Давно пропавший

У воды Кейт упала, но не позволила мне притронуться к ней и поднялась сама. Потом, когда мы пошли дальше, она и Джейсон все время держались на безопасном расстоянии от меня.

Эпилог

Некоторое время мы провели в госпитале. Меня допрашивала полиция и прокурор; они хотели знать, почему я не пустил власти по следу Пити. Я объяснял, что события опередили меня; нельзя же было напрямую заявить, что я боялся не застать Кейт и Джейсона в живых.

Несмотря на мои заверения, полицейские упрямо твердили, что мною двигала только месть, что я поступал ничем не лучше, нежели Пити.

Поэтому мне пришлось предстать перед большим жюри. Как объяснил прокурор, меня могли обвинить в том, что я присвоил себе функции правосудия. Однако сомневаюсь, что в этом самом жюри нашелся хоть один человек, который, увидев мою загипсованную руку и ожоги на лице, не решил, что с меня и так достаточно.

Прошло три недели, прежде чем нам разрешили уехать. Я заплатил одному человеку, чтобы он отогнал "вольво" в Денвер, а сам с Кейт и Джейсоном вылетел домой из Коламбуса. Друзья радовались нашему возвращению – звонили, приходили в гости, устраивали для нас вечеринки. Мы их благодарили.

По правде сказать, мы получили слишком сильную душевную травму, чтобы испытывать удовольствие от общения и дарить его другим. Даже короткие беседы и просто приветливые улыбки давались нам с трудом, а что до "большого разговора", на котором начнут задавать вопросы о подробностях случившегося, то мы еще не были к нему готовы.

Вскоре наше возвращение перестало быть новостью, и количество звонков, визитов и приглашений пошло на спад. Потом нас оставили в покое.

Джейсон стал настолько молчаливым, что родители его друзей беспокоились, когда видели его вместе со своим ребенком. Что касается Кейт, то она просто боялась выходить из дома.

Как только я сбрил бороду, а организмы Кейт и Джейсона очистились от наркотиков, жена и сын начали различать меня и Пити. Однако каждый раз, когда я намеревался к ним прикоснуться, делать это приходилось осторожно и не спеша.

Я постарался быть честным с самим собой и приложил максимум усилий, чтобы понять, что же случилось. Я надеялся приспособиться, примириться с этим.

Но я сильно сомневался, что можно примириться с тем, что Пити... и Лестер... сделали с нами.

Странно. Раньше я с таким пылом утверждал, будто Лестер – вовсе не Лестер, а Пити, а вот теперь они для меня – одно и то же. Мой брат погиб много лет назад. Из-за меня.

Иногда я наблюдаю за Кейт и Джейсоном, когда они об этом не подозревают, и пытаюсь определить, меняется ли что-нибудь к лучшему. Оставаясь невидимым, хочу проникнуть в их внутренний мир. Смотрюсь в зеркало – и стараюсь заглянуть в себя. Несем ли мы в себе тьму?

Вчера приходил Пейн, желанный гость.

Я спросил его о жене.

– С ней все в порядке? Как результаты биопсии?

– Слава богу, опухоль оказалась доброкачественной.

Только в тот момент я понял, какой камень свалился с моего сердца.

– Рад слышать, что бывают и счастливые случаи.

Мы вышли во двор. Пейн опустился в шезлонг – тот самый, в котором год назад сидел Пити, глядя на окно нашей спальни.

Кейт принесла нам чаю со льдом.

Мы сделали вид, что не заметили, как у нее дрожат руки: льдинки звякали о стенки стаканов.

– Спасибо, – поблагодарил я и осторожно коснулся ее руки.

Кейт улыбнулась и ушла в дом.

Пейн проводил ее взглядом.

– Ее кто-нибудь смотрел?

– Психиатр? Да, смотрел, – ответил я. – Всех нас троих.

– И каков результат?

– Мой доктор заставил меня писать воспоминания, описывать случившееся и объяснять, как я к этому отношусь. Мы с ним беседуем об этом раз в неделю. Каков результат? – Я пожал плечами. – Он говорит, что пока я не готов объективно оценивать происшедшее и его последствия. Еще он заявляет, что стресс, который мы пережили, носит затяжной характер и нельзя надеяться на его быстрое преодоление.

– Звучит убедительно.

– Сегодня Кейт одна ходила в супермаркет.

Пейн удивленно поднял брови.

– Это большое событие, – объяснил я. – Она не могла находиться среди людей, особенно незнакомых.

– А как вы? Собираетесь возвращаться на работу?

– Собирался, – ответил я. – Наша страховка не покрывает расходов на лечение. Я имею в виду не только легальные расходы...

– А как вы себя чувствуете? Вы готовы вернуться к работе?

Я отхлебнул чаю и не ответил на его вопрос.

– Когда я служил в Бюро, мне приходилось стрелять, – сказал неожиданно Пейн.

– Убивали?

Он посмотрел в свой стакан.

– Как-то раз я сам получил пулю. Три месяца провалялся в больнице. Куча всяких обследований. Кажется, я уже рассказывал, что именно тогда растолстел и ушел из Бюро. И очень нескоро почувствовал себя нормальным.

– "Нормальный" – сложное понятие, – хмыкнул я. – Не знаю, когда смогу снова почувствовать себя "нормальным". В моей прошлой жизни я просто бродил по миру, полному боли, но был слишком глуп, чтобы понимать это.

– А теперь?

– Думаю, Кейт правильно делает, что так внимательно относится к происходящему вокруг. Все может случиться. Я стоял над обрывом, восхищаясь красотой природы, а через секунду мой брат сбросил меня в пропасть.

– Осторожность – это добродетель.

– Теперь я знаю. Вы спрашиваете, готов ли я приступить к работе. Я уже работаю.

Пейн изучающе посмотрел на меня:

– Вот как?

– Я забочусь о своей семье. Моя работа – любить Кейт и Джейсона, любить всей душой, благодарить Бога за каждое мгновение, проведенное с ними, холить их, лелеять – и делать все, чтобы обеспечить их безопасность.

Пейн слушал меня с величайшим вниманием.

– Знаете что, мистер Дэннинг?

– Прошу вас, называйте меня просто Брэд.

– Чем больше я вас узнаю, тем больше вы мне нравитесь.