Летний ангел

В комнате для допросов Лолло Свенссон неожиданно плюет в лицо Малин, но Малин утирается, сохраняя спокойствие.

Допрос нужно продолжать. Этот голос в данном расследовании — один из самых громких.

— Так вопрос о твоем отце был слишком щекотливым? — стерев слюну, произносит Малин. — Извини, я не знала.

— Какое он имеет ко всему этому отношение? — После вспышки ярости от вопроса, заданного Малин ранее, голос Луисы снова звучит сдержанно.

— Заявление, о котором я упоминала. Что-то произошло с тобой в детстве. Твой отец — он сделал тебе плохо?

— Он обижал тебя? — Зак придает голосу тон сочувствия и понимания.

— Об этом я не желаю говорить. Я всю жизнь положила на то, чтобы вычеркнуть его из памяти.

Лолло Свенссон совсем успокоилась, словно открыла новую сторону своей личности.

— С кем мы можем пообщаться?

— С мамой.

«Ключ ко всему этому в прошлом», — вспоминается Малин голос Вивеки Крафурд.

— Как нам ее найти?

Имя. Адрес.

— Вам это действительно надо знать?

— Мы должны искать везде.

— Я признаю, что занималась сексом с этими девочками. Но по-доброму. Я была с ними очень нежна и давала им потом деньги. Больше, чем они ожидали.

— Ты ведь не думаешь, что мы тебе поверим? Сколько в этом городе таких синих вибраторов?

Еще раз стукнув Сулимана Хайифа головой об стол, Вальдемар снова уселся на место. По пути к стулу он видит в зеркале свое отражение — лицо осунувшееся, стареющее, ускользающее понемногу с каждым днем. Он прятал лицо под маску, и оно давно сгорело под ней, потому что он следовал импульсам, отдавался самым примитивным инстинктам.

Насилие и сексуальность — одно и то же или нет?

Вальдемар знает: он уступил склонности к насилию. И знает, что никогда не соберется что-то с этим сделать. Ходить на сеансы к психотерапевту — не для него.

— Я не имею к этому никакого отношения!

Сулиман Хайиф всхлипывает, прижимает рукав рубашки к носу, пытаясь остановить кровь.

Вальдемар наклоняется над магнитофоном:

— Допрос Сулимана Хайифа окончен, шестнадцать часов семнадцать минут.

Малин сидит в туалете.

Она уже сделала свое дело, но не встает, ощущая ягодицами края потного круга. Закрывает глаза, думает.

Сулиман Хайиф останется в камере предварительного заключения, пока технический отдел не получит результат, пока краску с вибратора не сравнят с имеющимся материалом.

А потом?

Двадцать лет в тюрьме?

Или домой к своей порнухе?

Лолло Свенссон они отпустили. Они призналась в том, в чем они могли ее обвинить, в остальном против нее нет никаких доказательств. По окончании обоих допросов Свен сказал в проходе между двумя комнатами: «У нас так мало доказательств, и пора остановиться. Но мы должны присматривать за ней».

— Я хочу поговорить с ее матерью, — настаивает Малин.

— Стоит ли беспокоить пожилую даму только потому, что ее дочь фигурирует в расследовании? — Свен с сомнением качает головой.

— Мы должны узнать, что произошло. Это может кое-что дать. Вивека Крафурд говорит…

— Хорошо. — Свен морщится, но уступает. — Зак и Малин, вы допрашиваете ее мать. И сделайте это прямо сейчас. Мы должны повернуть этот камень, пока он еще теплый. Поищите в прошлом.

— А гипноз? — спрашивает Малин. — Сеанс назначен на семь.

— Его можно перенести?

— Но тогда будет совсем поздно.

— Да, ты права.

— И потом, после полуночи я должна встретить Янне и Туве в Нючёпинге.

Лицо Свена в этот момент — она отдала бы годовую зарплату за этот взгляд, за то, как он порадовался вместе с ней, как понял ее тревогу и тоску, перешедшую в необъяснимое чувство скорби.

Малин встает с унитаза, поправляет юбку, смотрит на себя в зеркало. Она бледна, несмотря на оглушительное солнце.

Туве и Янне.

Скоро.

Скоро вы вернетесь домой.

45

Зак подносит ко рту банку с кока-колой, делает глоток, потом откусывает кусок лепешки, в которую завернут салат с креветками; он выступает за края лепешки, как магма из вулкана. Внизу у реки, у отеля «Скандик», останавливаются два черных лимузина с табличками «Сааб», несколько мужчин в темных костюмах выходят, направляясь в отель.

