Банкир дьявола

На двери хирургической раздевалки висела табличка: «Только для медперсонала». Из замка торчала деревянная щепка. Кто-то его опередил. Жорж Габриэль толкнул дверь и вошел внутрь. На полке лежал аккуратно сложенный белый халат. Сняв джемпер, он запихнул его в самый низ корзины для грязного белья, затем надел белый медицинский халат. Обнаружив в кармане свернутый кольцами стетоскоп, он достал его и повесил на шею. Главные атрибуты врача-ординатора, проходящего стажировку в больнице, — авторучки, блокнот, лопаточка для осмотра горла и ручка-фонарик — умещались в нагрудном кармане. Пальцы инстинктивно нырнули в рукав. Кинжал в ножнах был надежно привязан к его левому предплечью.

Из лифта он вышел на третьем этаже. На перекрестке, где соединялись два главных корпуса больницы, он задержался, чтобы разобраться, куда идти дальше. Коридор справа вел в онкологическое отделение, слева — в радиологию. Значит, ему прямо. Он напомнил себе, что главный выход находится двумя этажами ниже и ведет на рю Пуатье. Оттуда можно либо проехать на метро до «Площади Италии» (пятая, шестая, седьмая линии), либо пройти два квартала до стоянки такси. К своему «пежо» он не вернется ни при каких обстоятельствах.

Трудно было смотреть все время прямо перед собой и не оглядываться по сторонам, словно ты беглый заключенный, не соображающий, куда попал. Никоим образом нельзя показывать, что плохо ориентируешься здесь. Нужно слиться с окружением. Так он шел, пока не увидел табличку «Ожоговое отделение / Интенсивная терапия» и стрелку под ней, указывающую, куда идти.

Было девять пятьдесят.

Остановившись у фонтанчика, он, склонившись к воде, осмелился бросить взгляд назад, в коридор. В этой части больницы народу было больше. В холлах то и дело появлялись доктора, медсестры и санитары. Большинство с серьезными, мрачными лицами. Они куда-то спешили. Казалось, каждый второй был уроженцем Западной Африки или Алжира.

Набрав побольше воздуху в легкие, он выпрямился и приготовился действовать.

Тяжелая рука опустилась ему на плечо.

— Молодой человек, не могли бы вы мне помочь? Боюсь, я заблудился.

Это был седовласый доктор с бледной кожей, любезными манерами и твердым как кремень взглядом. Жорж Габриэль проглотил воду, что была у него во рту, но осадок тревоги остался.

— Конечно, сэр. Куда вам нужно?

— Я приехал на лекцию по интервенционной радиологии. Мне нужно попасть в Пастеровскую операционную. Там доктор Дидро делает доклад о стентировании.

Габриэль кивнул, выдавив слабую улыбку. Изучая план больницы, он где-то видел операционную имени Пастера… но где точно? Панический страх вгрызался в его внутренности, словно голодная крыса.

— Это… гм… — Он заморгал и вдруг почувствовал, что у него дрожит рука. Он хотел пошевелиться, но не мог: тело не слушалось. Он замер, словно окаменевший. Но потом вдруг сообразил. — Вы не в том корпусе, — сказал он с таким напором, что заезжий доктор на шаг отступил. — Вам надо подняться на лифте на четвертый этаж и найти коридор «Д», там везде указатели, в крайнем случае кого-нибудь спросите. Мы все страшно рады, что доктор Дидро приехал к нам.

Доктор нахмурился.

— А вы не идете?

— Нет, я не могу — у меня сегодня по плану кардиология. Но в любом случае спасибо за приглашение.

— Так ведь Дидро как раз кардиолог! — воскликнул доктор. Он подошел ближе и, уперев руки в бока, внимательно посмотрел на Жоржа, словно генерал на рядового. — А для чего, по-вашему, стенты? Ну-ка, расскажите мне! Они и называются «стенты Дидро», он их изобрел. Не может быть, что за время обучения вы ни разу об этом не слышали.

Габриэль посмотрел доктору прямо в глаза, и у него мелькнула шальная мысль убить его недолго думая, убить — и бежать. Забыть о Чапеле. Забыть об отце. Забыть о «Хиджре». Убежать к Клодин, спрятаться у нее и переждать, пока все не утихнет. Рука потянулась к рукаву с кинжалом, и пальцы коснулись его. «Клодин все поймет, — убеждал он себя. — Обязательно поймет». Мысль о подружке успокоила его, и он вдруг вспомнил, для чего предназначены стенты. Однажды, когда они занимались вместе, Клодин о них рассказывала. Еще одно из медицинских чудес, которые продлят их совместную жизнь.

