Тайна кода да Винчи

Глава L

СКУЛЬПТОР

Пьетро Содерини всегда неохотно принимал просителей. А из-за последних событий художников он и вовсе не хотел видеть. Когда ему доложили, что некий скульптор Франческо Рустичи настойчиво добивается встречи с ним, верховный гонфалоньер ответил отказом. Однако Рустичи не сдавался. Наконец Пьетро, измученный регулярными визитами и письмами скульптора, сдался.

Перед ним оказался весьма красивый мужчина средних лет. Высокого роста, с длинными черными волосами и удивительно белой кожей. Притом поразительно сложенный и с приятным голосом. Только глаза скульптора Пьетро не понравились. Он нашел их нездоровыми.

— Я желал бы украсить баптистерий Сан-Джованни за свой счет, — заявил Рустичи. — Изготовить бронзовые статуи пророков и особенно Иоанна Крестителя. Это был бы мой подарок горячо любимой мною республике.

— Бесплатно? — Пьетро недоверчиво прищелкнул языком. — С чего это вдруг? Что-то не припомню я, чтобы хоть один из вашей братии сделал для города хоть что-нибудь бесплатно. Все норовят наоборот — содрать побольше и за просто так…

Аванс, выданный мессере да Винчи, до сих пор не давал гонфалоньеру покоя.

— Вы очень проницательны, — ответил Рустичи с обезоруживающей улыбкой. — Видите ли, я хочу открыть здесь свою мастерскую. Но все заказы дают мессере Бенвенуто Челлини. Его «Персей» — верх совершенства, и каждый мечтает получить какое-нибудь из творений этого мастера. Я хочу, чтобы и мои работы были выставлены напоказ. Уверяю, они ничуть не хуже, чем скульптуры мессере Челлини. Сам папа был ими доволен. Вот, посмотрите.

Рустичи протянул Пьетро рекомендательную записку, специально подготовленную для него канцелярией Ватикана. «Сим подтверждаем, что мессере Джованни Франческо Рустичи является весьма искусным скульптором. Выполнял заказы и был удостоен похвалы Его Святейшества Папы Юлия II».

— Гм… гм… Что же вы сразу не сказали? — сердито спросил Пьетро, осторожно возвращая гостю записку. — Что ж… Я не могу ничего обещать. Городской совет принимает решение, где разместить дары скульпторов и живописцев…

— Не нужно, — тряхнул гривой черных блестящих волос Рустичи. — Скажите, где я могу найти мессере Леонардо да Винчи? Говорят, он весьма искусен в технических вопросах отливки бронзы. Кто бы мог меня ему представить?

Пьетро Содерини болезненно поморщился, словно скульптор подсунул ему несвежую рыбу.

— Попросите мессере Никколо Макиавелли, секретаря Совета десяти. Вы найдете его в Борджелло. Он бывает там каждый день.

— Могу ли я сказать, что его рекомендовали мне вы? — Рустичи нагнулся вперед, держа сложенные руки за спиной, и театрально поднял брови.

— Да, — отмахнулся Содерини. — Можете. А теперь извините, у меня еще много дел.

— Сердечно благодарю вас, — скульптор поклонился с преувеличенным почтением.

И хоть в словах и жестах его не было ничего грубого или хотя бы непочтительного, гонфалоньеру Флоренции показалось, что над ним полчаса изощренно издевались.

Глава LI

БЛИЗНЕЦЫ

— Сейчас этой церкви в Милане нет, она не сохранилась, — начал свой рассказ синьор Вазари. — Во времена Леонардо она носила название Сан-Франческо Гранде. В 1483 году для центральной части алтаря этой церкви Братство Непорочного Зачатия заказало Леонардо да Винчи картину. Сюжет необычен — младенец Христос встречается с младенцем Иоанном Крестителем. В центре — дева Мария, справа — ангел. Встреча происходит в гроте, поэтому большую часть фона занимают скалы. Отсюда и название — «Мадонна в скалах», или «Мадонна в гроте».

Франческа молча показала нам диван, и мы втроем, стараясь не мешать синьору Вазари, бесшумно на него уселись.

— Я не знаю, надо ли вам рассказывать, что символически обозначает грот? — синьор Вазари снова развернулся и уставился в темное окно.

— По Фрейду? — неловко пошутил я и тут же осекся.

