Войны мафии

Прохожие начали обращать внимание на близнецов. Пора было сниматься с места.

— Если повезет, мы будем под Палермо к часу дня. А там подберем себе подходящий транспорт.

— Или пару парашютов, — хмыкнул Кевин и поерзал на стуле. — Ты уже думал, как мы будем искать ма?

— Я что, не сказал еще?.. Мы же везем контракт ей на подпись!

— А как Чертома об этом узнает?

— Я вернулся в отель к девчонкам и сделал все звонки оттуда. Так что сейчас Чертома уже в курсе...

— ...что мы везем контракт, — закончил Кевин. — А ты не задумывался, как поступит Лукка, когда узнает, что никакого контракта нет?

Керри ухмыльнулся:

— Значит, мы должны проделать это первыми.

— У меня брат — головорез, — с трудом удерживаясь от смеха, пробормотал Кевин.

Мрачные, бесплодные горы южнее Палермо, скупо украшенные желтоватыми проплешинами сухой травы и дикой горчицы, не предназначены для путешествий на других видах транспорта, кроме мулов и коз. Автомобильное шоссе, ведущее к деревне Корлеоне, петляет в соответствии с ландшафтом в тени горы Скорчиавачче — узкого пика высотой в две тысячи футов. Это название происходит от местных реалий — дословно «путь напрямик к коровам».

Здесь не найти стоящей доброго слова посадочной площадки. Местные pezzi novanti [56], вроде Лукки Чертомы и его партнеров, приземляются на своем вертолете, прямо на деревенскую площадь перед церковью, несмотря на протесты мэра и священника.

Никто не удосужился предупредить об этом братьев Риччи. Их надежды проскользнуть в Корлеоне незамеченными развеялись еще в воздухе. Пилот, нанятый ими для полета в горы, оказался тем самым юмористом, который придумал приземляться на пятачке перед церковью. Что он и проделал.

Чумазые мальчишки окружили вертолет, опустившийся на раскаленную площадь, выпрашивая монетки, — Лукка Чертома, приезжая в Корлеоне, разбрасывал мелочь размашистыми жестами сеятеля. Собственно, он сеял уважение.

Кевин вылез первым и огляделся.

— Это что, комиссия по приему? В поле зрения ни одного взрослого.

— Сиеста, — объяснил Керри, присоединившись к нему.

Они свернули к местному бару и вошли внутрь, окунувшись в прохладное зловоние прокисшего миндального теста и гниющих лимонов. Молодая женщина, темноволосая, приземистая, с большими глазами и грудями, разочарованно смотрела на них. До нее было не меньше двух ярдов, но крепкий запах ее тела преодолевал расстояние.

— Che c'e? [57]

— Don Lucca, per favore [58].

— Don Lucca? — Ее лицо стало замкнутым. — Non conosco [59].

Кевин, практически исчерпавший свой скудный словарь, ограничился свирепым взглядом — безжалостным, проницательным, изучающим, так смотрят на неизвестное насекомое. Отвернувшись, он подтолкнул брата к столу и небрежно, как собачонке, скомандовал женщине:

— Due limonate, subito [60].

Оглядев расставленные на террасе столы, Кевин сказал:

— Идем вон за тот, около стены. Так у нас будет полный обзор площади.

Керри приложил палец к губам, прислушиваясь к отчетливому звяканью телефонного аппарата — очевидно, пахучая особа из бара спешила уведомить об их прибытии дона Лукку Чертому. Кевин тоже прислушался. Но в непрерывном журчании ее голоса он смог выделить одно-единственное знакомое слово, вернее, имя — Молло.

Брови Кевина поползли вверх.

— Слышал?..

Керри кивнул.

— Она звонила тому парню, от которого у нашего красавчика Лукки расстраивается желудок. — Он ухмыльнулся: — Первый добрый знак для нашей затеи.

— Это ты насчет того, что у Лукки есть недоброжелатели? По моим сведениям, у него тут на учете каждая капля пота, которую позволено выделить любому живому существу, в Корлеоне и окрестностях.

— Значит, у леди в баре специальное разрешение.

Оба зашлись звучным смехом.

— Главное, не забывай... — сказал Кевин, усаживаясь на грубую скамейку рядом с братом; близнецы автоматически развернулись в разные стороны, обеспечив себе стену с тыла и полный обзор площади, — ...с какой стороны вылетает пуля.

Глава 42

Все знали, как неохотно Чио Итало покидает стены «Сан-Дженнаро», по делу или ради удовольствия. Даже проезжая в своем «бьюике» по городу, он ненавидел улицы, насыщенные выхлопными газами и продуктами человеческой жизнедеятельности. Но бывали обстоятельства настолько важные, что с ними приходилось считаться. Винс поставил вопрос ребром: «Как часто президент Соединенных Штатов Америки присутствует на церемонии награждения предприятия семьи Риччи?»

Итало перебрал в памяти последние лет пятьдесят — начиная с того времени, когда он послал американских моряков на подмогу Чарли Счастливчику в тюрьму, куда его усадили захватчики Сицилии. Нет, ни один президент еще не выражал открыто поддержку семье Риччи. Даже те, кому он помог войти в Белый дом, вроде Никсона, не решались обнародовать свое расположение.

«Ричланд» — другое дело. Это признанный поставщик оборонной промышленности, Чарли Ричардс, постоянно якшается с отребьем из Белого дома. Пусть его. От политиков у Итало начиналась изжога. Как от всех проституток.

Но сегодняшнее событие не имеет отношения к Эль Профессоре. Победа целиком принадлежит Винсу!

И все благодаря медицинским центрам. Винс заказал маленькой Пэм буклет про детоксикацию. Сборище бездельников, называющее себя президентским комитетом по борьбе с наркоманией или как-то еще в этом роде, постановило наградить... Пэм! Только событие подобного масштаба могло вынудить Чио оставить свой кабинет в «Сан-Дженнаро» и выйти на опасные, грязные улицы Манхэттена, кишащие больными СПИДом, сифилисом и другой чумой, которую Господь посылает грешникам, развратникам. Итало не боялся никакого суда, в том числе и Господнего, но какой-нибудь из этих извращенцев мог чихнуть ему в лицо!..

Стоя здесь в ожидании прибытия президента, бросая косые взгляды на всех этих жалких подонков, шмыгающих носами, Итало страдал от каждой секунды затянувшегося издевательства. Он был слишком стар и могуществен, чтобы терпеть такое окружение, слишком свободен от самодовольства, чтобы переносить это скопление ничтожеств.

Он с особой неохотой покидал сегодня Доминик-стрит, потому что ожидал телефонного звонка. Что-то смешало его планы окончания вендетты с помощью Стефи. Поступающие сведения со старой родины были тревожными: поножовщина, близнецы требуют самолет, Изабелле и детям нужна охрана.

Но на посторонний взгляд походка Итало была бодрой, осанка — безупречной, поза — энергичной. Казалось, груз прожитых семидесяти лет совсем не обременяет его. Он уже пережил всех своих братьев — он, самый старший! Это не было поводом для хвастовства — Итало прекрасно знал, что старуха с косой скоро доберется и до него. Но этот страх затмевал другой, еще более нестерпимый: Америка не прощает старости, американцы поклоняются молодости. Целые отрасли индустрии были закрыты для таких, как Итало. Старики могут, неприкаянные, бродить по тротуарам, валяться лицом в луже, умирать как собаки — но город жрецов юности не заметит этого.

Поежившись от неприятных мыслей, Итало вдруг рассердился на себя за то, что впутал свою любимицу, Стефи, в идиотский план прекращения вендетты посредством свадьбы. Никогда нельзя доверять корлеонезцам, в особенности когда речь идет о женщине.

Винс собирался проводить церемонию на улице, но умники из президентской охраны отказались взять на себя ответственность за безопасность высокого гостя, если только он не перенесет торжество в замкнутое пространство, очищенное от подозрительных личностей и протравленное дезинфектантом с ароматом хвои. Поэтому выбор пал на собор Святого Патрика.