— Стент Дидро используется как средство, представляющее собой альтернативу операции коронарного шунтирования, позволяет расширить просвет ведущих к сердцу артерий, — выпалил он, убирая пальцы от холодного кинжала. — Существует два вида стентов. Обычные, без покрытия, и покрытые специальным полимером. Оба типа…

— Все верно. Достаточно, — остановил его доктор, — но вам, право, не стоит пропускать такую лекцию. Не так уж часто Дидро их читает. Иначе зачем бы я, по-вашему, приехал сюда из Лиона?

— Еще раз спасибо, но мне на обход. — Габриэль указал на коридор. — Четвертый этаж, коридор «Д». Заблудиться невозможно. Спасибо.

— Спасибо вам, — сказал доктор, удаляясь в указанном направлении. — Молодой человек?..

Габриэль оглянулся:

— Да?

— Вы…

Габриэль едва сдержатся, чтобы не посмотреть, на месте ли его бейджик.

— Простите, спешу, — спокойно произнес он. — Всего вам доброго.

Доктор рассеянно махнул ему рукой на прощание. Жорж Габриэль готов был лопнуть от досады. Он привлек к себе внимание.

— Не выключайте мотор, — сказал Адам Чапел, открывая дверцу и вылезая из машины. — Я быстро.

— Вы точно не хотите, чтобы я с вами пошла? — Сара наклонилась к нему через пассажирское сиденье и выжидающе на него посмотрела.

Чапел не был уверен. Все утро они притворялись, что прошлой ночью ничего не произошло. Два профессионала, честно выполняющие свою работу, — оба настолько поглощены ею, что друг друга просто не замечают. Но когда они ехали из банка «Монпарнас», он все-таки почувствовал какую-то перемену в их общем настроении. Атмосфера стала, так сказать, более теплой. Может, это выражалось в том, что его спутница теперь изредка улыбалась и порой начинала подпевать, когда по радио звучала знакомая мелодия. Каждый раз, когда это происходило, он был уверен, что сейчас ее рука опустится ему на колено. Сначала это держало его в напряжении: он не знал, как отреагирует на такую вольность. Но, привыкнув к мысли, что ему самому хочется, чтобы она его коснулась, он расслабился и даже немного подвинулся в ее сторону.

Как в глупой школьной игре, в которую играли в старших классах: ты проводишь рукой сквозь пламя свечи, проверяя, обожжешься или нет, и продолжаешь так делать все медленнее и медленнее, пока наконец и в самом деле не обожжешься. Сейчас Сара казалась ему тем самым пламенем. Она манила. От нее исходила опасность. Ей невозможно было сопротивляться. Хотя он уже понял, что в конце концов она сжигает все, чего касается.

— Нет, — ответил он, — ждите здесь. Вы же не хотите слышать, как рыдает от боли взрослый мужчина.

— Мужайтесь, — сказала она, — и не заигрывайте с докторшей! В полдень мы должны быть в аэропорту.

Ожоговое отделение занимало самую западную секцию третьего этажа. Сестринский пост на входе, строго расписанные часы посещений. Опасность инфекции требовала, чтобы рядом с пациентами находилось как можно меньше людей. Жорж Габриэль обратился к дежурной медсестре:

— Мне надо увидеть доктора Бак. Я занес в карту клинические данные ее пациента, мистера Чапела, американца, получившего позавчера ожоги в результате взрыва.

— Да, конечно, кабинет триста двадцать три.

— Он там?

Медсестра подняла взгляд от бумаг:

— Нет.

Жорж с деловым видом направился по коридору. Четные номера по правой стороне, нечетные — по левой. Несколько пациентов в поле зрения. В воздухе странная тишина. Никаких рисунков с ярким солнцем и радостными детишками. В воздухе едкий запах нашатыря. Он оглянулся. Еще можно уйти. Он пока не нарушил никаких законов и правил. Новая и неизведанная жизнь манила его. Но он продолжал идти, движимый горделивым отцовским взглядом, его безжалостными надеждами.