Взмах ножа

— Послушайте, мистер, я не понимаю, зачем вы меня сюда привели и так со мной обращаетесь. Если вы из полиции, покажите значок. Объясните, что вам от меня нужно. И пожалуйста, не бейте меня больше. — Впервые за многие годы она почувствовала себя беспомощной.

— Дело было на Шестой авеню. Помнишь, как ты сцепилась с товаркой из латинос. С той, что демонстрировала всем твою грудь. Как раз перед взрывом в «А & S». — Он расстегнул свою сумку и вытащил маленькую черную дубинку. Один край ее был загнут и заострен, как рыболовный крючок. Он поднял ее, чтобы Эффи могла хорошо ее рассмотреть.

— Знаешь, что самое страшное? Я шел по Шестой на встречу с моей старушкой, как раз напротив «А & S». Я опоздал на самую малость, и она сгорела. Ты поняла? Она сгорела.

Инстинктивно Эффи попыталась встать, но пронзительная боль в ребре ничего в ней не оставила от «крутого парня».

— Пожалуйста, не бейте меня больше.

— Я Правильно понимаю, что ты хочешь жить? Я могу это так понимать? Рита тоже хотела жить. И я хотел, чтобы она жила. Но не сумел ей помочь. — Он шагнул к Эффи. — Конец у тебя будет тяжелым. Приготовься к тому, что тебе будет больно. — Он перевернул ее на спину и вставил рукоять дубинки ей в зубы, засовывая все глубже, чтобы она ощутила вкус металла. — Что ты мне сейчас расскажешь? Ты ведь расскажешь мне то, о чем я у тебя спрошу?

— Расскажу. — Говорить, когда во рту кусок металла, оказалось трудно.

Он посадил ее, прислонив к стене.

— Если ты меня наколешь, — сказал он ровным голосом, — огонь покажется тебе теплой ванной.

Глава 23

Допрос длился долго. Пока Мудроу не убедился в том, что она говорит правду. Сначала он отказывался в это верить: всего пять человек и никакой помощи. А как же кубинцы? Где ливийцы? Аятолла? Он вытянул из нее всю историю «Красной армии», начиная с ее первой встречи с Музафером в Алжире, долгих, месяцами, тренировок и переезда в Соединенные Штаты — они пешком перешли границу с Канадой, и все, кроме Музафера, потребовали американское гражданство, право жить в родной стране.

Затем он продолжил, выспросив о каждой их операции во всех подробностях. И даже нашел в себе силы выслушать, как готовился взрыв на площади Геральд. Когда он наконец усвоил, что «Американская красная армия» — это пять человек (теперь уже четыре) и все они находятся в одном доме на тихой улице в двух милях отсюда, он едва не поперхнулся. Перед ним открылась гениальность этого замысла: всего пятеро, замкнутый образ жизни — все вместе — почти нет шансов, что тебя когда-то вычислят. Хотя понятно и то, что нельзя рассчитывать на безопасность, если готовить и совершать акции в одном месте. Даже если это место такой город, как Нью-Йорк. Рано или поздно постоянство и случайность пересекутся.

— Надеюсь, ты не врешь, — сказал он в десятый раз. Эффи не отвечала. — А если обнаружится, что ты врешь, обещаю тебе массу неприятностей. Во-первых, я привяжу тебе руки к ногам и запру в шкафу. Ты не проживешь больше четырех дней без воды, и если я не вернусь, ты просто усохнешь.

— Я говорю правду. — В голосе Эффи не было уже ничего, кроме безразличия. Утром она встала, приняла душ, оделась, позавтракала и вышла на улицу — все как всегда. Сейчас, когда она была один на один с Мудроу, внутри у нее саднило, голова тупо ныла. Как ни странно, ребро больше не жгло, а вот в ушах все еще звенело.

— Повтори, что вас всего пятеро.

— Мы боялись заводить информаторов. Могли продать. Музафер говорил, что, если о нас узнает хоть один человек, нас возьмут тепленькими.

— Кто вас обеспечил оружием?

— Кубинцы.

— Ты говорила, что вы его покупали.

— Покупали… У кубинцев.

— Почему ты не сказала сразу, что вы его купили?

— Это значило бы, что мы купили его на деньги Чедвика.

— Ничего это не значило бы. Говори правду и без всяких «значило бы». — Мудроу решил рявкнуть, чтобы по ее реакции определить, в силах ли она лгать, изображать, притворяться.

Но голос ее остался тихим и безучастным. Перед ним была просто женщина, ожидающая решения своей участи.

