Эфирное время

ава презрения обрушилась на него, и возражать не имело смысла, тем более сейчас.

Наташа уже несколько минут пыталась снять с Димыча шапку. Она вышла из дома без перчаток, руки ее застыли и все не могли отогреться. Распухшие пальцы никак не справлялись с узлом. Димыч хныкал, ему хотелось спать, ему не нравилось, что его так долго и неловко раздевают, тормошат, к тому же его пугал сердитый голос бабушки, он чувствовал, что взрослые ссорятся, и готовился зареветь всерьез. Если бы он не был таким усталым и сонным, наверное, уже давно заглушил бы своим ревом это взрослое безобразие.

– Дай-ка я развяжу, ты только путаешь! – Кира Георгиевна отстранила Наташу, присела на корточки перед Димычем. – Что ты здесь накрутила? Не могла нормально завязать? Ты хоть позавтракать успела?

– Я не хочу есть. I

– А в голодный обморок хочешь хлопнуться, ко всем прочим радостям? То же мне, декабристка, жена ссыльно-каторжного. И нечего на меня так смотреть. Иди, возьми там сыру в холодильнике, бутерброд себе сделай. Деньги, деньги… Больные вы все, честное слово. Вот и сейчас наверняка у тебя только и крутятся в голове суммы с нулями. Ты о другом должна думать. Ты должна, наконец, сделать серьезные выводы. У тебя сын растет.

– Какие выводы, мама? – крикнула Наталья из кухни и хлопнула дверцей холодильника.

– Самые серьезные, Наташа. Самые серьезные. С кем ты живешь? Как ты живешь? Ты посмотри, какие люди окружают твоего мужа. Один только этот Вова Мухин чего стоит! У него на лбу написано, что он настоящий бандит, если только на таком узком обезьяньем лобике может уместиться какая-нибудь надпись. Кстати, он заходил к вам позавчера, когда ты была у врача.

– Кто? – крикнула из кухни Наташа и уронила нож.

– Вова Мухин.

– Мама, что же ты не сказала?

– Ну, забыла, прости. Неужели это так важно? И что за манера – орать через всю квартиру? Хочешь поговорить – зайди в комнату. Ребенок засыпает, а ты кричишь.

Наташа влетела с бутербродом в руке. Кира Георгиевна успела раздеть Димыча и уложить в постель. Они стали разговаривать шепотом.

– Зачем он заходил?

– Откуда я знаю? Он мне не докладывал. Вообще, ни здравстуйте, ни до свидания. Хам.

– Подожди, мама, я не поняла. Расскажи все по порядку. Он позвонил в дверь, ты открыла…

– Нет, мы с ним встретились внизу в подъезде. Мы с Димычем возвращались с прогулки, он нас чуть не сшиб дверью. Я смотрю – физиономия знакомая. Поздоровалась, он не ответил. Вот и все общение.

– А ты уверена, что это был Вова Мухин? Ты, кажется, видела его не больше двух раз, и очень давно.

– Я еще не в маразме, слава Богу, и память на лица у меня отличная. Ладно, ты не болтай, ешь. Бледная как смерть. Смотри, не доедешь до адвоката.

Наташа принялась за бутерброд. Хлеб был ее любимый, бородинский, к тому же еще теплый. И сыр «чеддер», тоже ее любимый, но жевала она вяло, без всякого аппетита.

– Мам, а когда ты вернулась в квартиру, там ничего не изменилось?

– О, Господи, – тяжело вздохнула Кира Георгиевна, –