Охотники за умами. ФБР против серийных убийц.

Для осуществления ареста преступника Мардигьян предложил предпринять превентивные меры — использовать в качестве наживки женщину-офицера полиции в роли проститутки. Два месяца Рени С. Лано бродила по дорогам, присматриваясь к совпадающим с психологическим портретом водителям фургонов. Особое внимание она обращала на обивку машины, поскольку на одной из жертв были найдены голубые ковровые волокна. Лано имела строгие указания ни под каким видом не садиться в машину: даже при том, что на ней имелся микрофон, это было смертельно опасным. Следовало только попытаться выяснить как можно больше деталей. Когда наконец остановился похожий на описание водитель, Лано завела с ним разговор и через открытое окно долго торговалась о цене. А заметив голубую обивку, внутренне пришла в восторг и, будто машинально, принялась царапать ногтем спинку сиденья. Лаборатория ФБР подтвердила идентичность волокон с теми, что были найдены на трупе. Меня пригласили на суд свидетельствовать о роли автографа в деле Пеннела. Защита пыталась доказать малую вероятность того, что все убийства совершил один человек, поскольку различались многие детали «modus operandi». Я же старался разъяснить, что МО не имел существенного значения, поскольку во всех убийствах общей чертой выступала тяга доставить жертве физические, сексуальные и моральные мучения. Иногда преступник использовал клещи, чтобы стискивать груди и отрывать соски. Другим связывал запястья и щиколотки, резал ноги ножом, хлестал по ягодицам кнутом и бил молотком. И хотя методы пыток — если угодно, МО — были различными, общим оставался автограф: стремление извлечь наслаждение, причиняя мучения жертве и слушая её испуганные крики. Убийство само по себе не играло роли. Преступник извлекал из него то, что доставляло ему удовольствие. Если бы даже Стивен Пеннел был жив и читал эти строки, он не сумел бы изменить своего поведения. Может быть, придумал бы новый, более изощренный способ пыток, но вовсе отказаться от них не смог бы.

К счастью для всех, в штате Делавэр хорошо поставлено судопроизводство и существует пристойный способ приведения в исполнение смертного приговора. 14 марта 1992 года Стивен Пеннел умер после введения летальной дозы яда. Одним из ключевых моментов использования принципа автографа в анализе дела стало состоявшееся в 1991 году судебное разбирательство над Джорджем Расселом, которого обвиняли в том, что годом раньше он в Сиэтле искалечил, а потом задушил трех белых женщин — Мэри Энн Полрейх, Андреа Левин и Карол Мари Бит. Стив Эттер из моего подразделения готовил психологический портрет, а я приехал выступить в суде. Обвинение понимало, что по одному случаю признания виновности добиться не удасться. У полиции имелись веские доказательства по делу об убийстве Полрейх. Задача состояла в том, чтобы связать все три случая воедино. Рассел был не из тех, на кого бы сразу подумали, что он способен на такие гнусные преступления. Хотя за ним тянулся хвост мелких краж, сам он был симпатичным чернокожим за тридцать, с приятными манерами и речью и широким кругом друзей и знакомых. Даже полицейские из Мерсер-Айленд, которым приходилось часто заниматься Расселом в прошлом, не могли поверить, что он в состоянии убить. В 1990 году убийства на сексуальной почве людей другой расы еще не были так широко распространены, но по мере того как общество становилось терпимее и безнравственнее, цвет кожи переставал играть решающую роль. Особенно это касалось более хладнокровных и искушенных типов вроде Рассела. Он регулярно назначал свидания то черным, то белым женщинам и имел друзей среди представителей той и другой расы.

Стратегически важный момент в процессе наступил тогда, когда общественный защитник Мириам Шварц ходатайствовала перед верховным судьей округа Кинг о разделении дел и рассмотрении их на отдельных судебных процессах, исходя из того, что все убийства не могли быть совершены одним и тем же лицом. Обвинители Ребекка Ро и Джеф Бэрд попросили меня показать, каким образом связаны все три преступления.

