Охота в Лагарте. За два часа до темноты

— Бог мой, Дасти, неужели что-то стряслось со стариком? — поразился Дасти.

— Обожди минутку, — важно произнес Миллер. — Я тебе все выложу. Ведь ты не выслушал еще и половины. Когда я добрался в полицию и вручил инспектору пакет, он внимательно рассмотрел бумаги, записал что-то в свой вахтенный журнал и вернул мне. Гляжу, а это водительские права. Потом он завел разговор о нашей лодке и ракетах, начал расспрашивать, что я делаю на борту. Я ответил, что мне, мол, про ракеты ничего не ведомо, что я всего-навсего вестовой, и тогда он тихо, как бы невзначай, спрашивает: «Скажите, а ваш командир любит выпить?»

— И что ты ответил?

— «Как и все моряки, может иногда пропустить стаканчик», — сказал я. Тогда этот остолоп с серьезным видом глядит на меня и говорит: «Сколько же ваш командир может выпить за один раз?»

— Зачем ему это знать? — удивился Таргет.

— Вот именно! Во всяком случае, я осадил его: «Мой командир — человек умеренный во всем. Никогда не видел, чтобы он выпивал больше двух стаканчиков за раз».

— Молодец, Дасти! Чертовы иностранцы! Ишь ловкач выискался!

— Я и сам не терплю полицейских ищеек, — отозвался Миллер.

— Но в чем же дело? Что случилось?

— Ага! — воскликнул Миллер. — Так я и знал, что ты спросишь об этом! Как бы между прочим я говорю инспектору: «Командир просил узнать, что будет дальше».

— И что же он ответил?

— Обожди, обожди, не спеши! Он ответил: «Передайте вашему командиру, что его, возможно, привлекут к ответственности за вождение машины в нетрезвом виде, приведшее к аварии».

В кладовой наступило молчание, которое прервал Таргет:

— Что?! Командира за езду в нетрезвом виде?! Но где же он раздобыл машину?

— Самое интересное! — торжествующе возгласил Миллер. — Я ждал, что ты задашь этот вопрос! Инспектор сказал, что машина принадлежала одной датчанке.

— Ну и что?

— А то, что, когда старик налетел на какого-то дурня, она находилась вместе с ним в машине!

— Старик с заграничной юбкой! — хохотнул Таргет. — Вот это да! Бог мой, представляешь, какие в газете появятся заголовки, если пронюхает «Дейли миррор»? «Командир атомной лодки в пьяном виде попал в аварию, катаясь с датчанкой-манекенщицей». Ну и получит наш старик трепку от своей благоверной!

После Хелсингсборга, когда изменили курс, Шэдде спустился к себе в каюту. Вскоре к нему пришел мистер Баддингтон с неизменной кожаной сумкой через плечо. Шэдде пригласил его сесть. Маленький человечек устроился в кресле и вытащил из кармана два куска серого шелка.

— Ага! — воскликнул Шэдде. — Эванс рассказал мне о вашей находке. Каков вердикт?

— Это вторая половина того куска, который вы обнаружила в рулевом отделении.

— И он оказался в кармане у Кайля? Ну, теперь мы его изловили!

— Боюсь, что нет, сэр, — закашлявшись, произнес мистер Баддингтон.

— Не понимаю…

— Не так все просто. Я признаю, что лоскут серого шелка, обнаруженный в кармане у Кайля, может показаться уликой. Но другие данные опровергают это.

— Например? — сухо спросил Шэдде.

— Пока что, сэр, я предпочел бы сослаться только на одно, — немного помолчав, вымолвил мистер Баддингтон.

— А именно?

— Допустим, что один и тот же человек повинен во всех трех случаях предполагаемого саботажа — в Портсмуте, в Куинсферри и Стокгольме. Это вполне вероятное предположение. Почерк во всех трех случаях одинаков: повреждение механизмов лицом, хорошо знающим их и имеющим к ним доступ. Вы согласны?

Шэдде утвердительно кивнул.

— Может быть, вам будет интересно узнать, сэр, что в двух первых случаях (в Портсмуте и Куинсферри) Кайль имел увольнительную и не был на корабле, когда произошли эти неприятности. Из чего можно заключить, что он не имел к ним никакого отношения.

— Откуда вы это узнали?

— Из журнала увольнений.

Шэдде задумался.

