Охота на «крота»

Потом Абу Сейф перебрался в Лондон, в пригород Илинг с серыми рядами полуразрушенных домов, где я его и нашел. Я следил за ним, сторожил его на улицах, наполненных запахом карри и сигарет, плесени и ванили, уже два дня и три ночи.

Абу Сейф попросил в Англии политического убежища. Он не мог вернуться в Алжир, где, как говорили, он родился. Здесь он собирал деньги на благотворительность. Абу Сейф взял в жены двух женщин, обе были еще подростками. За три года он усыновил четырех детей. И все это время продолжал проповедовать долг священной войны. Господи, какое возвышенное звучание он мог придавать словам, вдохновляя сыновей пакистанских лавочников и суданских таксистов, будоража неутомимых младших братьев палестинских банкиров и йеменских врачей. Он рассказывал истории об истинном мужестве, некоторые из которых он слышал от очевидцев событий, другие — придумал. Но он убеждал, что видел все своими глазами. Видеозаписи его проповедей распространялись по всей Европе. Даже сыны Франции, Италии, Испании и розовощекие англичане проникались его речами о правом деле. Когда Абу Сейф понимал, что новобранцы готовы идти сквозь кровь и огонь, он помогал переправить их в Пешавар, а оттуда в Афганистан, Чечню и Филиппины, но сам при этом оставался в своем безопасном убежище в Илинге.

Абу Сейф сидел за компьютером. На нем был короткий белый халат, вроде тех, что носили сподвижники Мухаммеда. Живот свободно свисал между широко расставленных ног. Борода у него была такой длинной, что накрывала почти весь огромный живот. Левой рукой он поправил яйца, но ему не удалось положить их так, как хотелось.

На столе около монитора стоял микрофон и лежали наушники, чуть поодаль — стопка арабских газет, стакан с чаем, пара ручек «бик», несколько конвертов и нож для разрезания бумаги в форме кинжала. Стальное лезвие около четырех дюймов в длину украшали красные и зеленые завитушки и кресты, а эфес был как у меча крестоносца, только крошечного. Абу Сейф надел наушники и заговорил в микрофон. «Бисмалла ал-рахман ал-рахим, — читал я по губам. — Во имя Аллаха, милостивого и милосердного». С этих слов начиналась каждая его проповедь о ненависти. Каждый субботний вечер он проповедовал джихад в прямом эфире. В тот вечер, когда я наблюдал за ним из темноты, стоя на заднем дворе, я видел на экране его монитора десятки имен аудитории чата. Он говорил и говорил. Новые имена сменяли старые. Бормоча в микрофон, Абу Сейф был похож на дрессированного медведя в стеклянной клетке, зверя из цирка, который абсолютно безвреден, если только не находиться с ним в одной клетке.

Я постучал в раздвижные двери. Абу Сейф повернулся быстрее, чем можно было ожидать от такого тучного человека. Он цепко взглянул на руки, увидев, что я безоружен, выключил микрофон. Теперь он наконец посмотрел мне в лицо, но не мог вспомнить, где именно меня видел. Я снова постучал, он отодвинул дверь дюймов на шесть.

— Салам алейкум, — сказал я. — Они следят за главным входом.

— Алейкум салам. Они повсюду. — У него пропал сильный североафриканский акцент, и голос звучал, как шорох гравия под водой. — А какое тебе дело?

— Мы встречались в Цазине. Я американец.

Воспоминания пронеслись у него перед глазами.

— А теперь ты оказался у меня во дворе? Нет. Я тебя не знаю. — Он считал разговор законченным.

Я взялся за створки двери и с силой распахнул их. Абу Сейф отшатнулся, но сохранил равновесие, готовый дать мне отпор. Я вытянул руки, показывая, что оружия у меня нет.

— Ты знаешь меня, брат, и если ты не поможешь, мне больше некуда идти.

— Ты не прав, — возмутился он. — Тебе незачем было приходить.

— Послушай. Я был в Америке, когда все произошло. Кое-кто знал, что я был моджахедом, и за мной пришли. Я перебрался в Канаду, а потом приехал сюда. Но теперь я не знаю, что делать дальше.

— Как ты оказался в Англии?

— При моей внешности это несложно.

— Но ты приехал по своему паспорту?

— Да.

— Значит, они знают, что ты здесь.