— Кто сейчас в доме?

— Джейн Мэтьюс и, наверное, Тереза. — При упоминании имени Джейн Эффи почувствовала тошноту. Ее чуть не вырвало прямо на полицейского, но позыв прошел, и она снова впала в состояние безразличия ко всему и ко всем на свете. — Джонни должен прийти к обеду.

— А второй? Музафер?

— Позже, не знаю точно. Не в его правилах сообщать, когда он вернется.

— А ты когда должна прийти?

— Я уже говорила.

— Повтори.

— У меня есть постоянная работа — моя «крыша». И я возвращаюсь к шести.

— Ладно, теперь разберемся вот с этим. — Он поднял перед ней связку ключей, которую вынул из ее сумки. — Какой ключ от какой двери?

Они выясняли это еще пятнадцать минут, после чего Мудроу выполнил свое обещание и запер ее в шкафу. Он не церемонился, и Эффи кричала от боли. Мудроу не испытывал к ней ни малейшей жалости, хотя прекрасно понимал, что она уже нуждается в медицинской помощи. Ведь он и в живых-то ее оставил только на тот случай, что, если выяснится, что она в чем-то солгала ему, можно будет начать допрос сначала. Если же она сказала правду и охота пройдет удачно, она останется здесь, чтобы умереть. Для этого он притащил матрас и накрыл им Эффи. Теперь ей стало трудно дышать.

Он поехал на Пятьдесят девятую роуд. Все было так, как рассказывала Эффи: новые кирпичные дома, трава и кустарник перед домами, крошечный японский клен — словно его вчера посадили. Несмотря на весну и зеленые газоны кругом, трава у штаб-квартиры Музафера почему-то пожелтела, пожухла.

Эффи описала и внутреннее расположение. На каждом этаже — по одной квартире. Узкая крутая лестница, каторга для грузчиков, вела в комнаты. Тереза и Джонни Катанос жили на третьем этаже, Эффи и Джейн — на втором, а Музафер — внизу.

В Нью-Йорке десятки тысяч таких квартир, и Мудроу бывал в подобных. Обыкновенно там расположены гостиная и кухня — достаточно просторная, чтобы поставить обеденный стол, — большая и маленькая комнаты, светлая ванная, внизу комната для стирки. Стены были оштукатурены, и раз в месяц, летом, приходил рабочий замазать трещины и заодно постричь газон. В новых же домах таких проблем не возникало. За это гнездышко «Красная армия» платила три тысячи сто долларов в месяц.

Мудроу три раза объехал квартал, чтобы осмотреться. Народу было немного, но все равно следовало соблюдать осторожность. Типичный спальный район, где обращают внимание на каждое новое лицо. На третий раз он увидел Терезу Авилес с магазинной тележкой, в которой лежало белье. Фирменная упаковка химчистки отсутствовала, и скорее всего, это означало, что она займется стиркой сама, стало быть, это займет два часа, не меньше.

Таким образом, в доме оставалась только Джейн Мэтьюс. Расследование — странное занятие, в котором главная опасность — в непредсказуемости событий. Мудроу неделями работал, чтобы наступил этот день, и все это время ничего не происходило. И сейчас все шло так гладко, что особенно настораживало. Не может быть, чтобы дорожка оказалась без колдобин, размышлял он. Ухабы вот-вот начнутся. Конечно, Мудроу и в голову не приходило, что его проблема появится в лице Леоноры Хиггинс, сидящей неподалеку в своем «плимуте» и спокойно жующей бутерброд.

Мудроу сделал еще один круг и обогнал Терезу, которая направлялась в прачечную самообслуживания на Фреш-Понд-роуд. Сначала он собирался взять ее прямо на улице, затолкать в багажник, а потом отправиться к Джейн Мэтьюс. Это было бы совсем просто, но не упрощало его следующую задачу — пробраться в дома незамеченным.

С другой стороны, оказавшись в доме, он сможет брать их поодиночке. Он представил себе Джейн Мэтьюс — блондинку, по словам Эффи, — с пылесосом, убирающую квартиру, застилающую кровать. На окнах, которые выходили на улицу, занавески отсутствовали, на подоконниках стояли горшки с цветами. Если Джейн выглянет в окно и заметит Мудроу, она сразу насторожится. Его рост и одежда вряд ли наведут ее на мысль о полицейском, скорее она примет его за уголовника. Автоматы были в каждой из квартир, и Эффи предупредила, что Джейн умела с ними обращаться, и неплохо.