— Молодой человек, — снисходительно заметил синьор Вазари. — Если вы думаете, что символы придумывает человек, вы глубоко заблуждаетесь. Если же вы думаете, что их придумывает какой-то конкретный человек, — вы заблуждаетесь вдвойне. Наконец, если вы думаете, что Фрейд открыл в символах что-то, чего не знали, например, древние греки или даже римляне, вы…

— Заблуждаюсь втройне. Извините, — поправился я.

— Но вы правы, если подумали, что речь идет о материнской утробе, — продолжил синьор Вазари прежним тоном рассказчика. — Альбом перед вами?

— Да, папа, — ответила Франческа.

— И что вы видите? — спросил синьор Вазари.

— Мадонну в гроте, — сказал я и недоуменно пожал плечами. — А что еще?

— Два младенца в одной утробе! — чуть не прокричал Дик. — Это два младенца в одной утробе! Знаменитая ересь о том, что у Христа был брат-близнец!

Я, наверно, как-то глупо улыбнулся, вспомнив двух близнецов, учившихся со мной вместе в университете. При абсолютной внешней схожести — отличить одного от другого почти никогда не удавалось, они были совершенно разными. «Старший» — Мэтт — бесшабашный авантюрист и постоянный зачинщик самых разных беспорядков. «Младший» — Сэм — напротив, спокойный, усидчивый и трудолюбивый парень. И хотя Мэтт бесконечно прогуливал контрольные, экзамены и тесты, учился он без задолженностей. Сэм как проклятый сдавал их по два раза.

— Чему вы улыбаетесь? — синьор Вазари обжег меня взглядом.

— Нет-нет, ничего, — попытался откреститься я.

— Ваш друг абсолютно прав, — сказал отец Франчески, и по тону его голоса стало понятно, что хотя бы одного из нас он не считает безнадежным тупицей. — Вы видите двух младенцев в материнской утробе.

— Это апостол Фома?! — Дик глянул на синьора Вазари исподлобья.

Я недоуменно уставился на Дика — при чем здесь апостол Фома?!

— Слухи о том, что апостол Фома — брат-близнец Иисуса, распространились еще во втором веке, — обратилась ко мне Франческа. — Фома внешне очень походил на Иисуса. Кроме того, он был особенно фамильярен в отношениях с Христом и оставил одно из самых загадочных, самых мистических Евангелий.

— Так Фома был близнецом Иисуса?… — я все еще не мог в это поверить.

— Нет, — ответил синьор Вазари. — Тут произошла ошибка. Просто «Фома» в переводе с арамейского языка значит не что иное, как «близнец». И поэтому в какой-то момент была допущена банальная ошибка. Близнеца стали называть Фомой, а Фому — близнецом. Но брат-близнец у Иисуса действительно был.

— Что значит — «действительно был»?! — прошептал я. — Вы это серьезно говорите?

— Да, — односложно ответил синьор Вазари.

— Но откуда это известно? — меня поразила та уверенность, с которой старик произнес это свое «да».

— Вы слишком забегаете вперед, — предостерег меня синьор Вазари. — Сейчас мы говорим о картине Леонардо. И ваш друг, который, насколько я могу судить, не американец, а англичанин, правильно заметил — мы видим двух младенцев в материнской утробе.

По всей видимости, синьор Вазари не слишком жалует американцев…

— Постойте, постойте! Но ведь здесь на картине Иисус Христос и Иоанн Креститель… — усомнился я. — Они же не были братьями!

— Вы хотите отправить Леонардо да Винчи на костер? — невозмутимо осведомился синьор Вазари.

— На костер? — не понял я.

— Просто если бы Леонардо публично заявил о том, что верит, будто бы у Иисуса Христа был брат-близнец, то художника бы моментально сожгли на костре, — еле слышно пояснил Дик. — Без всяких разбирательств.

— Абсолютно верно, — подтвердил синьор Вазари. — Если же вы все-таки думаете, что второй младенец на этой картине — Иоанн Креститель, сравните этих младенцев с теми, что нарисованы на другом варианте этой же картины.

Франческа перевернула страницу, и мы с Диком принялись искать различия.

— Оба мальчика сидят в одинаковых позах, — сказал я и пригляделся внимательнее. — А вот, заметил! В первом варианте ни у одного из мальчиков нет в руке креста, а во втором один из мальчиков держит крест.