Холодная луна

– После того как стало известно об убийствах, прокурор попытался выяснить, что же не сработало на суде. Он попросил меня просмотреть стенограмму первого допроса. – Кэтрин мрачно рассмеялась. – Она сразила меня наповал. Хэнсон давал блестящие ответы, а представитель ведомства шерифа был либо абсолютно неопытен, либо жутко ленив. Хэнсон играл с ним, как с мальчишкой, обводя вокруг пальца. И в конце концов получил достаточно сведений о деле, чтобы полностью его разрушить. Он понял, каких свидетелей следует запугать, от каких улик избавиться и какое алиби заготовить.

– Сдается мне, ему удалось получить и еще кое-какую информацию, – заметил Райм, покачав головой.

– О да. Представитель ведомства шерифа спросил у него, бывал ли он когда-нибудь в Милл-Вэлли. А потом задал ему вопрос, не заходил ли он в супермаркеты в округе Марин… Слова сотрудника полиции предоставили ему достаточно информации относительно того, где его бывшая жена и дочь, как правило, делают покупки. И он стал дневать и ночевать у Милл-Вэлли до тех пор, пока они там не появились. Там он их и убил. В Милл-Вэлли полиция их не охраняла, так как это чужой округ.

В ту ночь я поехала домой по дороге № 1 – Большому Тихоокеанскому шоссе, проходящему вдоль побережья, – вместо того, чтобы отправиться по сто первой, большой автостраде, которой обычно пользовалась. И я думала: здесь мне платят сто пятьдесят долларов в час все, кому нужен консультант по подбору присяжных. Все нормально, в самом факте нет ничего безнравственного, так организована судебная система… Но я не могла избавиться от мысли, что, если бы я сама проводила тот первый допрос, Хэнсон, вероятно, попал бы в тюрьму и три человека остались бы живы.

Два дня спустя я пошла в академию… Ну а остальное, как говорят, история. Ну а вас что подвигло?

– Как я решил стать полицейским? – Райм пожал плечами. – Ничего до такой степени драматического. Все очень скучно и обыденно… Просто как-то само собой получилось.

– В самом деле?

Райм окинул ее взглядом и рассмеялся:

– Вы мне не верите.

– Извините, я что, уже стала и вас анализировать? Я стараюсь следить за собой. Дочь говорит мне, что я иногда смотрю на нее как на лабораторную мышь.

Райм сделал глоток виски и произнес с хитроватой улыбкой:

– И что?

Кэтрин приподняла бровь:

– И что?

– Я крепкий орешек для любого эксперта по кинезике. Вы же не можете меня раскусить, ведь так?

Кэтрин рассмеялась:

– О, и вас можно, как вы выражаетесь, раскусить без особого труда. Язык тела, будучи скованным по каким-то причинам, находит другие выходы. Вы даете столько же информации своим лицом, глазами и головой, сколько любой другой с помощью всего тела в целом.

– В самом деле?

– Да-да, именно так. На самом деле все гораздо проще. Информация, исходящая от человека, очень сконцентрирована.

– Вы хотите сказать, что для вас я как открытая книга?

– Никто никогда не бывает полностью открытой книгой. Просто некоторые книги читать легче, чем другие.

Райм рассмеялся:

– Я помню, что вы говорили о различных типах реакции допрашиваемых. Гнев, депрессия, отрицание и попытка договориться с допрашивающим… После несчастного случая я прошел через массу разных способов психологического лечения. Не по собственной воле. Но когда лежишь на спине и не можешь пошевелиться, не приходится особенно выбирать. Психиатры рассказывали мне о различных стадиях отчаяния. У меня сложилось впечатление, что они примерно такие же.

Кэтрин Дэнс очень хорошо знала стадии отчаяния. Но это была не сегодняшняя тема.

– Просто поразительно, как человеческая психика справляется с несчастьями – как с физическими травмами, так и со стрессом.

Райм отвернулся.

– Я очень долго боролся с гневом и злобой.

Кэтрин пристально взглянула на Райма своими зелеными глазами и отрицательно покачала головой:

– Вы и вполовину не такой злой, каким себя считаете.

– Я калека, – произнес он резко. – И поэтому я, конечно, очень зол.

