Чудо в перьях

— Так что же делать-то? — взмолился бедняга Бодров. — Я просто не нахожу себе ни места, ни применения! Вот ты, Павел Сергеевич, руководишь хором, ты, Толя, имеешь заветную мечту сменить свой пол, чтобы тоже приносить пользу Родине. А что делать мне на этом поприще? Меня отовсюду снимали — с крыш посольств и обкомов, когда прилетали за мной вертолеты и восставшие уже брали штурмом нижние этажи. Меня бросали на новые участки, и я сначала гордился, что посылают туда, где трудно. Но становилось с каждым разом все труднее! И тогда я заподозрил, что, быть может, дело во мне.

— Или в вашей фамилии, — если следовать теории Радимова, — сказал я. — Он спросил меня, как фамилия его преемника, поскольку вы так с ним и не встретились.

— А как мы могли встретиться, если я был осажден толпой в правительстве братской страны, — простонал Бодров. — И указание возглавить ваш Край света получил прямо в вертолете.

— Так вот, когда он услышал вашу фамилию, — продолжал я, — он только сказал: бедный Край! С такой фамилией можно сворачивать реформы до следующего поколения.

— Опять вы о своем хозяине! Ну какой из меня руководитель, если меня постоянно попрекают его именем! Так вот, вы меня все время перебиваете, а я решил разобраться раз и навсегда… Понимаю, опять вы станете говорить, что он ни во что не лез, кроме футбола, дома терпимости и конкурса красоты.

— И потому был на месте, — сказал я. — Нет ничего привлекательнее человека, который на своем месте и занимается своим делом. Но мы такая страна, нам скучно делать что-то полезное. Я вот тоже не на своем месте в своем доме. Мне там негде сесть, негде лечь, везде из-под меня выхватывают мокрую пеленку или неглаженое белье моей супруги, которая иногда смотрит на меня, будто припоминает: где раньше видела эту образину? И все с нетерпением ждут, чтобы я куда-нибудь наконец слинял… Даже сын при моем появлении научился махать мне ручкой: пока, папа, до свидания.

— Я вот тоже, — сказал Толя, когда мы спустились во двор, прямо к очереди страждущих. — Решил найти себя. Ведь каждый человек имеет свое призвание, правда?

— Ну, раз вас так учили… — поддакнул я, рассеянно глядя, как с другого крыльца в ЭПД заходят новенькие девушки из другой очереди. Где-то внутри они пересекутся.

И мужики тянут шеи, присматриваясь. Мне показалось, что я заметил кое-кого из знакомых.

— И я подумал: если девушки меня плохо понимают, то почему бы не попробовать с мужчинами. Вот вы, Павел Сергеевич, были простым шофером, которого никто не знал, а теперь вы знаменитый дирижер. Я тоже был никому не известным инструктором. Стоит сказать, кто я, и сразу ко мне теряют интерес. А вдруг я стану известным во всем мире, как Лолита? Мне только это и надо, не думайте. Я сразу же верну себе мужской пол, приобретя бесценный опыт для науки.

— Думаешь, снова вырастет? — спросил я, припоминая, где мог видеть вон ту мордашку, делающую вид, что не замечает.

— Профессор Никифоров, согласившийся на операцию, сказал, что отправит мои гениталии в морозильник до нового перевоплощения. И напишет об этом книгу.

— Все хотят перевоплотиться, — сказал я. — Видите, Игорь Николаевич? Человек ищет себя в себе. А вы — вне себя. Беда в том, что у нас практически каждый не на своем месте. Но куда хуже, что каждый, кто не на месте, внимательно следит за другими. Чтобы не дай Бог кто-то удачно выбрал поприще. И оказался полезным для дела. Вот тут начинается настоящая травля. И таких всячески изводят. И общество не может успокоиться, пока возомнившего о себе товарища не отправит в отставку или в могилу. Думаете, почему хозяин ушел? Его повысили? Нет, его выжили. Причем любя. Просто не было иного способа от него избавиться. Мы-то его в душе любили, а сами ждали, не могли дождаться — ну когда же! И теперь пытаемся компенсировать свое облегчение мольбой к властям о его возвращении. Чтобы все начать сначала.

