Путь к тишине. Часть 2 (СИ)

— Постой, Жан! — окликнул он.

Но незнакомец шел вперед по тропинке и только на полянке у крошечного озерка остановился, позволив МакЛауду себя догнать. Тот вышел на поляну и тоже остановился, переводя дыхание от волнения.

— Постой. Ты меня слышишь?

Человек, которого в монастыре называли Жаном, медленно повернулся и откинул капюшон.

— Привет, Мак. Долго же пришлось тебя ждать.

МакЛауд застыл, перестав дышать.

Перед ним, одетый в монашескую рясу и с не по-монашески язвительной улыбкой на лице, стоял Ричи Райан.

*

— Ричи? — осторожно произнес МакЛауд, не трогаясь с места. Потом, пытаясь отогнать наваждение, невольно вскинул руки к вискам: — Нет, этого не может быть!

— Отчего же? — насмешливо сказал Ричи, скрестив на груди руки. — Ты, кажется, больше всего на свете хотел увидеть меня снова живым.

— Да, но… нет, это невозможно!

— Но я-то здесь, перед тобой, наяву.

МакЛауд, бессознательно сжав руки в молитвенном жесте, шагнул вперед. Он уже не был уверен в том, что не спит и не бредит. Что, если тот сон был истинным и его желание исполнилось?

Он не знал, смеяться или плакать:

— Ричи… Бог мой, если это в самом деле ты!

— Это в самом деле я, — прохладно сказал Ричи. — Я вижу, ты не очень-то рад. Правильно, тебе радоваться нечему.

— Нечему? — МакЛауд, почувствовав слабость, отступил в сторону и оперся о торчавшую из земли корягу. — Ричи, ты жив!

— Да, я жив, — неожиданно зло бросил тот. — Но не жди, что я брошусь тебе в объятия. Ты еще не забыл, при каких обстоятельствах я, как предполагалось, умер? Теперь время платить по счетам!

— Платить по счетам? А что я делал все это время? — тихо проговорил МакЛауд.

— Ты жил. И еще успевал других учить жизни. Хотя у тебя не было права ни на то, ни на другое.

МакЛауд медленно покачал головой, не отводя взгляда от лица Ричи. В памяти внезапно всплыло недавнее предупреждение — желания могут исполниться, но не так, как ты ждешь.

— Чего же ты хочешь теперь? — тихо спросил он.

И не удивился, когда Ричи ловко извлек из-под плаща меч. Тот самый меч, который, как предполагалось, лежит в могиле на парижском кладбище.

МакЛауд посмотрел вниз, на острие клинка, почти касавшееся его груди, потом снова поднял голову.

— Ты хочешь убить меня?

— Мы не на Священной Земле. Впрочем, если хочешь, можешь защищаться.

— Защищаться? — это слово вывело МакЛауда из ступора. — От тебя? Ричи, ты… ты не помнишь, кто я? Мы же были друзьями, ты был моим учеником! Ричи!

Меч, взметнувшись вверх, обжег холодом стали его шею, вынуждая замолчать.

— Мы друзьями были, — прошипел Ричи. — Я много слышал о том, как поступают с учениками, поднявшими оружие на учителя. А что, если наоборот?

— Видит Бог, я не хотел твоей смерти. Я думал, что сражаюсь с Демоном! Ричи…

— Не впутывай сюда Бога! И не лги хотя бы себе самому. Демон — это ты сам, изнанка твоей души. О, я знаю, я ведь все-таки заглянул туда — ненадолго, но достаточно, чтобы понять. Если ты увидел его в моем обличье, значит, ты этого хотел!

— Нет! Это неправда! Ричи, послушай…

— А тогда, с Темной Силой, тоже была неправда? Тогда все хором твердили — это не он, он не в себе, нужно помочь и простить. А прав-то был я! Что страшного в Темной Силе? Она просто выпускает на волю тайные желания. Как же страшно увидеть самого себя по-настоящему, верно, Мак? Но как это приятно!

— Что ты говоришь, Ричи? — шепотом произнес МакЛауд. — Что приятно? Ты не знаешь, каких усилий мне стоило избавиться от этого ужаса.

— Вот именно, — с издевкой отозвался Ричи. — Тебе так трудно было избавиться от того, что внушает только страх и отвращение? И потом, ты ведь не сам от этого «избавился». Может, поэтому ты и рассорился с Митосом? Из-за того, что он помешал тебе остаться таким, каким тебе хотелось остаться.

— Что? — МакЛауд уже не был уверен, что не сходит с ума. — Откуда ты знаешь про нашу ссору?

