Мертвые возвращаются?..

— Не собираешься? — спросил он.

— Нет, мне здесь нравится.

Силуэт слегка шевельнулся — Раф кивнул:

— Хорошо.

В следующее мгновение — к полнейшему моему изумлению — он поднял руку и провел пальцами по моей щеке. Лунный свет выхватил краешек улыбки.

Одно из окон гостиной распахнулось, и из него высунулась голова Джастина.

— Над чем вы там смеетесь?

Рука Рафа упала.

— Ни над чем, — дуэтом откликнулись мы.

— Будете сидеть на холоде, простудите уши. Давайте-ка сюда — посмотрите, что мы тут нашли.

Как оказалось, старый фотоальбом. В нем было представлено семейство Марч, предки Дэниела, начиная с 1860-х годов. Дамы в жутких давящих корсетах, мужчины в котелках, все с застывшими печальными лицами. Я втиснулась на диван рядом с Дэниелом и в какой-то момент даже испугалась, как бы он не почувствовал микрофон и батарейки, но потом вспомнила — они на другом боку. Раф уселся на подлокотник с другой стороны от меня, а Джастин скрылся в кухне и принес высокие стаканы с глинтвейном, заботливо обернув их толстой мягкой салфеткой, чтобы мы не обожгли пальцы.

— Тебе надо беречься, — предупредил он меня. — Бегаешь по улице в такую холодину…

— Посмотрите, в чем они ходили, — сказала Эбби. Альбом был в потертом перелете из коричневой кожи и в раскрытом виде едва помещался на ее и Дэниела коленях. Фотографии, державшиеся в маленьких бумажных уголках, потемнели по краям. — Хочу такую вот шляпку. Я прямо-таки влюбилась в нее.

Шляпка, о которой шла речь, скорее напоминала архитектурное сооружение и красовалась на голове крупной дамы с мощным бюстом и рыбьим взглядом.

— А это, случайно, не абажур из столовой? — спросила я. — Я его сниму для тебя, если пообещаешь, что наденешь завтра в колледж.

— Господи. — Джастин взобрался на второй подлокотник и заглянул в альбом через плечо Эбби. — Они тут все словно горем убитые. Это что, депрессия? Ты, Дэниел, совершенно на них не похож.

— И слава Богу. — Раф подул на глинтвейн и положил свободную руку мне на плечо — похоже, простил за те страдания, которые я — или Лекси — им причинила. — Никогда таких пучеглазых не встречал. Может, у них проблемы со щитовидкой, отсюда и депрессия.

— Вообще-то и пучеглазие, и хмурое выражение лиц — характерная особенность всех фотографий того периода, — пояснил Дэниел. — Возможно, все дело в долгой экспозиции. Фотокамеры той эпохи…

Раф вцепился в мое плечо, изображая приступ нарколепсии, Джастин шумно зевнул, а мы с Эбби заткнули уши и запели.

— Ладно-ладно, — улыбнулся Дэниел. Впервые оказавшись так близко, я ощущала исходящие от него запахи кедра и чистой шерсти. — Я всего лишь защищаю своих предков. Так или иначе, но хотя бы на одного из них я похож. Где же он… а, вот этот.

Судя по одежде, снимок был сделан лет сто назад. Молодой человек на фотографии выглядел моложе Дэниела — лет двадцать, не больше — и стоял на ступеньках Уайтторн-Хауса. Кстати, сам дом также выглядел гораздо моложе и свежее. По стенам еще не вился плющ, дверь и перила сияли новой краской, каменные ступени, без единой щербинки, блестели чистотой. Сходство, несомненно, присутствовало — у юноши на снимке такая же квадратная челюсть, твердый рот и широкий лоб, хотя на вид он был поплотнее из-за зачесанных назад темных волос. Однако на перила он опирался с ленивой грацией охотника, чего абсолютно не было у Дэниела, а в широко посаженных глазах ощущалось что-то тревожное, неспокойное и опасное.

— Ух ты! — воскликнула я. Пронесенное через столетие сходство будоражило; не будь у меня Лекси, я, наверное, позавидовала бы Дэниелу. — Вы с ним прямо как близнецы.

— Только этот не очень-то смахивает на счастливчика, — добавила Эбби.

— Посмотрите на дом, — негромко заметил Джастин. — Разве он не прекрасен?

— Точно. — Дэниел улыбнулся. — Прекрасен.

Эбби подцепила ногтем фотографию и вытащила из уголков. На обратной стороне кто-то оставил авторучкой с бледными чернилами надпись: «Уильям, май 1914».

— Перед Первой мировой войной, — прошептала я. — Может, он погиб там.