Зак и Малин стоят возле павильона быстрой еды, недалеко от пожарной станции. Перекусывают, пополняя запасы энергии перед допросом матери Лолло Свенссон. Малин еще предстоит ночная поездка на машине в Нючёпинг.

— Видишь этих типов? — Зак указывает на мужчин в костюмах. — Наверняка представители какого-нибудь долбаного предприятия или правительства, приехавшие сюда, чтобы посмотреть какую-нибудь систему вооружения.

Владелец киоска, черноволосый мужчина лет пятидесяти, протирает плиту, не обращая внимания на их разговор.

— Эти продвинутые штучки, которые делают на «Саабе», — никто не знает, в чьи руки они в конце концов попадут и какой вред нанесут.

— Но здесь они приносят огромную пользу, — возражает Малин. — Дают людям работу на многие месяцы.

— Извините, — сурово произносит со своего места за прилавком владелец киоска, видимо все же слушавший их беседу. Говорит он с акцентом. — Я слышал вас. Моя жена погибла во время бомбежки в Фаллужди. Никто не знает, кто выпустил ту ракету. Возможно, там были боеприпасы, произведенные на «Саабе», но что это меняет? «Сааб» или кто-нибудь другой. Каждый сам выбирает, чем он предпочитает заниматься.

Зак выбрасывает объедки в урну возле павильончика.

— А ты стал бы продавать им хот-доги? — спрашивает он.

— Я продаю хот-доги всем, кто готов заплатить.

Направляясь к нужному дому, они проходят мимо пожарной станции. Перед стеклянными дверьми — ни одной красной машины. Здесь работает Янне. Он обожает это место — пожарная станция для него второй дом, наряду с собственным жилищем за Мальмслеттом.

— Фу, как сегодня все склеивается, — говорит Зак. — Похоже, влажность чудовищная.

Малин не успевает ответить — звонит ее мобильник. Она нажимает на кнопку ответа, не посмотрев, чей номер высветился на дисплее.

— Малин! — слышит она голос отца.

Только не сейчас. Хотя — а когда еще?

— Папа!

Зак, идущий рядом с ней, ухмыляется.

— Как у вас дела?

— О, у нас тут просто сказка.

— У нас так жарко, что обалдеть можно.

— Ты бы видела, какой зеленью сияют поля для гольфа, и никаких проблем забронировать время для игры.

— Туве и Янне тоже хорошо проводят время на Бали.

— Малин, как там наша квартира?

— Я не успеваю туда заходить.

— Но…

— Папа, я пошутила, цветы в прекрасном состоянии. Как мама?

— Ну, как обычно.

Они уже подошли к нужному подъезду. Зак нажимает на кнопку домофона, на его запястье выступили капельки пота. Малин видит свое отражение в стекле двери, размытый образ, который невозможно рассмотреть.

— Папа, у тебя ко мне какое-нибудь дело?

Это первый звонок более чем за неделю.

— Нет.

«Ну и зачем тогда ты звонишь? — думает Малин. — Когда тебя явно совершенно не интересует, что происходит со мной и Туве».

В домофоне раздается гудок.

— Папа, очень здорово, что ты позвонил, но я как раз иду на важную встречу.

— Ничего страшного, Малин, я позвоню в другой раз.

Минуту спустя Малин стоит в лифте, который, дрожа, преодолевает этаж за этажом. В зеркале лифта она отчетливо видит свое лицо — жара проложила на нем новые морщины.

«Родители, — думает она. — Зачем они нужны, если разобраться?»

— За все приходится платить.

Голос у Свеи Свенссон сиплый после многих лет курения, лицо осунувшееся, покрытое морщинами, седые волосы свисают клочьями, обрамляя зеленые глаза; взгляд их внимательный, но доброжелательный, в нем отражается намек на тайны, заключенные в скрытых ходах наэлектризованного мозга. Ее квартира находится на последнем этаже высотного дома в самом начале шоссе Таннефорсвеген. В гостиной сгрудилась мебель разных эпох, кресла в барочном стиле, изготовленные в пятидесятые годы, диван в стиле ампир, шерстяной ковер с причудливым узором и репродукции картин Краутена [21]на серебристо-серых обоях, фарфоровые статуэтки и настольные часы с боем, которые только что пробили шесть раз.