Я упомянул молниеносную манеру нападения. Поскольку три убийства разделяло не более семи недель, вряд ли стоило предполагать изменение modus operandi, если только преступник не столкнулся с непредвиденными трудностями, которые ему предстояло преодолевать. Но гораздо существеннее оказался его автограф. Все три женщины были найдены раздетыми в вызывающих, унизительных позах, причем сексуальный оттенок усиливался от случая к случаю. Первую обнаружили со сцепленными пальцами и скрещенными в лодыжках ногами у сточного коллектора канализации. Вторая лежала на кровати с подушкой на голове, раскинув в стороны ноги в красных туфлях на высоких каблуках. Во влагалище торчало ружье. Последняя оказалась распятой на собственной кровати. В рот был запихнут искусственный мужской член, под мышку левой руки — вторая книга «Сексуальных утех».

Молниеносное нападение требовалось для того, чтобы убить всех трех женщин. Приведение их в непристойные позы вовсе не было обязательным. Я объяснил разницу между приведением трупа в определенную позу и инсценировкой. Об инсценировке можно говорить, когда преступник пытается сбить с толку расследование, заставив полицию поверить в то, чего не происходило на самом деле, например, замаскировать изнасилование под банальную кражу. В этом проявляется аспект его modus operandi. С другой стороны, придание телу определенной позы является автографом.

— Мы не часто сталкиваемся с приданием трупу определенной позы, — свидетельствовал я на слушании, — когда жертва выступает в роли реквизита для передачи определенного сообщения… Это преступления ярости, преступления превосходства. Возбуждение вызывает сама охота, убийство и придание трупу позы, которая символизирует воплощение навязчивой идеи.

Я был абсолютно уверен, когда говорил о высокой вероятности того, что все убийства совершил один и тот же человек. Со мной согласился Боб Кеппел, старший следователь прокуратуры по криминальным делам и ветеран оперативных сил района Грин-Ривер. Он подчеркнул, что из более тысячи дел об убийствах, над которыми ему приходилось работать, лишь примерно в десяти случаях наблюдалось придание трупам определенных поз, да и то без таких элементов, как в деле Джорджа Рассела. На этом этапе мы не утверждали, что преступником был именно Рассел. Мы лишь констатировали: кто бы это ни сделал, все три убийства совершил один человек. Зашита решила привлечь эксперта и ждала, что он разобьет мои суждения об автографе, доказав, таким образом, что преступники — разные лица. По иронии судьбы им оказался Боб Ресслер, мой давнишний коллега по ФБР и по разработке концепции психологического портрета серийного убийцы. Боб вышел в отставку, но продолжал давать консультации.

Мне казалось, что для людей с опытом, как у Боба и у меня, случай Рассела был и трудным и интересным, и я очень удивился, когда узнал, что он собирается выступить на стороне защиты и поддержать разделение дела. Проще говоря, я считал, что он абсолютно не прав. Но поскольку, как уже неоднократно подчеркивал, наша наука далека от точной, уважал его право на собственное мнение. Нам нередко приходилось выступать за разные стороны и, пожалуй, драматичнее всего — по вопросу, был ли невменяем Джеффри Дахмер. Боб представлял защиту, а я отстаивал точку зрения обвинителя Парка Дица, который считал, что преступник здоров.

Но еще больше я удивился тогда, когда Боб, сославшись на другие обязательства, вообще не появился на процессе, а вместо себя прислал другого отставника — бывшего агента Русса Ворпагеля. Русс был человеком смышленым, прекрасньм шахматистом, умеющим сражаться сразу на десяти досках, но психологический портрет не являлся его основной специальностью. И факты были против него. Отвечая на вопросы Ребекки Ро, ему пришлось попотеть. А в конце слушания судья Аткен объявил, что, основываясь на моей теории автографа, можно считать доказанной вероятность участия одного лица во всех трех преступлениях и поэтому нет оснований для разделения дела.