Корни зла

Когда он совершал эти вещи, единственное, что я мог делать, — это лежать с плотно закрытыми глазами и притворяться, будто я не знаю, что происходит в другой спальне. Утешала мысль о том, что есть дом, вокруг которого танцуют блуждающие огоньки, и что однажды я найду этот дом.

Глава 3

То, что на похоронах светило солнце, казалось Люси нелепым. По ее мнению, должен был идти проливной дождь, чтобы создалось впечатление, будто природа сопереживает людям. Но, разумеется, не было никакого смысла объяснять эти ощущения Эдмунду.

По крайней мере на поминках он принимал гостей, можно сказать, радушно, хотя, будь его воля, вероятно, мерил бы херес наперстком. Он сказал Люси по телефону, что все еще ищет документ, подтверждающий право собственности на дом, и завещание.

— А есть завещание? — спросила Люси траурным голосом, которым всегда говорили сестры ее бабушки. Они, как все истинные представители викторианской эпохи, обожали все, что связано с похоронами и с деньгами, и задавали этот вопрос всенепременно, когда кто-либо умирал. Но Эдмунд не видел в этой ситуации ничего абсурдного. Он просто сказал, что завещание, безусловно, существует и что в конце концов оно будет найдено. Он сказал также, что им стоит встретиться в двенадцать часов и поехать в церковь вместе. Люси пришло в голову, что к тому времени, когда она приедет к Эдмунду, он уже обязательно отыщет завещание и купчие, а все остальное аккуратно подошьет в папку, составит каталог и прикрепит цветные закладки.

Она взяла стихотворение Дженни Джозеф «Предостережение» в надежде, что прочитает отрывок из него на поминках. «Когда я буду старухой, я буду носить фиолетовое и красную шляпу, которая мне не идет...» Казалось, будто это сказали о тетушке Деборе, и Люси подумала, что ей понравились бы эти слова. Люси собиралась посоветоваться с Эдмундом, когда приедет в церковь. Она думала, что, скорее всего, именно она и прочтет отрывок из поэмы. Ведь если не она — то кто? И даже если бы она залилась слезами в середине чтения, Деб не заметила бы этого.

Эдмунд, разумеется, и не думал позволять Люси или кому бы то ни было читать подобную современную чушь в такой день. Под музыку Баха будут произнесены соответствующие псалмы и отрывки из Нового Завета. Всю церемонию проведет приходский священник. И именно так — скромно и со вкусом — похороны должны были быть организованы.

— О, разумеется, — откликнулась Люси. Эдмунд резко взглянул на нее, так как в ее словах прозвучал сарказм. По крайней мере оделась она более-менее прилично. Прошлой ночью Эдмунду несколько раз становилось плохо при мысли о том, как Люси могла бы одеться сегодня. Но все было хорошо — она надела шелковый костюм-двойку, который был отлично скроен и выглядел дорогим. Он был не черного, а насыщенного темно-коричневого цвета — цвета старого красного дерева. На фоне костюма волосы Люси выглядели рыжеватыми. И с полным основанием можно было утверждать, что костюм подчеркивал ее привлекательную фигуру. Не то чтобы Эдмунд обращал внимание на такие вещи в день похорон Деборы, но, вновь посмотрев на Люси, он подумал, что она зря добавила к своему костюму шарф черепахового цвета.

Многие считали Люси привлекательной. Говорили, что Люси Трент — потрясающая красавица. Эти волосы, эти глаза — очень сексуальны. Хотелось бы надеяться, что никто сегодня такого не подумал, поскольку вряд ли позволительно выглядеть сексуально на похоронах. С другой стороны, нужно признать, что Люси заколола свои роскошные волосы в скромную прическу.

После церемонии похорон все были приглашены в дом. Поэтому Эдмунд нанял людей, чтобы дом подмели, вычистили и отполировали мебель. Все должно было быть безупречно. Местный поставщик продуктов доставил бутерброды, булочки, телятину и пирог с ветчиной.

