила куда-то еще, установить будет нетрудно.

— Похоже, коронку ей поставили недавно. Даже если человек пренебрегает личной гигиеной, со сломанной коронкой, тем более на переднем зубе, он долго ходить не будет.

— Может, это его, — замечает Люси.

— Что было бы еще лучше. Нам нужен бумажный пакетик.

— Я принесу. — Люси уходит.

— Ничего не вижу. Если коронка и сломалась здесь, второго кусочка нет. Возможно, остался на зубе. У меня такое однажды случилось. Коронка сломалась, а часть ее осталась на зубе. — Бекки смотрит на ванну. — Надо же, какая невезуха. Надо бы воспользоваться люминолом, так нет же — ванна медная.

— Я люминолом больше не пользуюсь. — Скарпетта говорит это таким тоном, будто речь идет не об окислителе, а о ненадежном друге.

До недавних пор, сталкиваясь с необходимостью найти невидимую кровь, она применяла люминол без колебаний. Если кровь смыта или даже закрашена, обнаружить ее можно, если распылить на поверхность люминол. Но и проблем с ним не оберешься. Подобно собачонке, готовой вилять хвостом перед каждым соседом, люминол реагирует не только на содержащийся в крови гемоглобин, но и на многое другое: краску, лак, «драно», отбеливатель, одуванчик, чертополох, барвинок, кукурузу. И конечно, на медь.

Люси достает коробочку с гемастиксом для предварительного теста и шарит глазами в поисках чего-то, что может быть оттертой кровью. Скарпетта открывает баночку «Блюстар-Магнум» и достает коричневый стеклянный пузырек, фольгу и аэрозольный баллончик.

— Сильнее, дольше держится и не требует при использовании полной темноты, — объясняет она Бекки. — Здесь нет пербората, так что он нетоксичный. Можно применять и к меди. Реакция не столь интенсивная, цветовой спектр иной и держится дольше, чем кровь.

Только вот есть ли в ванной кровь? Вопреки утверждениям Мэдлиз даже самый интенсивный белый свет не выявил ни малейшего пятнышка. Что, впрочем, и неудивительно. Судя по всему, после того как Мэдлиз выбежала из дома, убийца методично убрал все свои следы. Скарпетта устанавливает носик распылителя на минимум и заливает четыре унции дистиллированной воды. Добавляет две таблетки. Осторожно, несколько минут перемешивает смесь пипеткой, потом открывает коричневый пузырек и вливает раствор гидроксида натрия.

Начинает распылять, и по всей комнате проступают яркие зеленовато-синие светящиеся пятна, полоски, узоры и брызги. Бекки фотографирует.

Закончив и убрав за собой, Скарпетта складывает оборудование. Звонит сотовый. Это эксперт по отпечаткам из лаборатории Люси.

— Вы не поверите! — восклицает он.

— Никогда не начинайте разговор со мной с таких слов, если не собираетесь меня удивить. — Скарпетте не до шуток.

— Отпечаток на золотой монете. — Эксперт явно взволнован, говорит быстро. — Есть совпадение. Тот мальчик, которого нашли на прошлой неделе. Малыш с острова.

— Уверены? Не может быть. Это какая-то бессмыслица.

— Бессмыслица или нет, но так оно и есть.

— Такими заявлениями не бросаются. Моя первая реакция — это ошибка.

— А вот и не ошибка. Я визуально проверил по карточке с отпечатками, которые Марино снял в морге. Без вопросов. Детали строения папиллярного узора на отпечатке с монеты совпадают с отпечатком большого пальца правой руки неопознанного мальчика. Точно.

— Отпечаток с монеты, которую окуривали? Я не понимаю…

— Поверьте, не вы одна. Всем же известно, что у детей препубертатного возраста отпечатки долго не держатся. Они же по большей части состоят из воды. Только пот. Никаких жиров, аминокислот и всего прочего, что появляется с половой зрелостью. Я, правда, детские отпечатки цианоакрилатом не окуривал. Но этот явно принадлежит ребенку, а ребенок — тот, что лежит в вашем морге.

— Может быть, все произошло не совсем так, — говорит Скарпетта. — Может быть, монету и не обрабатывали цианоакрилатом.

— Должны были. Все указывает на присутствие суперклея.

— Может быть, клей был на пальце, которым он дотронулся до монеты. И оставил отпечаток.

ГЛАВА 18

Девять часов вечера.

По улице перед рыбацкой лачугой Марино хлещет дождь.

Люси промокла до нитки. Она включает беспроводной мини-рекордер, замаскированный под «iPod». Ровно через шесть минут Скарпетта позвонит Марино. Сейчас он ругается с Шэнди, и каждое их слово, перехваченное микрофоном, откладывается в памяти флэшки.

Тяжелые шаги… открывает холодильник… короткое шипение — наверное, вскрыл банку пива.

В наушнике — пронзительный сердитый голос Шэнди:

— Не ври мне. Предупреждаю. Как это так? Ни с того ни с сего! Он, видите ли, решил, что не может ничего обещать! И кстати, кто сказал, что я вообще чего-то от тебя хочу? Отношения? Какие, на хрен, отношения? С тобой? Да тебе прямая дорога в долбаный дурдом! Давай! Может, твоя сучка предоставит палату со скидкой.

Он все же рассказал ей о помолвке Скарпетты с Бентоном. Шэнди бьет по больному, а значит, знает, где болит. Что еще она использовала против него? Чем прижала? За что дергает?

— А ты не думай, что уже положила меня в карман. Не думай, что заполучила меня навсегда и можешь распоряжаться, как хочешь. Может, я первым от тебя избавлюсь? — кричит Марино. — От тебя одно зло. Подсадила на чертовы гормоны… как меня еще удар не хватил! И это через неделю. А что будет через месяц, а? Может, ты мне уже и кладбище подыскала? Или в тюрягу надумала засадить, если я слечу с катушек и сделаю что-нибудь…

— Может, уже и сделал.

— Пошла к черту!

— Да на хер ты нужен, старпер, козел жирный. У тебя же без гребаных гормонов уже не встает!

— Хватит, Шэнди. Ты меня постоянно подставляешь. Все, сыт. Поняла? Мне надо успокоиться, обдумать все хорошенько. Я по уши в дерьме. И работа — дерьмо. Курю, в спортзал не хожу, напиваюсь да еще дрянь всякую глотаю. Все пошло к чертям, а ты только добавляешь.

Звонит сотовый. Марино не отвечает. Сотовый звонит и звонит.

— Ответь! — кричит в дождь Люси.

— Да. — В наушнике его голос.

Слава Богу!

Марино молчит, слушает, потом говорит:

— Плохо.

Скарпетту Люси слышать не может, но знает, о чем идет речь. Тетя сообщает, что данных по серийному номеру найденного в переулке «кольта» в национальных базах данных не обнаружено. Результаты по отпечаткам, снятым с револьвера и патронов, тоже отрицательные.

— А как насчет самого? — спрашивает Марино.

Он имеет в виду Булла. На этот вопрос у Скарпетты ответа нет. В базе данных отпечатков его пальцы отсутствуют, поскольку никакого преступления он не совершал, а то, что его арестовали несколько недель назад, не в счет. Если револьвер принадлежит Буллу, но не украден и не засветился ни в каком преступлении, то и в баллистическом каталоге информации не будет. Она уже сказала Буллу, что ему не помешало бы сдать отпечатки — мало ли что случится, — но он так и не пришел, а напомнить не получается: все попытки перехватить садовника после возвращения из дома Лидии Уэбстер ни к чему не привели. Его мать сказала, что сын отправился на лодке за устрицами. В такую-то погоду?

— Угу… угу… — бубнит Марино, и его голос бьет в ухо.

Он ходит по комнате и, наверное, не знает, что сказать в присутствии Шэнди.

Теперь Скарпетта должна сообщить об отпечатке на золотой монете. Похоже, именно это она и делает, потому что Марино удивленно ухает. Потом добавляет:

— Приму к сведению.