— Интересный у нас получился разговор, — протянул Бодров, садясь с нами в машину. (Пара гнилых помидоров, при этом брошенных ему в спину, на которые в этом году был неурожай, да бутылка с зажигательной смесью, которая так и не зажглась, были не в счет. Просто не обратили внимания. Кризис жанра. А ничего нового пока не придумали. Думается, неудавшееся восстание феминисток с блеском выполнило свою задачу по выпуску пара недовольства.)

— Главное, поучительный, — сказал я. — Я уж подумал, а не наказывает ли нас Боженька за те деньги, что мы зарабатываем на грехах дочерей его?

— А как узнать? — вздохнул Бодров. — Я в церкви был два раза. Сначала, когда мы там устанавливали радары в куполе для наблюдения за потенциальным противником, во второй раз, когда мы схватили с поличным секретаря комсомольской организации, поддавшегося на удочку мракобесов в лице будущей жены и ее родственников, требовавших венчаться после ЗАГСа.

— Я там был чаще, — сказал погрустневший после взаимного откровения Толя Ощепков. — Срывали все и всяческие маски с членов нашей организации, пытавшихся затесаться туда во время крестного хода. А также выводили на чистую воду попов и их приспешников. Даже не помню, что там интересного… Ах да, в последний раз на нас в храме напали старушки и стали сбивать с нас шапки.

— Но вы-то не поддались на провокацию? — спросил я.

— Нет, конечно! — горячо запротестовал Толя. — Что мы, не понимаем? Вот только мой зам по идеологии сплоховал. Отказался снимать шляпу, они навалились, прижали к стене, и сверху вдруг на него свалилась икона. Два месяца в больнице кантовался, инвалидность заработал, а его жена ушла к заму по физической культуре. Представляете? Из больницы выписался и теперь нас замучил сигналами о плохой постановке массовой физкультуры и спорта.

— Значит, есть Бог на свете, — сказал я.

— Бога нет, — мрачно сказал Бодров. — Разве он позволил бы нам заниматься, чем мы занимаемся? Позволил бы нам, что мы себе позволяем?

Я искоса посмотрел на затаившего дыхание Толю Ощепкова. Того гляди, передумает делать операцию. Ведь такие перспективы открываются!

Это тебе не провалы в физподготовке молодежи! И еще на меня умоляюще смотрит: пойду ли в свидетели грехопадения руководителя? Такой возможности больше не будет! Нет уж, пусть лучше идет в проститутки, а не в государственные деятели! Хоть какая-то польза. И опять же неизвестно, кого пришлют на смену Игорю Николаевичу. Каждая новая жена хуже предыдущей. Чего уж говорить о руководстве.

И я исподтишка показал ему кулак.

— Ну а раз позволяет, значит, и мы можем себе позволить! — вдруг сказал Игорь Николаевич. — Сбегай, Толя, как в прошлый раз. Ты знаешь куда.

— Да мы только что оттуда, — захныкал Толик. — Что ж не сказали?

— Сам мог догадаться! — сказал я.

16

«Съездить к Пичугину?» — раздумывал я, пока ехали к мэрии. (Еще пара камней, ком грязи в ветровое стекло — разве это народное неудовольствие? Привыкаем потихоньку.)

Нет, к Пичугину рано. Хотя вопросов все больше, ответов все меньше. До критической разности, стало быть, не дошло. Интересно, у него, святоши, одно совпадает с другим? Впрочем, всезнаек нигде не любят.

Ладно, разберемся. Сперва найдем эту мордашку, поспешившую отвернуться. Что-то у нас с ней было.

Зачем я еду с Бодровым? Опять будет выпытывать: а как бы поступил хозяин. Не понимает человек, что один и тот же поступок, произведенный разными людьми, может иметь разные последствия. Классический пример: Кутузов и Барклай де Толли.

Там первый перенял тактику второго, и ему вся слава, все заслуги. А потому что фамилия не та. Не подходящая для народного любимца. Хозяин тут прав. Как и в том, что с его фамилией выше Края лучше не прыгать…

Дома не заметили, как я приехал. Дед с бабкой были заняты внуком: доносился плеск и сюсюканье из ванной. Мария говорила по телефону, только сегодня вновь заработавшему. Лишь прикрыла трубку ладонью, чуть повернув голову:

— В холодильнике, сам увидишь.

Я вышел на кухню, стал разбираться в холодильниках, из них было три подаренных нашему пацану. К нашему старому невозможно было подобраться — так все было завалено игрушками, плюнул и, чтобы не пришлось снова лезть через узлы и свертки, выпрыгнул в окно.