Простой план

Через минуту-другую я уже был на ногах и надевал куртку. Потом прошел в ванную и умылся. И наконец, заперев за собой дверь, понес чемодан и коробку с постельным бельем к машине.

Приехав домой, я оставил коробки на заднем сиденье. Я знал, что вытащить их сейчас равнозначно тому, чтобы выбросить, а я еще не был морально готов к этому.

Пожалуй, единственным существом, кто вместе со мной скорбел по кончине Джекоба, был Мэри-Бет. За те несколько недель, что он пробыл в нашем доме, с ним произошла удивительная метаморфоза. Он превратился в злого, брехливого пса. На нас стал рычать, а когда мы пытались приласкать его, скалил зубы.

Сара волновалась за Аманду, опасаясь, что собака может броситься на ребенка, и я решил, что лучше держать Мэри-Бет на улице. По утрам, уходя на работу, я стал привязывать его бельевой веревкой к стволу боярышника, что рос во дворе нашего дома, а на ночь запирал в гараже. Новый распорядок, казалось, еще больше злил собаку. Целый день пес сидел на снегу во дворе дома и лаял на проезжавшие мимо машины, на детей, поджидавших на углу школьный автобус, на почтальона, совершавшего свой ежедневный обход. Постоянно дергая веревку, он стер себе шерсть, и на загривке появились проплешины. По ночам, запертый в гараже, он выл – подолгу и протяжно, и вой эхом разносился по спящей улице. Среди соседских ребятишек поползли слухи о том, что наш дом наводнен привидениями и ночью воет вовсе не собака, а призрак моего брата.

Аманда, словно переняв от собаки дурной нрав, стала раздражительной, крикливой, несговорчивой. Плакала она теперь еще больше, и в голосе ее появились резкие нотки, как будто она жаловалась на настоящую боль, а не просто на дискомфорт. Она стала настолько привязана к матери, что, если не видела Сару, не чувствовала ее прикосновения, не слышала ее голоса, тут же заливалась громким плачем. Совпадение жутковатое – но только плюшевый мишка Джекоба мог немного успокоить девочку. Как только начинал петь мужской голос, малышка замирала, и ее тельце, казалось, прислушивалось к словам песенки, запоминало мелодию.

«Братец Жак, братец Жак…»

И лишь ночью, когда становилось уже совсем темно и Аманде очень хотелось спать, мне удавалось угомонить ее.

После долгих уговоров я продал грузовик Джекоба магазину «Рэйклиз» и теперь каждое утро, приезжая на работу, видел его запаркованным на улице, набитым мешками с зерном.

Неделю спустя ко мне на работу заглянул шериф. Его интересовало, что я намерен делать с ружьем Джекоба.

– Сказать по правде, я как-то не задумывался над этим, – сказал я. – Наверное, продам.

Шериф сидел в кресле возле моего стола. На нем была форма, поверх которой он надел темно-зеленую полицейскую куртку. Фуражку он держал на коленях.

– Я так и думал, что ты захочешь продать его, – подхватил он. – Может, ты позволишь мне первому предложить тебе цену?

– Вы хотите купить его?

Он кивнул головой.

– Я давно ищу хорошее охотничье ружье.

Мысль о том, что он может завладеть ружьем Джекоба, повергла меня в некоторое уныние и заронила в душу тревогу. Как бы там ни было, но ружье представляло собой вещественное доказательство, и мне не хотелось, чтобы оно досталось Карлу. Но для отказа у меня не было никакого подходящего предлога.

– Я и не собираюсь торговаться, Карл, – сказал я. – Называйте цену, и ружье ваше.

– Как насчет четырехсот долларов?

Я вяло махнул рукой.

– Отдаю за триста.

– Ты не слишком ловкий коммерсант, Хэнк, – улыбнулся он.

– Я бы ни за что не позволил себе драть с вас три шкуры.

– Четыреста долларов – цена разумная. Я знаю толк в ружьях.

– Ну, хорошо. Как вам будет угодно. Но учтите, что я отдавал его вам за триста.

Карл нахмурился. Я чувствовал, что ему не хотелось переплачивать, но он сознавал, что сам загнал себя в ловушку и теперь придется выкладывать четыре сотни.