Перед уходом Эдмунд в последний раз проверил дом, чтобы убедиться, все ли в порядке. Да, комнаты были чисты и светлы, и приятно пахло средством для полировки мебели. Свежие полотенца и мыло были и в ванной на втором этаже, и в маленькой туалетной комнате на первом. Еда была аккуратно разложена на блюдах, стол был застелен скатертью, и на его краю стопкой стояли приготовленные тарелки. Поставщик также доставил два больших термоса — один с чаем, другой с кофе. Для тех, кто предпочитает алкоголь, были херес и мадера. Все было цивилизованно и правильно. Люди будут говорить друг другу, что Эдмунд Фэйн всегда все делает подобающим образом. Пожилые тетушки будут его целовать — бедный, милый Эдмунд, он был так предан Деборе! — а мужчины — небрежно пожимать руку.

На отдельном столике Эдмунд выложил драгоценности тети Деб. Он собирался предложить родственницам выбрать себе подарок на память («Как это чутко», — с благодарностью скажут тетушки). Там были одни прелестные янтарные бусы, которые понравились бы Люси, — янтарь сейчас дорог и из моды не выходит. Эдмунд вдруг представил эти бусы на Люси, с ее волосами, спадающими на обнаженные плечи... и свет камина, освещающий ее тело... Он отогнал эти мысли и аккуратно поправил украшения.

Криспин, разумеется, тоже придет сегодня в дом Деборы. И, безусловно, он будет обаятелен, ведь он всегда знает, как вести себя в разных ситуациях. Он будет почтителен с пожилыми леди: с тетушками и друзьями тети Деборы, все они его так любят. И будет свободен в общении с молодыми людьми и особенно вежлив с молоденькими девушками. Все будет достойно. Большая часть собравшихся были членами семьи или близкими друзьями. И не должно было быть никаких сюрпризов.

Но сюрприз был, и он появился сразу после похорон. Люди расходились с кладбища. Царила слегка суетливая, доброжелательная атмосфера. Тетушки рассказывали друг другу, какие хорошие были похороны, но в то же время охали: «О, милая, бедная Дебора. Кто бы мог подумать — в ее годы. Ведь она была не так уж стара...» Было несколько мужчин, которые надеялись, что их угостят приличной выпивкой. Эдмунд Фэйн был скуповат... Честно говоря, он был ужасно скуп. Вряд ли людям понравится, если кто-нибудь рванет в кабак «Белый олень», не так ли? Ну и ладно...

Начался дождь, и все направились к припаркованным машинам, ища в суматохе зонты и шарфы. Пожилым дамам помогли пройти по сырой тропинке и рассесться по различным транспортным средствам. Было много разговоров о том, как будет здорово оказаться в теплом доме.

Люси, которая кинулась назад за чьими-то забытыми перчатками, видела, как Эдмунд помогал людям рассаживаться по машинам. Она видела, как он обернулся и посмотрел на нее, сделав знак, что вернется за ней через пятнадцать минут. Люси махнула ему, пытаясь сказать, чтобы он не утруждался, ведь было достаточно машин, которые могли подвезти ее до дома. Она доставила забытые перчатки их владение ею была двоюродная бабушка, а затем помогла ей сесть в машину.

— Мы увидим тебя в доме, да, Люси? — спросила одна из тетушек, осторожно усаживаясь в последнюю оставшуюся и уже переполненную машину.

— Да, разумеется.

— Скажи мне, милочка, — спросила тетушка, понижая голос, — есть ли завещание?

— По-моему, нет, — серьезно ответила Люси.

— Нет? Как это ужасно!

Машина отъехала, а тетушка начала весело болтать с другими о потерянном завещании. И только после того, как эта последняя машина отъехала, Люси осознала, что осталась одна. Она пробормотала какое-то ругательство, совершенно неподходящее в данном случае, и стремглав помчалась под крытый проход на кладбище, где обшарила свою сумку в поисках мобильного телефона. Или она забыла его в своей машине, припаркованной у дома тети Деборы? Черт, проклятие! Так и есть — забыла.

Однако на поминках поймут, что случилось, и обязательно кто-нибудь вернется за ней к церкви. Но потребуется время, чтобы ее хватились, а между тем дождь превратился в ливень. Люси размышляла, смогла бы она добежать до церкви и попросить у приходского священника разрешения воспользоваться его телефоном. В это время она увидела мужчину, идущего со стороны церкви. Воротник его плаща был поднят. Он остановился, увидев Люси, поколебался, а затем направился к ней: