Остров Свиней

На кухне на водопроводном кране висела кухонная тряпка. Пока я ждал, когда мать Лекси ответит на мой звонок, на ней формировалась капля воды. Она медленно вытягивалась, а затем с металлическим звуком падала в раковину. С ее матерью мы никогда не ладили. Она так и не примирилась с тем, что ее дочь вышла замуж за ливерпульца, не делавшего никаких усилий, чтобы скрыть свое пролетарское происхождение. В их кругу хвастались тем, что дети поступили в Оксфорд или Кембридж; в моем — что не попали в тюрьму. А еще она говорила Лекс, что мне надо чаще мыться. Гораздо чаще. Так что сами видите — наши отношения нельзя было назвать лучшими в мире. Когда телефон прозвонил шесть раз, включилась запись, и я почувствовал некоторое облегчение. Сообщения я не оставил. Позвонив домой в Килберн, оставил сообщение там: «Позвони, когда приедешь, Лекс». Повесив трубку, я прошел на кухню, чтобы выпить чаю.

В доме было тихо. Анджелина поднялась наверх — вероятно, понимала, какая искра может возникнуть, если мы станем говорить прямо сейчас. Прислушиваясь, я приготовил себе чай. Налил в чашку молока, повернулся, чтобы выбросить в мусорное ведро использованный чайный пакетик, и…

Замер на месте. Пакетик повис на ложке, в голове застучало.

На спинке стула висела сумочка Лекс.

Это была коричневая сумочка производства компании «Гэп». Ее любимая сумочка — потому что ремешки позволяли превратить ее в рюкзак или в большую сумку. Это был мой подарок на прошлое Рождество, и Лекс с нею никогда не расставалась.

Очень медленно, словно одно резкое или неосторожное движение могло заставить сумочку подпрыгнуть и убежать, я бросил чайный пакетик в мусорное ведро, а чайную ложку в раковину, снял сумочку со стула и дрожащими руками расстегнул. От нее доносился слабый запах кожи и жевательной резинки «Эруэйз», внутри я обнаружил бумажные салфетки, ежедневник на пружинках и пару колготок в упаковке. Я вывалил все это на стол, во рту у меня пересохло. В самом низу лежал кошелек. Ее кошелек, ее ключи и ее мобильный телефон.

Я молча смотрел на телефон, и мое сердце билось все реже и реже. Кошелек был застегнут, а когда я его открыл, то обнаружил немного мелочи, нашу общую кредитную карточку «Натвест», газетную вырезку с фотографией ее отвратительного шефа, ее читательский билет и мою потрепанную фотографию — загорелый и волосатый, я стою перед «Боингом-747» в афинском аэропорту после медового месяца, проведенного на острове Кос.

Я смотрел на фотографию, и в глазах у меня стоял туман. Лекс, Лекси, ты же не могла оставить все это, если собиралась в Лондон… не так ли? На негнушихся ногах я прошел в переднюю и начал тяжело подниматься по ступенькам, сжимая кошелек онемевшими пальцами. Я уже поднялся наверх, когда увидел Анджелину, выходящую из ванной комнаты. Я сразу понял: что-то случилось.

— Джо! — прошептала она, и глаза ее подозрительно заблестели. — Джо! Посмотрите в ванной. Думаю, вам стоит на это взглянуть.

3

— Теперь это место преступления. — Главный инспектор Дансо стоял на лестничной площадке, засунув руки в карманы синего плаща, и смотрел на ванную комнату. Когда я поднялся наверх, дверь была полуоткрыта — как раз достаточно для того, чтобы увидеть, что там никого нет. Тем не менее я не потрудился распахнуть ее настежь. Иначе бы увидел разбитое окно над раковиной, через которое проникал сероватый уличный свет, валяющиеся на полу полотенца, сорванную с колец штору. — Прошу прощения, но я буду называть это местом преступления. Давайте спустимся вниз. Ответственный за место преступления прибудет с минуты на минуту.

Мы молча спустились вниз. За окном мигали голубые огни полицейской машины. В тот момент, когда я увидел лицо Анджелины на лестничной площадке, я все понял. Понял, что независимо от того, что я обнаружил в Криниане, Дав все это время находился в Думбартоне. Водитель в бейсболке был всего лишь чистым совпадением. Но только сейчас, когда появился Дансо и примчались машины поддержки, я испытал шок. Спустившись с лестницы, я начал покачиваться из стороны в сторону.

— Эй, держитесь! — Дансо взял меня под руку. — Ну-ну, большой человек! Вот сюда. Нужно вас усадить, а то еще упадете. — Он провел меня в гостиную, и я тяжело опустился на потертую софу, слегка раздвинув ноги, опустив руки на колени и глядя в никуда — ни дать ни взять старый добрый Линкольн в вашингтонском мемориале. Часто мигая, Анджелина плюхнулась на кушетку у противоположной стены, глаза ее опухли от слез. — Как вы? — Упершись руками в колени, Дансо наклонился и ощупал взглядом мое лицо. Убедившись, что я не упаду сейчас, как кегля, он выпрямился и осмотрел гостиную. — У вас тут есть что-нибудь выпить?

— «Джек Дэниелс». — Я машинально кивнул. — Да, «Джек Дэниелс». — Я посмотрел в сторону кухни, в голове у меня словно что-то сдвинулось от звука собственного голоса, и я повторил несколько раз: — «Джек Дэниелс». «Джек Дэниелс». «Джек Дэниелс». Вон там, видите? На кухне.

— Так что, налить вам капельку? Совсем немного — чтобы прийти в себя.

Если в гостиной и были какие-то улики, мы с Анджелиной их уничтожили, пока расхаживали взад-вперед в ожидании Дансо. Тем не менее следуя глубоко въевшейся привычке, Дансо двигался с осторожностью, машинально оторвал кусок кухонного бумажного полотенца, чтобы взять бутылку, — взломщики всегда находят прямую дорогу к выпивке. Увидев сломанную дверь кухонного шкафа, он резко отступил назад, словно ему дали пощечину, и вскинул руки вверх.

— Это я, — вяло сказал я и покачал головой. — Это я. Вчера. Как слон в посудной лавке.

Он еще секунду посмотрел на дверцу и медленно опустил руки. Достав с полки треснутую кружку с символикой клуба «Рейнджерс», [36]налил туда немного виски и подал мне. Кружка отдавала кофе и кислым молоком, но я выпил с благодарностью, слушая собственное дыхание, отражающееся от ее дна.

Дансо подошел к стулу.

— Значит, это ее сумка?

— Да.

— И она не взяла никакой одежды?

— Никакой.

— Ваша спальня в том же состоянии, в каком вы ее оставили?

— Проблемы только с ванной. Ванная — это единственное место, где любой… — Я вдруг замолчал и прижал пальцы к горлу, кругами массируя адамово яблоко, словно мне не хватало воздуха. — Любой… ну, вы понимаете…

— Да, — тихо сказал Дансо. — Да. Понимаю. — Он почесал голову, поддернул на коленях брюки и уселся рядом со мной на кушетку. — Войдя, вы заметили в доме что-нибудь необычное? Что-нибудь такое, что бросилось бы вам в глаза?

Я молча смотрел в окно. Водитель Дансо стоял рядом с машиной и говорил по рации, одну руку он положил на крышу автомобиля, другую на бедро, так что его куртка распахнулась, демонстрируя висевшие на поясе блестящие наручники. Время от времени он оборачивался и смотрел куда-то на линию деревьев и их длинные тени, лежавшие на полях.

— Нет, — ответил я. — Не заметил.

Дансо постучал пальцами по колену. Наступило долгое молчание. Наверху включился нагреватель, издавая стрекочущий, стучащий звук — словно пойманный жук. Задняя дверь была заперта. Нагнувшись, он выглянул в коридор, словно хотел убедиться, что все правильно запомнил.

— А передняя дверь была…

— Заперта. — Язык у меня еле ворочался, каждое слово доставляло боль, словно воспалился зуб. — Я открыл ее ключом.

— А она никуда не могла уехать? Может, у нее где-нибудь поблизости есть друзья или родственники?

— Ее мать живет в Глостершире. Она бы позвонила ей по мобильному. Но звонила она только мне и в королевскую лечебницу… — Не договорив, я повернулся и выглянул в окно — я кое-что вспомнил.

— Джо!

— Машина, — слабым голосом сказал я, указывая пальцем на улицу. — Полчаса назад там ехала машина. Она уезжала отсюда.

Дансо подался вперед.

— Машина?

— Белая. — Я немного привстал, глядя на заколоченные дома на противоположной стороне улицы. — Белая или, может, серебристая…