– Что, если завтра утром я завезу его к вам в офис, – предложил я, – а чек вы мне вышлете, когда осмотрите ружье повнимательнее?

Он медленно кивнул.

– Мне это подходит.

Потом мы немного поболтали о погоде, о Саре и ребенке. Но, уже собираясь уходить, Карл вновь заговорил о ружье.

– Ты уверен, что хочешь продать его? – спросил он. – Я не хотел бы давить на тебя.

– Да мне оно, в общем-то, и ни к чему, Карл. Никогда в жизни не охотился.

– А отец разве не брал тебя с собой на охоту? – Казалось, его это очень удивило.

– Нет, – ответил я. – Я даже ни разу не стрелял из ружья.

– Ни разу?

Я покачал головой.

Карл какое-то время постоял у стола, уставившись на меня и теребя в руках фуражку. Мне вдруг показалось, что он сейчас опять усядется.

– Но ты ведь знаешь, как стрелять, правда?

Я насторожился. Голос его звучал теперь иначе, в нем не было прежней непринужденности. И вопрос он задал не из простого любопытства и не ради поддержания беседы; его интересовал ответ, и он рассчитывал его получить.

– Думаю, что да, – сказал я.

Он кивнул головой, но от стола все не отходил, словно ожидал услышать что-то еще. Я отвел от него взгляд и уставился на свои руки, лежащие на столе. В ярком свете, падавшем от настольной лампы, волоски на моих пальцах казались седыми. Я сомкнул пальцы в кулаки.

– Ты хорошо знал Сонни? – неожиданно спросил Карл.

Я взглянул на него, чувствуя, как забилось сердце.

– Сонни Мейджора?

Он кивнул головой.

– Не так, чтобы очень. Скорее, шапочное знакомство. Не более того.

– Значит, просто знакомые…

– Да, – подтвердил я. – Здоровались, когда встречались на улице, но никогда не останавливались, чтобы поболтать.

Карл помолчал – по-видимому, переваривая полученную информацию. Потом надел фуражку. Он собирался уходить.

– А что? – спросил я. Он пожал плечами.

– Да ничего, просто интересно. – И он слегка улыбнулся мне.

Я поверил ему, мне почему-то казалось, что в его вопросах и в самом деле было больше любопытства, нежели подозрительности. Просто так же, как, зная меня, он не мог предположить, что убийство Джекоба, Сонни и Ненси – моих рук дело, его восприятие Лу с трудом соотносилось с тем, что тот совершил согласно нашей версии. Думаю, он чувствовал, что что-то здесь не так, но не мог угадать, что именно. Карл не вел расследование – он просто пытался восстановить ход событий, выстроить логическую цепочку, отыскав недостающие звенья. Я это знал и потому был уверен, что никакой опасности он не представляет. И все-таки наш разговор меня расстроил. Когда Карл ушел, я еще и еще раз прокрутил в памяти каждое свое слово, каждый жест, выискивая ошибки и промахи, которые могли стать подтверждением моей виновности. Конечно, не стоило так нервничать, тем более что серьезных поводов для этого не было, но все-таки на душе у меня было неспокойно, и всякий раз, как я пытался погасить в душе тревогу, она разгоралась все сильнее.

Саре я рассказал о том, что продал ружье шерифу, но умолчал о его расспросах.

В ту ночь, как раз после визита Карла в мой офис, мы долго не могли сомкнуть глаз: Аманда разбушевалась не на шутку. Мы уложили ее в свою постель, выключили свет, и в темноте Сара укачивала ее на руках, а я все запускал плюшевого медвежонка Джекоба. Было уже далеко за полночь, когда она наконец заснула. Мы с Сарой, совершенно ошалевшие, еще долго сидели в обрушившейся на нас тишине, боясь пошевелиться, дабы не разбудить задремавшего ребенка. Наши ноги соприкасались под одеялом; я чувствовал, как трется о мою икру горячий лоскуток ее нежной кожи.

– Хэнк? – шепнула Сара.

– Что?

– А ты мог бы убить меня из-за денег? – Тон ее был игривым, она явно шутила, но в ее голосе я уловил и нотки искреннего беспокойства.

– Я убил их не из-за денег, – проговорил я.

Я почувствовал, как Сара повернула голову и смотрит на меня в темноте.