– А я женщина-полицейский. И мне так же, как и вам, очень часто бывает тошно. И тяжело на душе из-за массы всяких причин. И я так же, как и вы, пытаюсь многое отрицать… Но злоба? Нет, только не вы. Вы уже прошли через эту стадию. Сейчас вы на стадии принятия.

– Когда я свободен от выслеживания преступников… – кивок на доску, – я занимаюсь лечебной гимнастикой. И гораздо больше, чем нужно, как заявляет Том. До дурноты. Вряд ли подобное отношение можно назвать принятием.

– Принятие выражается совсем не в том, в чем вы думаете. Вы приняли свое состояние и начали борьбу с ним. Вы ведь не сидите просто так целый день. О, извините, вам ведь действительно приходится сидеть.

Райм рассмеялся, и Кэтрин поняла, что ему понравилась ее несколько грубоватая шутка. Она видела, что Райм не относится к числу людей, ценящих деликатность и политкорректность.

– Вы принимаете реальность такой, какая она есть. Вы пытаетесь изменить ее, но не лжете себе. Это вызов, довольно жесткий, тем не менее он не пробуждает в вас озлобления.

– Мне думается, вы ошибаетесь.

– А, вы дважды моргнули. В кинезике одна из самых очевидных стрессовых реакций. Вы сами не верите тому, что говорите.

Он снова рассмеялся.

– Тяжело с вами спорить. – Райм допил свое виски.

– Линкольн, вам меня не одурачить. Но не беспокойтесь. Я сохраню ваш секрет.

Открылась дверь, и в комнату вошла Амелия. Женщины поприветствовали друг друга. Поведение и глаза Амелии свидетельствовали о том, что ее что-то сильно беспокоит. Она подошла к центральному окну, выглянула на улицу и закрыла жалюзи.

– В чем дело? – спросил Райм.

– Мне только что позвонила соседка и сказала, что сегодня кто-то подходил к моему дому и спрашивал обо мне. Он представился как Джо Треффано. Я работала с Джо в патрульной полиции. Он задавал соседям массу вопросов, осматривал здание. Соседка сочла его поведение несколько странным и сразу же мне позвонила.

– Думаешь, что кто-то выдавал себя за Джо, что это был не он?

– Конечно. Джо в прошлом году уволился из полиции и переехал в Монтану.

– Возможно, он приехал и решил навестить тебя.

– Если так, то это мог быть только его призрак. Джо разбился на мотоцикле прошлой весной… Кроме того, за мной и Роном кто-то следил. А сегодня утром кто-то рылся у меня в сумочке. Которая, между прочим, лежала в моей машине, и та была заперта. Ее взломали.

– Где?

– На Спринг-стрит, рядом с мастерской флористки.

И тут Кэтрин почувствовала какое-то смутное беспокойство.

– Мне кое-что нужно вам сообщить, – сказала она. – Возможно, в этом нет ничего особенного, но, думаю, упомянуть следует.

Час был поздний, но Райм созвал всех: Селлитто, Купера, Пуласки и Бейкера.

Амелия пристально их всех оглядывала.

– У нас появилась проблема, о которой мы хотим вас всех известить, – сообщила она. – Кто-то следил за мной и Роном. И Кэтрин только что сказала мне, что тоже кого-то видела.

Кэтрин кивнула.

Амелия перевела взгляд на Пуласки:

– Ты говорил мне, что заметил тот «мерседес». А больше ты его не видел?

– Нет. С полудня больше не видел.

– А ты, Мэл? Не заметил ничего особенного?

– Думаю, что нет. – Стройный молодой эксперт поправил очки на переносице. – Хотя, откровенно говоря, я и не присматривался. Мы, лабораторные крысы, не привыкли к тому, чтобы за нами следили.

У Селлитто тоже создалось впечатление, что он что-то такое заметил.

– Когда ты был сегодня в Бруклине, Деннис, – обратилась Амелия к Бейкеру, – у тебя ведь тоже появилось ощущение, что за тобой наблюдают?

Он ответил не сразу. Но после паузы отрицательно покачал головой:

– Я? Я не был в Бруклине.

Амелия нахмурилась:

– Не был?

Бейкер снова покачал головой:

– Нет.

Амелия повернулась к Кэтрин, которая внимательно изучала Бейкера. Та кивнула.

Рука Амелии скользнула к «глоку», и она повернулась к Бейкеру: