Добыча

– Нет.

– Воздействию тяжелых металлов или токсинов в последнее время не подвергалась?

– Нет, нет.

– Можете вы вспомнить хоть что-то, способное вызвать такую реакцию?

– Нет, ничего… постойте, ей вчера делали прививки.

– Какие именно?

– Не знаю, – раздраженно ответил я, – те, какие положены в ее возрасте… Вы же тут врач, черт побери…

– Все в порядке, мистер Форман, – успокаивающе произнес он. – Я понимаю, вам нелегко. Если вы назовете мне имя вашего педиатра, я ему позвоню.

Я кивнул. Вытер ладонями лоб. Я был весь в поту. Я продиктовал интерну имя педиатра, и тот занес его в записную книжку. Я пытался успокоиться. Пытался мыслить трезво.

А малышка все продолжала плакать.

Через полчаса у нее начались судороги – как раз когда над ней склонился один из облаченных в белый халат консультантов. Маленькое тельце ее вдруг задергалось, она беспорядочно забила ногами.

Не помню, что я говорил и делал в ту минуту, однако в палате появился здоровенный, как футболист, санитар, который вытащил меня наружу и держал, не отпуская, за руки. Я взглянул из-за его огромного плеча на шестерых врачей, столпившихся вокруг моей дочери, на сестру, вводившую ей в лоб иглу. Тут я закричал и забился, однако санитар объяснил, что это всего лишь внутривенное вливание. У девочки обезвоживание организма. Отсюда и судороги.

Судороги прекратились через несколько секунд. Но плакать она не перестала.

Незадолго до рассвета вызванные к Аманде специалисты, посовещавшись, объявили, что у нее либо кишечная непроходимость, либо опухоль мозга – что именно, они решить не могли и потому распорядились о проведении магнитно-резонансного сканирования.

Аманду пристегнули ремнями к доске, которая вкатывалась на роликах внутрь большой белой машины. Дочка смотрела на нее в ужасе, по-прежнему продолжая рыдать. Медицинская сестра сказала, что я могу подождать в соседнем кабинете, вместе с оператором. Я перешел в комнату с окном во всю стену, в которое был виден прибор.

Аманда была уже внутри его. Микрофон доносил до нас ее тоненький писк. Оператор щелкнул переключателем, заработал, создавая изрядный шум, насос. Но я все равно слышал крик моей дочери.

И вдруг он прекратился. Аманда замолкла.

Я глянул на оператора, на сестру. На лицах у них застыл ужас. Нам всем пришла в голову одна и та же мысль – случилось что-то страшное. Сердце затрепетало у меня в груди. Оператор торопливо выключил насос, и мы бросились к Аманде.

Она лежала на доске, все еще пристегнутая, дышала тяжело, но, похоже, чувствовала себя лучше. Кожа ее уже значительно посветлела, став розовой, местами на ней появились участки нормального цвета. Сыпь исчезала прямо у нас на глазах.

Мы вернулись в палату, однако отпустить Аманду домой врачи не решались. Они все еще подозревали, что у нее опухоль или непорядок с кишечником, и хотели понаблюдать ее в больнице. Между тем сыпь проходила и час спустя исчезла совсем.

Никто не мог понять, что произошло, врачи пребывали в растерянности. Аманда же с жадностью высосала бутылочку детского питания и заснула у меня на руках.

Спустя некоторое время врачи объявили об очередной победе современной медицины и разрешили нам ехать домой. Аманда всю дорогу крепко спала. Когда я нес ее от машины к дому, небо было уже совсем светлым.

День третий: 6.07

В доме было тихо, дети еще спали. Джулию я обнаружил в столовой, она стояла и смотрела на задний двор. Я сказал:

– Мы вернулись.

Джулия повернулась ко мне:

– Ну как, с ней уже все в порядке?

Я протянул ей ребенка:

– Кажется, да.

– Слава богу, – сказала Джулия. – Я так волновалась. Впрочем, к Аманде жена не приблизилась и не коснулась ее.

– Я ужасно себя чувствую. Всю ночь не могла заснуть. Взгляд ее скользнул по моему лицу и ушел в сторону. Вид у Джулии был виноватый.

– Хочешь ее подержать?

– Я, э-э… – Джулия покачала головой. – Не сейчас. Мне надо проверить разбрызгиватели. По-моему, они выливают на розы слишком много воды.

Я смотрел, как Джулия выходит на задний двор, как стоит, рассматривая разбрызгиватели. Она обернулась, взглянула на меня, потом сделала вид, будто проверяет висевший на стене таймер. Я не понимал, что там проверять. Садовники отрегулировали таймер разбрызгивателей всего лишь на прошлой неделе.

На руках у меня зашевелилась Аманда. Я отнес ее в детскую, поменял подгузник и уложил в кровать.

Когда я вернулся, Джулия на кухне разговаривала по сотовому телефону. Это была еще одна из ее новых привычек. Домашним телефоном она больше не пользовалась. Я как-то спросил у нее почему. Она ответила, что ей приходится делать много междугородных звонков, а компания оплачивает счета за сотовую связь.

Я замедлил шаг и услышал, как она говорит:

– Да, черт возьми, конечно, сделала, но теперь нужно быть осторожнее… – Тут она подняла взгляд и увидела меня. Тон ее изменился: – Хорошо, э-э… послушай, Кэрол, я думаю, мы сможем все уладить, надо только позвонить во Франкфурт. Пошли следом факс и дай мне знать, что они ответят. Она щелкнула крышкой телефона. Я вошел в кухню.

– Джек, мне ужасно не хочется уходить, не повидав детей, но на работе опять произошла какая-то заваруха.

Я взглянул на часы: пятнадцать минут седьмого.

– Хорошо. Конечно.

– Спасибо. Я тебе позвоню попозже. И она ушла.

От усталости у меня путались мысли. Аманда по-прежнему спала, и, если повезет, она проспит еще несколько часов. В половине седьмого пришла наша домработница Мария. Дети позавтракали, и я повез их в школу, изо всех сил стараясь не заснуть. Эрик сидел на переднем сиденье рядом со мной и отчаянно зевал.

– Ты что-то сонный сегодня.

– Да меня эти парни все время будили, – сказал он.

– Какие парни?

– Ну, которые приходили к нам ночью. Пропылесосили все. И привидение в пылесос засосали.

На заднем сиденье фыркнула Николь:

– Привидение…

– Думаю, тебе это приснилось, – сказал я.

В последнее время Эрика одолевали ночные кошмары. Я был совершенно уверен, что виновата в этом Николь, позволявшая брату смотреть вместе с ней фильмы ужасов.

– Не, пап, не приснилось, – ответил Эрик и снова зевнул. – Парни к нам точно приходили. Целая куча.

– А что за привидение?

– Ну, привидение. Серебристое такое. И без лица.

Мы уже подъехали к школе. Ребятишки выгрузились из машины, волоча за собой рюкзаки. Я поехал домой, надеясь, что удастся поспать хоть пару часов. Больше я ни о чем думать не мог.

Мария разбудила меня около одиннадцати:

– Мистер Форман! Мистер Форман! Взгляните на малышку, мистер Форман. Она вся…

Я тут же проснулся.

– Что с ней?

– Вы сами взгляните, мистер Форман.

Я выполз из постели и поплелся в детскую. Аманда стояла в кроватке, подпрыгивая и радостно улыбаясь. Все было бы нормально, но только тело ее приобрело однородный лиловато-синий оттенок.

– О господи! – вырвалось у меня.

Я подошел к Аманде, она залопотала что-то и потянулась ко мне ручонками, показывая, что я должен взять ее на руки.

Я так и сделал. Похоже, чувствовала она себя хорошо – тут же вцепилась мне в волосы и попыталась стянуть с носа очки. Я ощутил облегчение – даже при том, что все ее тело выглядело как один большой синяк.

Одной рукой я набрал номер врача из больницы «скорой помощи». Я уже научился почти все делать одной рукой. Трубку врач снял сразу, и голос у него был удивленный.

– О, – сказал он, – а я как раз собирался вам звонить. Как себя чувствует ваша дочь?

– Ну, чувствует-то она себя вроде бы хорошо, – сказал я, опуская Аманду в кроватку. – Вот только…

– У нее случайно синяки не появились?

– Да, – ответил я. – На самом деле появились. Я потому и звоню.