— Ладно. Пусть Кайль не замешан в первых двух случаях, — наконец произнес он. — Но это вовсе не означает, что он неповинен в стокгольмском инциденте. И конечно, этот проклятый шелковый лоскут, который вы обнаружили у него в кармане, является лучшим доказательством его вины…

Мистер Баддингтон отвел в сторону водянистые глазки, но по-прежнему твердо и уверенно сказал:

— Нет, сэр, это еще не улика. Я весьма озадачен, но мне почему-то кажется, что Кайль не тот, кого мы ищем.

Шэдде не скрывал своего недовольства. Он сидел с мрачным видом, барабаня пальцами по столу.

— Послушайте, не хочу быть грубым, но думаю, что вы напрасно усложняете дело. Кто-то отвернул контргайку, сунул ев в тряпку и спрятал за трубами в рулевом отделении, где я я обнаружил ее, когда мы стояли в Стокгольме. Вы согласны с этим?

— Да, — кивнул мистер Баддингтон.

— А сегодня утром вы нашли вторую половину тряпки в кармане у Кайля, и на ней видны следы гидравлической жидкости. Так?

— Да, — вновь согласился мистер Баддингтон.

— И Кайль был одним из тех, кто работал в рулевом отделении за день до отплытия?

— Совершенно верно.

Шэдде повернулся и уставился на собеседника.

— И вы продолжаете утверждать, что это не Кайль?

— Да, сэр.

— Каким же образом у него оказался этот шелковый лоскут?

— Ах! — воскликнул маленький человек из адмиралтейства. — Вот именно это я и хотел бы знать!

Шэдде откинулся в кресле и зевнул.

— Скоро вы это узнаете, — заявил он. — Я намерен допросить об этом Кайля завтра утром. Нет возражений?

— Ни малейших. Ведь нам действительно очень важно это узнать.

— Не хотите ли присутствовать?

Брови мистера Баддингтона удивленно полезли наверх.

— О нет, боже мой, конечно, нет, сэр! Какое отношение имеет к этому делу специалист по кондиционированию воздуха?!

Шэдде нахмурился.

— Вы правы. Глупо было предлагать вам это.

У Грэйси было муторно на душе, несмотря на скорое возвращение домой. Он сидел в радиорубке, листая бортжурнал и переговариваясь с дежурным радистом, но мысли его витали далеко отсюда. С того самого утра, как командир вызвал его к себе, он почти не спал. Перед ним возникла неразрешимая задача. Все в нем восставало против идеи использовать систему связи для передачи ложных сообщений независимо от цели, которую преследовал Шэдде. Такие радиограммы подвергали риску всю систему безопасности, всю секретность в отношении запуска ракет. Но главное, Грэйси не желал никаких нарушений. Однако годы службы на флоте, военная дисциплина и его лояльность по отношению к командиру не оставляли ему выбора; он должен был выполнять распоряжения командира корабля. Он не знал, на что решиться. Может быть, он боялся Шэдде и дал согласие на чувства уважения к нему? Он но был убежден в этом. Но как он смеет ослушаться командира?! Как может отказать ему в просьбе?! Командир был значительно старше его и лучше знал, что можно, а чего нельзя. И конечно, командир был последним человеком, который пошел бы на то, чтобы нарушить морской закон. Шэдде говорил, что экипаж разболтался и он желает подтянуть дисциплину. Грэйси так не считал, конечно, командиру виднее, ведь недаром он слывет одним из самых опытных офицеров королевского флота!

Было и нечто другое, что беспокоило Грэйси. Командир сказал, что радиограммы должны были создать атмосферу подлинности, которая поможет обнаружить саботажника. Грэйси не понимал, почему Шэдде считает неполадки с рулевым управлением саботажем, но командир — парень не промах и знает, что делает. Грэйси желал только одного — кому-нибудь довериться. Чем больше он думал об этом, тем больше приходил к убеждению, что ему необходим дельный совет. Шэдде велел ему помалкивать, но Грэйси просто не мог молчать. Только один человек на борту не выдаст его. Это штурман. Лейтенант Саймингтон пользовался уважением у экипажа, и его совет мог оказаться дельным. Грэйси решил обратиться к нему. Однако особенно после того, как Саймингтон рассказал ему о подозрениях командира, следовало соблюдать осторожность, чтобы Шэдде не увидел их вместе.