— Я уже сказал, я побывал там и знаю про тебя очень много. Больше, чем тебе хотелось бы выставлять на общее обозрение. Я все знаю. И сколько стоят твои пафосные речи о борьбе с мировым злом, и как ты от друзей избавляешься, когда они перестают соответствовать твоим запросам, и как ты их продаешь за бабские слезы и сопли.

— Прекрати! — выдохнул МакЛауд. — Как ты можешь это знать? Что ты понимаешь?!

— Я-то все понимаю, — сказал Ричи. — А вот ты кое-чего не понимаешь точно. Ты ничто и никто. Пустышка. Все твое благородство не стоит выеденного яйца. Даже больше… Любой из тех, кого ты объявлял воплощением зла, лишая даже возможности сказать слово в свою защиту, лучше тебя, потому что не скрывал своих желаний и не прикидывался борцом за идею. Для этого тоже нужно иметь смелость.

МакЛауд молча смотрел на кипящего гневом Ричи и чувствовал, как уходит из-под ног земля. Держась за корягу, чтобы не упасть, он покачал головой и произнес:

— Ричи, мы не были чужими. Ты в самом деле хочешь меня убить? Пережить то, что пережил я?

— А что такого ты пережил? — усмехнулся Ричи. — Да, конечно, ты же испугался, что все вокруг поймут, кто ты такой на самом деле. Так теперь они все равно все узнают. Я ведь не собираюсь отсиживаться здесь вечно и не собираюсь молчать. Посмотри на себя, Дункан МакЛауд — что ты такое? Что ты ответишь, когда твои друзья начнут задавать вопросы?

МакЛауд прикрыл глаза.

Он не мог ни спорить, ни доказывать что-то. Придумать в оправдание и объяснение ничего не получалось, да и не хотелось ничего придумывать. Зачем он дожил до этого дня? Зачем позволил убедить себя в том, что его жизнь имеет какой-то смысл?

— Хорошо, — сказал он тихо. — Ты прав. Что дальше?

— Дальше — все, — развел руками Ричи. — Не надейся, что я тебя убью сейчас, это было бы слишком просто. Нет, ты будешь жить дальше, будешь слушать то, что о тебе говорят, будешь отвечать на вопросы. Или сбежишь ко всем чертям куда глаза глядят и постараешься даже имени своего знаменитого не вспоминать! Только вот это у тебя может и не получиться. Так что до встречи, в большом мире.

Ричи с преувеличенной торжественностью отсалютовал мечом и пошел, не оглядываясь, назад к монастырской стене.

МакЛауд долго стоял на прежнем месте, ослепший и оглохший от растерянности и страха. Потом медленно оттолкнулся от коряги и тоже пошел к монастырю.

Он добрался до монастырской часовни, пустой в этот час, и остановился перед высоким алтарем.

— За что мне все это, Господи?

Потом упал на колени и отчаянно, горько зарыдал.

*

Остальное помнилось, как сквозь туман. Слезы иссякли, оставив за собой тоскливую пустоту.

Он поднялся в свою келью, собрал вещи, которые успел достать из сумки. Попросил сообщить Ансельму, что уезжает. Ансельм тут же пришел сам и попытался расспросить, что случилось и почему такая перемена настроения. Ни разговаривать с кем-то, ни что-либо объяснять МакЛауду не хотелось. Он ответил что-то про срочный телефонный звонок из Парижа, не особо заботясь, поверит ли Ансельм. И все-таки уехал — в тот же вечер.

Засветло успел добраться до первого городка на пути в Париж и остановился в маленькой гостинице.

Сон не шел. Стоило закрыть глаза, и снова вспоминалось лицо Ричи и его голос, и слова.

Насколько основательны все эти упреки и обвинения, МакЛауд не задумывался. Он и так все знал, хотя не решился бы в этом признаться ни себе самому, ни кому-то еще. Теперь у него было такое чувство, будто перед ним внезапно сдернули занавес с огромного зеркала, и в этом зеркале его жизнь выглядела совсем иначе, чем казалось ему прежде.

Мысль о том, что зеркало это может быть кривым, ему тоже не приходила.

Дарий не стал рассказывать ему лишнего, потому что он был слишком глуп и самоуверен, чтобы понять все правильно. Митос воспользовался этой глупостью, чтобы использовать его в своих играх, и сам был бы глупцом, если бы прошел мимо такой возможности. Кассандра пыталась его остеречь, и теперь ему казалось, что ничего бы не было, останься он с ней. Не было бы этой встречи и этого разговора.