Пропащий

Пистилло взял еще одно пирожное. Он не смотрел на меня. Я понимал, что Пистилло, возможно, лжет, но слова его звучали весьма убедительно. Надо было успокоиться, обдумать все это. Я смотрел на него, он – на пирожное. Теперь наступила моя очередь предъявлять претензии.

– Значит, все эти годы… – Я запнулся, перевел дух, начал снова: – Значит, все эти годы вы знали, что Кен не убивал Джули!

– Ничего подобного.

– Но вы же сами сказали…

– Это гипотеза, Уилл. Всего лишь гипотеза. С той же вероятностью он мог и убить ее.

– Вы в это не верите!

– Мне лучше знать, во что я верю.

– С какой стати Кену убивать Джули?

– Ваш брат преступник, не забывайте об этом!

Я покачал головой:

– Это еще не мотив. Но почему вы всегда настаивали на этом, если не знали наверняка, что Кен убил ее?

Пистилло не ответил. Но ответа и не требовалось, все было очевидно. Я бросил взгляд на дверцу холодильника, увешанную фотографиями.

– Потому что вы хотели во что бы то ни стало вернуть Кена, – ответил я на свой собственный вопрос. – Он был единственным, кто мог выдать вам Макгуэйна. Будь Кен просто свидетелем, никто особо и не суетился бы. Не было бы ни прессы, ни телевидения, ни международного розыска. Но раз он убил девушку в ее собственном доме, тогда совсем другое дело. Мальчик из богатого пригорода сбился с пути. Все стоят на ушах! И соответственно ему намного труднее скрываться.

Пистилло молча рассматривал свои ладони.

– Я прав, не так ли?

Он медленно поднял на меня взгляд.

– Ваш брат заключил с нами сделку, – холодно сказал он. – Убежав, он нарушил ее условия.

– Разве это дает вам право лгать?

– Это дает нам право охотиться на него любыми методами.

Меня начало трясти.

– А на его семью наплевать?

– Это не мои проблемы.

– Вы понимаете, что сделали с нами?

– Знаете что, Уилл? Мне и в самом деле наплевать! Вы говорите, что страдали? Так поглядите в глаза моей сестре и ее детям!

– И все равно это несправедливо…

Пистилло стукнул ладонью по столу:

– Не надо говорить мне о справедливости! Моя сестра стала невинной жертвой…

– Так же, как и моя мать! – перебил я.

– Нет! – Он снова ударил по столу, на этот раз кулаком, и грозно направил на меня палец. – Между ними большая разница, зарубите себе на носу! Вик был полицейским и погиб при исполнении обязанностей. У него не было выбора, и он не мог избавить свою семью от страданий. А ваш брат выбрал бегство – это было его собственным решением. И если от этого пострадала ваша семья, вините только его!

– Но вы сами вынудили его бежать, – упрямо возразил я. – Кто-то пытается добраться до него, а вы делаете его убийцей и таким образом вынуждаете еще глубже уйти в подполье.

– Это его выбор, а не мой.

– Вы хотели помочь своей семье и для этого пожертвовали моей.

Пистилло в бешенстве отшвырнул стакан. Чай вылился на меня, а стакан упал на пол и разлетелся вдребезги.

– Не смейте сравнивать проблемы вашей семьи с тем, через что прошла моя сестра! Не смейте!

Наши глаза встретились. Спорить с ним было бесполезно. Тем более, что я не мог знать, насколько Пистилло искажает правду. Так или иначе, мне требовалась информация, а конфликт с ФБР только все испортит. Слишком много вопросов остались пока невыясненными.

Дверь открылась, и в кухню заглянула Клаудия Фишер, прибежавшая на шум. Пистилло жестом успокоил ее. Он снова уселся за стол. Фишер осмотрелась и исчезла.

Пистилло все еще тяжело дышал.

– И что произошло потом?

Он поднял глаза:

– Вы не догадались?

– Нет.

– Фактически нам просто повезло. Один из наших агентов был во время отпуска в Стокгольме. Счастливый случай.

– О чем вы?

– Наш агент встретил вашего брата на улице.

Я растерянно заморгал.

– Постойте, когда это было?

Пистилло быстро подсчитал в уме.

– Четыре месяца назад.

– И Кен скрылся?

– Нет, черт побери! Агент не стал рисковать и взял его тут же, на месте.

Пистилло сцепил пальцы рук и наклонился ко мне.

– Мы поймали его, – сказал он тихо, почти шепотом. – Поймали вашего брата и привезли сюда.

Глава 45

Филипп Макгуэйн плеснул в бокал коньяку.

Тело молодого юриста Кромвелла уже исчезло. Джошуа Форд лежал на полу ничком, раскинув руки, как медвежья шкура. Он был жив и даже в сознании, но не шевелился.

Макгуэйн передал бокал Призраку. Они сидели за столом. Макгуэйн сделал большой глоток, Асселта держал свой бокал в ладонях и улыбался.

– Ты что? – спросил Макгуэйн.

– Хороший коньяк.

– Да.

Призрак разглядывал янтарную жидкость.

– Я вспомнил, как мы тогда болтались по лесу за холмом Райкера и пили самое дешевое пиво, какое только могли найти. Помнишь, Филипп?

– «Шлиц» и «Старый Милуоки», – кивнул Макгуэйн.

– Ага.

– У Кена был какой-то дружок в оптовом магазине спиртного. Он так и не признался, кто это.

– Добрые старые времена, – вздохнул Призрак.

Макгуэйн поднял бокал:

– Наше время лучше.

– Ты думаешь? – Асселта отхлебнул немного из бокала, потом закрыл глаза и проглотил. – Ты знаком с теорией, по которой каждый твой новый выбор создает два альтернативных мира?

– Да.

– Я иногда думаю: существуют такие миры, в которых мы с тобой другие, или нам в любом случае предназначено быть здесь, вместе?

Макгуэйн ухмыльнулся:

– Ты, случайно, не воспылал ко мне нежными чувствами, Джон?

– Пока не похоже. Просто бывают моменты, когда мне кажется, что все в нашей жизни могло быть по-другому.

– Тебе нравится делать людям больно, Джон.

– Нравится.

– Ты всегда получал от этого удовольствие.

Призрак задумался.

– Нет, не всегда. Но главный вопрос – почему?

– Почему тебе нравится делать людям больно?

– Не просто делать больно… Мне нравится, когда они умирают в мучениях. Я предпочитаю душить. Пуля или нож – слишком быстро. А тут они в буквальном смысле слова испускают дух, мечтая о глотке живительного кислорода. Борются за последний вдох, бьются и умирают в муках. А я все это наблюдаю. Близко-близко…

– Боже мой! – Макгуэйн поставил бокал на стол. – С тобой, должно быть, не соскучишься на вечеринках, Джон.

– Еще бы! – Затем, помрачнев, Призрак добавил: – Но почему мне это нравится, Филипп? Что случилось со мной, с моими моральными принципами? Почему я чувствую, что живу полной жизнью, лишь когда отнимаю ее у других?

– Может, виноват твой папочка, а, Джон?

– Нет, это было бы слишком просто. – Асселта поставил стакан и взглянул на Макгуэйна. – Скажи, Филипп, ты бы убил меня? Если бы я не убрал тех двоих на кладбище?

Макгуэйн предпочел сказать правду.

– Не знаю… Наверное.

– А ведь ты мой лучший друг, – покачал головой Призрак.

– А ты мой. Наверное…

Призрак улыбнулся.

– Мы были парни что надо, верно, Филипп?

Макгуэйн молчал.

– Я встретил Кена, когда мне было четыре года, – продолжал Призрак. – Все соседские детишки знали, что от нашего дома лучше держаться подальше. «Асселта – это плохо!» – вот что им всегда твердили. Ты знаешь, как бывает.

– Знаю, – кивнул Макгуэйн.

– А Кена это, наоборот, притягивало. Он любил лазить по нашему дому и везде шарить. Как-то раз мы с ним нашли отцовский револьвер. Нам тогда было лет по шесть. Помню, как держал его в руках – удивительное ощущение! Чувство власти… Мы им пугали Ричарда Вернера. Ты его, наверное, не помнишь, он ушел в третьем классе. Один раз взяли его в плен и связали – он тогда штаны намочил со страху.

– А тебе это понравилось…

Асселта задумчиво кивнул:

– Пожалуй.

– Слушай… – начал Макгуэйн.

– Да?

– Если у твоего отца был револьвер, зачем было лезть на Скиннера с кухонным ножом?

Призрак покачал головой:

– Я не хочу об этом говорить.

– И никогда не хотел.