— Вообще-то, — пробормотал Дэниел, забирая у Эбби снимок и внимательно его рассматривая, — не погиб. Если это тот самый Уильям — хотя, может быть, и не он, в нашей семье имена часто повторялись, — то я о нем слышал. Отец и тети частенько его вспоминали, когда я был маленьким. Если не ошибаюсь, он мой двоюродный прадед. Уильям считался в семье… не то чтобы паршивой овцой… скорее он наш семейный скелет в шкафу.

— Сходство вполне очевидное, — заметил Раф и тут же ойкнул — Эбби шлепнула его по руке.

— Он воевал, — продолжал Дэниел, — но вернулся домой, хотя и с каким-то недомоганием. В детали никто не вдавался, хотя, по-моему, недомогание было скорее психологического свойства, нежели физического. Был какой-то скандал — подробностей не помню, все быстро замяли, — и его отправили в санаторий, как в те времена называли психбольницы.

— Может, у него был бурный роман с Уилфредом Оуэном, — вмешался Джастин. — В траншеях.

Раф демонстративно вздохнул.

— Насколько я могу судить, речь скорее шла о попытке самоубийства, — сказал Дэниел. — Выйдя из лечебницы, он эмигрировал и дожил до весьма преклонного возраста — умер уже на моей памяти. Впрочем, он не из тех, кого хочется вспоминать. И ты права, Эбби, счастливчиком я бы его не назвал.

Дэниел сунул фотографию на место и, прежде чем перевернуть страницу, нежно провел по ней ладонью.

Глинтвейн был горячий, сладкий и пахучий — кусочки лимона Джастин нашпиговал гвоздикой. Дэниел листал страницы, и передо мной мелькали усы размером с кошку, женщины в кружевах, гуляющие по цветущему саду («Господи, вот какой он на самом деле», — выдохнула Эбби), длинные фалды фраков и обвисшие плечи. Кое-кто из мужчин напоминал сложением Дэниела и Уильяма — высокие и плотные, — но большинство были низкорослые, щуплые, словно составленные из углов и прямых линий, выдвинутых подбородков, длинных носов и острых локтей.

— Какая прелесть, — сказала я. — Где вы его нашли?

Внезапная тишина.

«Ох, — подумала я. — Ох-ох. Это надо же так проколоться, именно сейчас, когда я только-только начала входить в роль…»

— Это ты его нашла. — Джастин опустил стакан на колено. — Наверху. В свободной комнате. Неужели не…

Предложение осталось незаконченным. Никто не продолжил.

«Никогда, — наставлял Фрэнк, — что бы ни случилось, никогда не иди на попятную. Облажалась, вали все на кому, предменструальный синдром, полнолуние — все, что угодно: главное, стой на своем».

— Нет. Если б видела раньше, вспомнила бы.

Все смотрели на меня. Глаза Дэниела были рядом — напряженные, пристальные, огромные за стеклами очков. Я знала, что побледнела, и он наверняка это заметил.

Считал, что ты живой до больницы не доехала. У него даже была такая завернутая теория, что, мол, легавые объявили тебя живой, чтобы морочить людям головы.

— Ты его нашла, Лекси, — негромко сказала Эбби, наклоняясь, чтобы видеть меня. — Вы с Джастином рылись в хламе после обеда, и ты откопала альбом. Это было в тот вечер…

Она невнятно махнула рукой и бросила торопливый взгляд на Дэниела.

— Да, за несколько часов до инцидента, — сказал он. Странная дрожь пробежала по его телу, что-то вроде непроизвольной и подавленной волевым усилием судороги. Впрочем, не исключено, что мне показалось, поскольку в данный момент я прилагала все усилия к тому, чтобы скрыть нахлынувшее облегчение. — Не удивительно, что ты не помнишь.

— Ладно, — добавил Раф чуточку громче, чем требовала ситуация, — проехали.

— Черт знает что. — Я покачала головой. — Чувствую себя полной идиоткой. Ладно бы какие-то гадости вылетели из головы, а то теперь буду гадать, что еще забыла. А если я купила выигрышный лотерейный билет и куда-то его убрала?

— Ш-ш-ш! — Дэниел улыбался мне своей невероятной улыбкой. — Не бери в голову. Мы и сами совершенно забыли про альбом. Только сегодня вспомнили. И впервые заглянули. — Он взял мою руку и бережно разогнул пальцы — я даже не заметила, как сжала их в кулак. — Как хорошо, что ты его нашла. История у дома такая, что на всю деревню хватит. Не хотелось бы, чтобы она затерялась. Посмотри — вишневые деревья, только что посаженные.