— Это обязательно станет им известно, — согласился я. — Поэтому мне нужна твоя помощь. Мне нужен новый паспорт, и хотелось бы знать, куда ехать.

Абу Сейф окинул меня взглядом.

— Я разыщу тебя, — пообещал он.

Я снова поднял руки. Он хлопал меня по телу. Его лицо оставалось непроницаемым, и я не мог догадаться, о чем он думает.

— Хочешь чаю? — спросил он. — Садись. Я пойду приготовлю.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Я слышал, как он кричал что-то по-арабски, ему отвечал женский голос. Потом пару минут было тихо. Я взял со стола нож для бумаги и стал рассматривать его. Я провел им по подушечкам пальцев. Лезвие оказалось на удивление острым. Потом я увидел футляр, который раньше не заметил, потому что он был наполовину закрыт газетами. Витиеватым шрифтом на нем было написано: «Гранада». Сувенир.

Услышав тяжелые шаги Абу Сейфа, я повернулся к двери, не исключая, что он может привести с собой помощь или принести оружие. Но в руках у него был только поднос с двумя стаканами горячего чаю и вазочка с сахаром.

Абу Сейф глотнул дымящийся чай.

— С чего ты взял, что я могу тебе помочь? — Он вытер рукавом бороду и усы.

— Я очень на это надеюсь, — сказал я, пытаясь быть убедительным.

На лице у него отразилось понимание и сочувствие. Он снова окинул меня взглядом. Затем посмотрел на часы, похожие на «Ролекс», стальной браслет которых впивался в его толстую руку.

— Я должен вернуться к своей аудитории, — пояснил он. — Перерыв окончен… я ничем не могу тебе помочь.

— Только контакты, — взмолился я, пытаясь обуздать давно нараставший во мне гнев. Этот жирный, лживый сукин сын обладал нужной мне информацией и не собирался поделиться ею со мной.

— Можешь допить чай, — бросил он и надел наушники. «Бисмалла ал-рахман ал-рахим». На экране монитора появлялись все новые и новые ники: Замзан, Рабаллаха, САД412, Амир-20, Дружок, Альф-лейалах, Тигровый Глаз, Чудо-15. Абу Сейф положил палец на кнопку «Контрол» на клавиатуре и на секунду отключил микрофон.

— Я не стану помогать тебе, — произнес он и вернулся к монитору.

— Я понимаю тебя, брат, — не отступал я. — Прости, я вынужден… но я понимаю. Не дашь ли мне номер телефона, по которому можно вызвать такси? Я попрошу, чтобы машина припарковалась подальше от твоего дома.

— Такси? — Абу Сейф полностью повернулся ко мне спиной и погрузился в происходящее на экране. Он покачал головой, словно не мог поверить, что мне нужно такси. Я смотрел на складки жира у него на шее. Он развернул на экране программу с адресами и ввел пароль.

Я резко вонзил острие ножа для резки бумаг ему в основание шеи и стал вжимать его внутрь, точно над третьим позвонком, потом расширил отверстие, быстро отжимая нож вверх-вниз. Хрящ треснул, вместе с ним оборвался и нерв. Абу Сейф осел на стуле, затем его тело неловко скользнуло на пол, он несколько раз дернулся и затих. Пол был залит кровью и чаем, но чая было больше.

Это был первый человек, убитый мной за последние девять лет, и я испытал удовольствие от того, что все прошло чисто. Я сел перед микрофоном и прокрутил последние сообщения. «Не слышу тебя», — писал Альф-лейалах. «Наверное, проблемы с микрофоном», — написал Рабаллаха. «Минутку, — написал я. — Кто-нибудь еще может говорить?»

В наушниках послышался голос пользователя САД412. Он начал рассказывать о такфире — анафеме, которой предают лицемерных мусульман.

Я открыл свою домашнюю страничку в «Йеху» и стал загружать адресные файлы Абу Сейфа в виртуальный портфель. Затем я изучил профили всех посетителей чата. Тигровый Глаз носила хиджаб, чадру и искала мужа. Рабаллаха оказался студентом из Миннесоты. САД412 «был недоступен». Дружок не указал своего имени, но в профиле нашелся его адрес — Испания, Гранада. Уже это показалось мне странным — совпадение со словом на чехле для ножа. Я кликнул меню «Пуск» на панели Windows и запустил «Поиск», запросив все файлы со словом «Гранада».